Дыхание любви (СИ) - Трейн Рина

Я даже поцеловать ее не успел, как джинния выплыла из моих рук, бросившись к своей сумке, а потом вручила подарок мне — роскошный мужской браслет из кожи и золота.

— Спасибо, родная. — Со всей благодарностью, я сжал ее в объятиях и все-таки получил долгожданный поцелуй. Удивительно, но с Нью-Йорка на них у нас вообще времени не было.

В главном доме стаи собралось немало гостей. Все хотели поприветствовать нового члена и заодно проверить, как же справился Альфа с такой тяжелой задачей, как подготовка к Рождеству. А справился он превосходно, переложив все эти дела на окружающих и одну особенно педантичную волчицу-джиннию. И вот благодаря ей, все стало идеально. Стол буквально ломился от угощений на любой вкус и цвет, а такой красоты стая не видела давно. Больше всех радовались дети, когда торжественно зажигались гирлянды в зале с великолепной, большой, пушистой елкой. Но я лишь представлял, как будет возмущаться Кэрри, когда утром рядом с деревом обнаружится бардак из чертовой кучи подарков.

И все прошло хорошо, мы отдыхали, пели песни и танцевали почти всю ночь. Кэрри даже спокойно перенесла то, что мы остались ночевать в клане, ведь ей никто не давал скучать, и расходиться не хотелось. А может дело было в том, что я просто утянул ее в какой-то момент за собой, чтобы вручить еще один подарок — праздничную веселую пижамку с ёжиком. И кстати, себе я купил похожую.

А утром… Утром действительно весь большой зал оказался завален подарками, которыми швырялись в остальных, пока искали свои. Даже возле нас к концу этого безумия было по целой куче, которые мы дружно открывали, рассевшись кто где мог, причем прямо в пижамах. Благодаря моей занозе у стаи получился уютный, домашний праздник для одной большой семьи. Но для меня самым ценным было, что Кэрри светилась от радости, украдкой смахивая слезы счастья. Ее приняли и относились как к родной.

Но как бы незаметно не пролетали праздничные дни, у меня был повод для волнения — первое обращение Кэрри. Я не знал, смогу ли пережить его и не сойти с ума. Потому что это больно, это сложно и непредсказуемо. И хоть я тихонько подготавливал Кэрри, сам готов не был, ведь она уже задала один не маловажный вопрос: сможет ли она управлять своими сущностями. Для меня вопрос же стоял даже не в управлении. Мне было важно, чтобы она меня понимала, не ушла и не решила остаться в волчьем облике. А такое с обращенными случалось часто. Но несмотря на то, что мне хотели помочь с некоторыми моментами, например, показать Кэрри как обращаться и возвращаться, и просто понаблюдать, чтобы все прошло гладко, я отказался. Мы должны были пройти этот путь вместе от и до. Я даже сам подготовил небольшой домик на территории стаи, чтобы нам никто не мешал и не смущал клубничку. На территории все равно кто-то остался следить за порядком, и чтобы наша джинния не убежала, но, по крайней мере, в доме в назначенный час мы оказались одни.

— Сними всю одежду. — У меня в горле как будто пересохло, но я ободряюще погладил Кэрри по щекам. Не только из-за непрекращающегося волнения, но и из-за того, что все еще держался от ванильки на расстоянии, а это первый раз, когда я ее увижу без одежды после Нью-Йорка.

Кэрри волновалась не меньше, но послушалась, потому что мы уже много раз обговаривали каждое действие, включая то, что она спокойно завернется в одеяло у камина на полу, чтобы не замерзать в последние минуты.

— Мне страшно. — Прошептала она, сев на колени.

— Мне тоже, любимая.

— Я это чувствую. — Ванилька зажмурилась. Каким-то чудом ее природный дар все еще оставался с ней, хотя Кэрри уже успела мне рассказать, что он не такой сильный, и теперь им легче управлять.

— Прости, ничего не могу с собой поделать.

— Это очень больно? — в сотый раз прозвучал вопрос, на который я устал отвечать.

Потому что больно и сильно, и никакие уверения, что к этому привыкаешь, забываешь, и что все проходит, тут не помогут. На это нужно время. А до этого остается только терпеть. Даже утешение, что я буду рядом, было не к месту, хотя Кэрри и так знала, что одна не останется.

Когда началось обращение, Кэрри вскрикнула от боли, а из любимых глаз брызнули слезы, но я ничем не мог помочь, хотя мое сердце разрывалось. Эта тупая безысходность убивала. С каждой секундой, с каждой слезинкой, я как будто умирал, но мог только смотреть, как ее буквально выкручивает, и шептать, чтобы потерпела. И пошевелиться смог тогда, когда передо мной встала, опустив голову и жалобно поскуливая, белая волчица, чья шерстка слегка отдавала золотом. А после Кэрри сразу легла, свернувшись комочком и скулить не переставала. Опустившись перед ней на колени, я без устали повторял, какая она умница и красавица, и как я сильно ей горжусь и люблю. И все гладил, и гладил мягкий нежный мех, не зная, понимает ли золотце меня и ответит ли хоть как-то.

Спустя мучительно долгие минуты, за которые я действительно чуть не сошел с ума, волчица затихла и подняла голову, садясь, но ничего понять по мордочке мне не удавалось. А я, на минуточку, с волками всю свою жизнь и прекрасно разбираюсь в их мимике.

— Хорошая моя, — я зарылся лицом в теплую шею. Волчица извернулась и лизнула меня в нос, а мне стало гораздо легче. — Тебе лучше? Пойдем гулять? — лапкой Кэрри тронула мое колено, а потом и вовсе встала, таким образом отвечая на вопрос.

Большего не требовалось. Быстро раздевшись, я вместе с волчицей подошел к двери и выпустил ее на улицу, оставив кое-что очень важное на крыльце, чтобы в следующий момент обратиться самому.

Сначала робко, почти как ребенок, белая волчица ступала по земле, но каждый шаг становился все более уверенным. Кэрри начала осознавать эту свободу волков, как будто с нее сняли оковы. И я шел рядом до тех пор, пока она не освоилась, а после вышел вперед, зовя за собой. Я хотел показать ей все любимые места в густых зарослях территории клана, порезвиться в снегу под лунным светом, и жалел только о том, что эта ночь закончится.

Наша прогулка удалась на славу, но ближе к рассвету, когда наступила пора возвращаться домой, случилось то, чего я боялся. Белая волчица остановилась и не двигалась с места. Кэрри не хотела снова проходить через боль обращения. Я по глазам видел, как ей не хочется расставаться со свободой, но это меня не устраивало. Я ни за что не отпущу своего ёжика. К тому же, у меня был план на именно такой случай. И я пошел ва-банк, вернув себе человеческий облик прямо на улице и встав перед ней на колени. В моих руках была маленькая коробочка, которую я протянул своей любимой.

— Золотце, я знаю, что все это сложно и больно, но прошу, вернись. — Волчица попятилась назад, а я на коленях прополз по земле вперед и раскрыл футляр с кольцом от рождественского гарнитура. — Ты нужна мне. Больше всего на свете, золотце, мне нужна ты. Мне нужна наша семья, только вернись со мной.

Наверно, я единственный мужчина, который делал предложение волчице, не будучи уверенным в том, что она понимает смысл сказанных фраз. К тому же перед ней стоял крайне сложный выбор: целый мир за спиной без трудностей и обязательств, абсолютная свобода или какой-то там я.

Но моя идеальная девочка почти не колебалась, шагая навстречу.

— Беги скорее в дом, — благодарно обнимая Кэрри всего одно мгновение, прошептал я, заметив, что луна почти зашла, а нас ждет второй раунд полный боли и слез.

Превращение настигло Кэрри сразу за порогом. Я еле успел захлопнуть за нами дверь и подставить руки, чтобы не дать моей любимой джиннии, содрогающейся от слез, упасть на пол. Кэрри плакала и не переставала повторять, что ей очень больно, а я нес какую-то ненужную чушь, что так бывает только в первый раз. И продолжал говорить, даже когда уложил на кровать, помогая одеться и залезть под одеяло, чтобы не заболела. А главное, чтобы чувствовала заботу и искренность моих намерений. Кольцо, так и быть, на пальчик надену попозже. Вообще все потом. Ванилька на первом месте.

Девушка долго не могла успокоиться и расслабиться, но потом все же уснула на кровати в моих руках. А вместе с ней расслабился и я. Даже смог поспать немного, но потом все равно проснулся и обеспокоено наблюдал за спящим ёжиком.