Лекции об искусстве - Джон Рескин

— не случайное явление природы; она — верный характерный признак всех больших расстояний. Было бы грубой ошибкой думать, что слегка намеченные или расплывающиеся линии характерны для отдаленных больших предметов; они могут быть характерны только тогда, когда, как указано выше (От. II, гл. IV, § 4), фокус глаза не применен к ним, но когда глаз прямо устремлен в даль, расплывающиеся линии могут служить лишь признаком того, что между нами и предметом находится густой туман, а не того, что предмет удален от нас. Если предмет характерен по своим контурам, как, например, дерево или мшистый камень, то чем более он удален от нас, тем резче контуры целой массы, хотя при этом частные подробности могут перепутаться, как показано в той же главе. Дерево, стоящее в пятидесяти ярдах от нас, как масса, имеет мягкие контуры, потому что листья и пересечения производят известное действие на глаз, но поместите это дерево в пятидесяти милях расстояния, и его контуры окажутся столь резкими, что вы не в состоянии будете отличить его от скалы. То же бывает и с горами: в пяти-шести милях расстояния и вереск, и кустарник и неровности шероховатой почвы, и камень — все это еще производит известное действие на глаз и, перепутываясь и сливаясь, смягчает контуры, как описано выше. Но отодвиньте гору на сорок миль, и вы получите контуры острые как нож. Отодвиньте ее на семьдесят-восемьдесят миль, как в данном случае Альпы, и хотя масса ее становится легче и прозрачнее утреннего тумана, ее контуры прямо неподражаемы по своей необыкновенной остроте. Таким образом, характернейшей чертой крайней дали является всегда необычайная резкость краев. Если вы смягчите контуры, вы либо поместите туман между собой и предметом и уменьшите ваше расстояние, потому что сквозь туман нельзя видеть так же далеко, как сквозь чистый воздух, либо, если вы сохраните впечатление чистого воздуха, вы придвинете предмет близко к зрителю, уменьшите соответственно размеры предмета, а если воздушные цвета, чрезвычайная синева, и т. д. будут сохранены, вы изобразите невозможное.

Возьмите изображение дали у Клода на правой стороне картины, отмеченной № 244 в Дёльвичской галерее [74]. Она столь чистого голубого цвета, какой только когда-нибудь сходил с палитры густым слоем краски. Вы не можете видеть сквозь нее; в ней нет и следов прозрачности или легкости, края в ней мягки и тупы. Таким образом, если имелись в виду близкие горы, эта синева невозможна и невозможно отсутствие деталей в чистой атмосфере, которая разлита по всей картине; если же имелась в виду крайняя даль, то невозможны тупые края и отсутствие прозрачности. Я не знаю ни одного изображения дали у художников итальянской школы, к которым не было бы вполне применимо это же замечание, за исключением одного-двух произведений Никола Пуссена. При каком угодно предположении, они вводят, по крайней мере, две невероятности.

Мне едва ли нужно упоминать еще о каком-нибудь произведении Тернера, потому что в каждом его изображении дали образцово переданы все эти факты. Посмотрите на последнюю виньетку Farewell, в Роджерсовой «Италии»; обратите внимание на необыкновенную остроту всех краев, которые почти переходят в линии на далеком расстоянии; между тем на переднем плане вы едва найдете хоть один решительно выраженный край. Посмотрите на отдаленные горы в иллюстрациях к Скотту: Dunstaffnage, Glencoe и Loch Achray. В последней левая сторона Ben Venue действительно выражена темной линией. Манера Тернера изображать эти места ясно видна во всех его рисунках; мы не часто встречаем в его законченных произведениях смелые штрихи влажной краски, но в этих отдаленных расстояниях (что мы уже раньше видели в его тенях) все эффекты переданы штрихами самого влажного бледного цвета; бумага, вероятно, повертывалась вверх ногами, так что самый плотный край мог оставаться у вершины горы по мере того, как высыхала краска. В Битве при Маренго этот принцип проведен еще дальше: для изображения крайнего отдаления даны только резкие контуры, тогда как все другие горы в картине темнее всего у краев. Эта гравюра, хотя она выполнена грубо, принадлежит к прекраснейшим иллюстрациям характера гор и их грандиозности.

Таковы главные характерные черты высочайших остроконечных вершин и всех гор на далеких расстояниях, если рассматривать только скалы сами по себе и воздушные явления, специально относящиеся к ним.

§ 19. Эффекты снега, недостаточно тщательное изучение их

Но необходимо рассмотреть еще один вопрос, именно — изменение их форм в зависимости от лежащего на них снега.

Изображения горного пейзажа почти столь же обычны, как и изображения лунного света, и обыкновенно исполняются тем же разрядом художников, т. е. самыми неспособными; нет ничего легче, как изобразить луну в виде белой облатки на черном фоне или нацарапать белые рога на облачном небе. И несмотря на это, среди произведений фламандской школы можно найти лишь несколько ценных изображений зимы и лишь несколько искусных образцов эффекта — среди произведений современных художников, как например, Hunt’a и де-Уайнта. Но все такие попытки кончаются только эффектом. Я никогда не видал ни одного рисунка снегового венка, сделанного я не говорю уже совершенно, но хотя бы прилично[75].

Я сомневаюсь, можно ли в области неорганической природы найти предмет более совершенный по красоте, чем свежий, глубокий сугроб снега, созерцаемый при теплом свете[76]. Его изгибы полны непостижимого совершенства и изменчивости; его поверхность отличается такой же изысканностью, как и его прозрачность; его свет и тени неисчерпаемы по своему разнообразию, неподражаемы по своей законченности: тени резко выражены, бледны, воздушного цвета; отражаемый свет, яркий и обильный, встречается с потоками льющегося света. Рука смертного не в силах даже приблизительно передать величия и красоты этого снега, но при тщательном старании и умении можно, по крайней мере, хоть намеком дать понятие о высокой ценности его форм, о природе его света и теней, и никто не пытался этого сделать; это доступно только художникам высшего разряда, и в обычном пейзаже снег заключает в себе что-то такое, чего подобные люди не любят. Но когда те же свойства проявляются в грандиозном альпийском масштабе и в таком положении, что не мешают проявлению жизни, тогда я не понимаю, почему ими пренебрегают, как это