Один день ясного неба - Леони Росс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Секреты — уж не их ли смрад она учуяла?
Наших сыновей, выдохнула толпа. Наших дочерей. Этого нельзя допустить! Идем, мы все поплывем на Мертвые острова! Мы спасем их! Кто-нибудь! Сделайте же что-нибудь!
— Боги, боги, смилостивитесь! — простонала женщина рядом с ней.
Заплакали дети.
Айо растолкал охранников и вышел вперед, ведя за собой Ха. Лео передал ему микрофон.
— Попишо! Не плачьте! Нас здесь много!
Анис заморгала.
Так и есть: все словно прозрели и увидели.
Она шире раскрыла глаза.
Третий мужчина в группе неподалеку. И торговка выпечкой. И еще одна женщина с двумя штуками отличного дукуйайского полотна. Маленький мальчик рядом с ней испуганно глядел на него и тонул в широкой, как река, улыбке. Одного взгляда на зрителей было достаточно, чтобы понять траву, и покой, и эту землю.
Смутьян, высокий, сумрачный. Как же она не распознала в его мрачном взгляде неприкаянного?
Все неприкаянные прятали наготу под крадеными синими спецовками рабочих игрушечной фабрики, их губы шевелились.
Она схватилась за стену здания, ей показалось, что она сейчас потеряет сознание.
Но где же Завьер?
Неприкаянные запели, но она раньше никогда не слышала эту песню. Они пели на мертвом языке своих предков, который оставался живым в их глотках, утраченный, но вновь обретенный язык, теперь струившийся с их губ. Они пели, и песня разрезала сгустившийся воздух. И на лицах певцов она читала мучительное сострадание и печаль.
Неприкаянные молились за них всех. Небо покраснело. Его с треском разрывали огромные всполохи золотых электрических разрядов.
Интиасар изрыгал проклятья.
— Все в укрытие! — заорал Айо.
Анис побежала, стараясь не упасть, стюарды с грохотом распахивали двери театра, мужчины и женщины на бегу сметали турникеты. Она видела, как люди увлекали за собой неприкаянных в здания и магазины, в свои дома и церкви, рестораны и бары. Все стремились куда-нибудь спрятаться, чтобы укрыться от ревущего жестокого ливня. Держась за руки.
Она бежала, и дождевые капли обжигали ее кожу сквозь платье.
И, казалось, этот сладкий ураган, налетевший с другого конца земли, пришел за ними.
33
Завьер поставил чайный поднос и взял насекомое. Вытряхнул из сумки зеленую записную книжечку и два зеленых карандаша.
Он опустился на пол, лег на живот, как маленький мальчик, и вытянулся в полный рост, положив рядом с головой записную книжку, мотылька и карандаши. С помощью карандаша он стал возить мотылька по записной книжке, щупая грифелем его тельце.
Это был мотылек-паромщик. Раньше он их никогда не видел, но много слышал. Их часто путали с бабочками. Ярко-зеленые крылышки в белых пятнах с золотой кромкой, с темным, как стручок ванили, тельцем.
Теперь, узнав, что призрак Найи никогда его не искал, впору было задуматься: что же он собой представляет?
Он знает свое дело. Резать, варить, растить цветы и кормить цыплят, наблюдать за посетителями ресторана, глядеть на их лица. Он умеет указывать: передвинь, отполируй, расставь, сделай лучше. Он знает, какую выбрать полку для кухни и как расположить ее под нужным углом, чтобы с нее не свалился свежеиспеченный кокосовый кекс, а его аромат в нужный момент ударил в нос посетителям. Или сколько жира из печени трески добавлять в корм курам-несушкам. Он умеет распознавать первый спелый кабачок в сезоне, умеет нарезать его, обмакнуть в горячее оливковое масло и добавить девять зернышек перца чили — ровно столько и не больше. Он как-то прибежал, возбужденный, к Найе: «Попробуй! Ты только попробуй!» А она: «Завьер, я не хочу…» — и он тогда…
Он обиделся и долго дулся.
Пока она не взяла его жаренные кабачки, поела и сказала, что ей вкусно.
Он знает, как воевать в доме. Он потрогал легкие крылышки. Зеленые чешуйки осыпались на его пальцы. На языке мотылек будет горьким, а потом от него занемеет глотка. Вкус таких качественных мотыльков под стать их расцветке. Ядовито-зеленого оттенка, оставляет на губе грязное коричневое пятно, как тот, которого он выкинул.
Он стал трясущимися пальцами листать книжку и ставить галочки. Смотрите, смотрите: вот что он умеет, вот что он знает. Он запомнил, что надо сажать семена по два сразу, а не по одному, чтобы компенсировать пустоцветы. Научился ловить мангуста, чтобы Му не пришлось потом отлавливать всех подряд. Знает, сколько соли бросить в кипящую воду, чтобы сохранить цвет овощей, потому что это есть в списке, это надо будет сделать. Он знает особенности своих плит, они как старые дамы, низкие и горячие, кроме той, что слева, самой последней, которая в дождливые дни нагревается не пойми как. Знает, что надо добавлять перец чили в блюда с шоколадом. Он знает, как болят руки после работы, с каким хрустом сгибаются локти. Знает, что нельзя вводить посетителя в заблуждение, когда рассказываешь ему о приготовленном блюде. Грибы — это грибы, а мясо — это мясо. В очень редких случаях посетитель ожидает получить что-то определенное, и когда ему приносят совсем другое, он рад замене. Об этом ему говорила Дез’ре.
Он знал, что больше никогда не встретит такую, как она.
Последней записью в книжке было описание бартерной сделки, заключенной на прошлой неделе: мас’ Преке предложил ежедневно приносить ему двух упитанных голубей в обмен на бочонок сиропа из малайских яблочек, который варила Му.
За окнами раскатисто гремел гром; он подполз поближе к мотыльку и свернулся вокруг него калачиком.
Он знает, как записать рецепт.
Все же Найя к нему не пришла.
Кто же он такой, если не мужчина, который только и может, что горделиво расправлять плечи, чтобы показать себя — с помощью женщины? Принося себя в жертву.
Найя любила что-нибудь написать в его записной книжке, потому что это был лучший способ привлечь к себе внимание: осквернять его священные тексты, усмехалась она, вычеркивая важный ингредиент рецепта или нужный ему рисунок. Она называла свои каракули в его записной книжке стихотворениями, с чем он не мог согласиться не потому, что лучше ее разбирался в стихах, но потому, что знал, какие поэтические тексты она обычно писала. Он не всегда их понимал, особенно в юности, но всегда ценил за дерзость, за радостный тон. И за ироничное остроумие.
Ее каракули были способом умереть.
Он стал громко декламировать ее
