Жертвы обстоятельств - Софья Ролдугина

Я низко опустила голову, разглядывая в кружке всплывшие чаинки. К лицу кровь прилила — стало жарко. Наверняка щеки горели. Последний глоток был торопливым, и вместе с чаем я подцепила и одну из этих дурацких чаинок и теперь перекатывала ее во рту — шершавую, безвкусную, похожую на маленький скученный кусочек бумаги.

Взгляд со стороны — страшная штука. Иногда сшибает, как мешком по голове.

«Сильная. И как же теперь соответствовать?

— А потом? — спросила я, чтобы не молчать.

— А что потом, — рассеянно почесал светлую бровь Мейер. — Потом все было хорошо. Я очнулся на песке, магии не чувствовал — ну, последствия слишком близкого общения с князем. Мы с вами говорили, наверное. Не помню, о чем, но у меня после этого словно новая цель в жизни появилась. Я себя таким свободным почувствовал, таким смелым… Вот так. Северный князь отвел меня в странное место, где было несколько кланников. Он поговорил с ними. Так я и попал в Пепельный клан, — развел он руками, улыбаясь чуть виновато, словно быть частью клана Пепла времени было неприлично, но модно. — Магия со временем восстановилась, а еще появилась жажда деятельности… Ну, сначала меня, конечно, к серьезным проектам не допускали, а потом я уже стал приносить настоящую пользу. И знаете, Найта, что удивительно? Эти кланники ни разу не посмотрели на меня, словно на второсортное существо, отработанный материал, как в Ордене делали.

Я невольно улыбнулась.

— Думаю, это заслуга Тантаэ, — Пепельный князь никак не изменился в лице, но я почувствовала, что он был польщен. — Если он даже Ксиля может одним своим присутствием заставить вести себя прилично…

Это сошло за шутку, и все мы вежливо посмеялись. Ну, по правде сказать, Тантаэ только улыбнулся, но все равно было весело. А я вдруг задумалась о том, что Пепельный князь действительно в любое явление вносил элемент стабильности. Он был такой серьезный, мудрый — надежный. В отличие от других шакаи-ар, того же Ксиля, например, на Тантаэ всегда можно было положиться.

— Право, Найта, вы меня смущаете подобными комплиментами, — с легкой иронией заметил Тантаэ, и я запоздало вспомнила, что рядом, вообще-то, есть телепаты, а мои последние мысли звучали слишком «громко». — И зря вы недооцениваете Ксиля. Сейчас он, конечно, похож больше на подростка, но лишь потому, что таким вы подсознательно желаете его видеть. А вы видели когда-нибудь, как Максимилиан ведет себя с детьми? — вдруг спросил меня Тантаэ, и я даже вздрогнула от неожиданности. — Понаблюдайте, если выдастся такая возможность. Думаю, это будет интересным опытом.

Губы почему-то резко пересохли. Я, будто вживую, увидела, как у Максимилиана, такого же юного и прекрасного, как сейчас, сидит на коленях маленькая светловолосая девочка лет четырех. У нее синие-синие глаза… и она несмело водит пальцем по строчкам в книге, а Ксиль с необычайно сосредоточенным лицом нараспев читает вслух…

Ириано сорванной пружиной вскочил на ноги и с такой силой ударил ладонями по столу, что чай из кружек расплескался, и на скатерти расплылись некрасивые желтые пятна.

— Не смей… — прошипел он, как гадюка, не отводя взгляда от Тантаэ. — Не смей разрушать еще одну жизнь! Ты сделал мою мать несчастной! С шакаи-ар могут жить только шакаи-ар!

— Ты заигрываешься, Ири, — холодно отозвался Тантаэ. Глаза у него потемнели. Имбирный запах в воздухе стал резче. — Это решать не тебе и не мне. А Эвис все-таки была счастлива. И ты сам — верное тому доказательство.

Лицо у Ириано стало страшное. У меня вдох застрял в горле, когда желтые, невыносимо яркие глаза впились взглядом в мои.

— Доказательство? Ты не прав. Ты не понимаешь, — каждое слово Ириано отдавалось пульсацией у меня под черепом. Мир словно сузился пронзительной желтизны и шипящего шепота. — Знаешь, что будет с твоими любимыми Найтой и Ксилем? Сначала — эйфория. А потом она пройдет, и захочется настоящего счастья. Но когда семья останется неполной и через сто, и через двести лет, твой замечательный Ксиль убедит Найту стать шакаи-ар, просто потому, что эгоизм и беспечность у нас в крови. А она поверит, что все будет хорошо, ведь это Максимилиан, ее единственный… Ты знаешь, что бывает с равейнами, отказавшимися от дара?

Меня словно окатило потоком ледяной воды. Конечности стали ватными, а горло сжало спазмом.

Я слушала — и верила. Знала, что это всего лишь гнев говорит за Ириано, что меня просто оглушило чужими чувствами… Но не могла ничего, абсолютно ничего сделать, чтобы выдавить из груди засевший там шипастый комок боли.

— Прекрати. Ты алогичен, — словно через стекло донесся голос Тантаэ. Рассудительный, надежный, спокойный Тантаэ. — Твои речи, Ири, это, как говорят люди, дешевая пропаганда. Громкие слова, за которыми не стоит ничего.

— Заткнись!

— Прекратите оба! — вдруг вскочила Айне, и я словно очнулась от забытья. Голос у пророчицы срывался, как будто она… плакала? — Что вы треплете здесь чужую судьбу? Да что б вы понимали!

Грохнул об пол упавший стул. Хлопнула дверь.

Я одним глотком допила остывший горький чай и выбежала за пророчицей.

Тут-то и сказалась разница в росте. Длинноногая Айне, размазывая по щекам слезы, пронеслась по лестницам и коридорам, как ураган. Я едва поспевала за ней.

— Айне, подожди! Я с тобой!

Но она, как будто нарочно, побежала еще быстрее.

К счастью, в минуту опасности или боли все мы стремимся домой. А «домом» для Айне на время стала комнатка в общежитии факультета некромантии.

Когда я, запыхавшись, влетела в нужный коридор, то обнаружила, что перед апартаментами пророчицы уже собралась небольшая, но очень громко галдящая толпа любопытных. А у самой двери стояли трое: донельзя растерянная Феникс, хмурый мужчина с белоснежными волосами до плеч, свитыми в тонкие жгуты… и Этна, стучащая по этой самой двери кулаком с криком:

— Открой дверь, твою мать! Что случилось-то? Открывай! Мы подруги или хрен знает кто?

— Что происходит? — тихо коснулась я плеча Феникс.

— Не знаю, — потерянно прошептала она и качнула головой. — Ну, с Айне что-то, да. Прибежала такая расстроенная, плачет. Выгнала нас из комнаты.

— Буря, а не девка, — качнул головой седой мужчина. — Всех повытолкала, дверь зачаровала — и ревет. Как бы всю комнату в слезах не утопила.

Я присмотрелась к нему. Темно-синие, в черноту, глаза, повадки бродяги, убранные в жгуты волосы… И еще — странное ощущение, как будто в малую оболочку уместили нечто огромное.

— Серго? — неуверенно наполовину вопросительно, наполовину утвердительно произнесла я. — Здравствуйте.