Леонардо да Винчи. Загадки гения - Чарльз Николл

Вот и все, что мы знаем о биографии женщины, которую Босси назвал «куртизанкой по имени Кремона». Она была женщиной в доме Джакомо или Якопо Альфеи в Милане. Леонардо рисовал с нее свою Леду. Она вошла в круг его помощников, и Леонардо включил ее в список тех, кто поедет с ним в Павию в 1509 году. На менее известном наброске из Виндзорской коллекции, возможно выполненном кем-то из учеников, мы видим молодую, частично обнаженную женщину, одной рукой прикрывающую правую грудь, а другой касающуюся или прикрывающую область гениталий. (Точно истолковать смысл рисунка затруднительно, поскольку он сливается с отдельным эскизом левой ноги женщины.) На этом же листе находятся анатомические эскизы 1508–1509 годов. Вполне возможно, что мы снова сталкиваемся с Кремоной.[829] Поговорим теперь о загадочной группе картин под общим названием «Обнаженная Джоконда». На них изображена полногрудая женщина в позе более или менее напоминающей «Мону Лизу». Ни одна из них не принадлежит кисти Леонардо. Однако одна из лучших, известная под названием «Мона Ванна» (Эрмитаж), считается написанной Салаи. По композиции она в точности напоминает шедевр Леонардо – то же кресло, та же лоджия, тот же вид на горы. Но лицо женщины и ее заплетенные в косы волосы гораздо ближе к «Леде». Картина, хранящаяся в Академии Каррара в Бергамо, в 1664 году в Милане была записана в каталог как портрет «женщины, считавшейся проституткой» (mulier creditur meretrix) работы Леонардо.[830]

Босси считал, что Леонардо имел сексуальные отношения с Кремоной. Художник столько написал, что просто обязан был «любить радости жизни». Примерно в это время Леонардо написал странное, туманное предложение о сексе: «Мужчина, желающий узнать, уступит ли женщина требованиям его похоти, и понявший, что она уступит и сама желает его, высказывает свою просьбу и выражает свое желание действием; и он не может узнать этого не признавшись, а признавшись, совокупляется».[831]

Confessando fotte – перевести эту фразу иначе просто невозможно. Единственный раз Леонардо использует в своих рукописях это слово. Его не следует воспринимать ни как непристойность, ни как простую словесную откровенность. Леонардо часто говорит о половом акте и везде использует иные выражения (usare con, fare il coito и т. п.). Использованное же здесь слово говорит о высшей степени эмоциональности. Возможно, сексуальное желание пробудило в художнике научное любопытство? Может быть, эта фраза автобиографична?

На листе с анатомическими эскизами 1510 года мы находим еще одно интересное замечание: «Акт соития и члены, применяемые при этом, настолько безобразны, что, если бы не красота лиц и всевозможные украшения участников и не их исступленное состояние, человеческий род скоро бы прекратился».[832] И снова выражения, использованные Леонардо, говорят нам о многом: красота и желание – в особенности желание, которое подавляется и сдерживается (frenata), – превосходит уродливость гетеросексуальной любви. Эти замечания придают большую достоверность исчезнувшим документам, упоминаемым Босси.

Задача биографа – быть скептиком, а не романтиком, но мне несложно представить себе, что пятидесятисемилетний Леонардо имел некие отношения с прекрасной юной проституткой, безмятежное лицо и пышное тело которой послужили моделью для его «Леды», а возможно, и для утраченной «Обнаженной Джоконды». Это предположение открывает для нас новую страницу в сексуальной жизни художника и опровергает предположение о том, что он был абсолютно гомосексуален. У Леонардо были отношения с женщинами. На большинстве его картин изображены женщины, и они окутаны дымкой физической близости. Отношения Леонардо с Джиневрой де Бенчи или Чечилией Галлерани или Лизой дель Джокондо – и с бесчисленными неизвестными нам женщинами и девушками, позировавшими ему для его Мадонн, – не могли не существовать. Они сохранились в его картинах. Каковы бы ни были предпочтения художника, маловероятно, чтобы этот «ученик опыта», стремившийся познать все, что только можно, отказал себе в сексуальном познании женщины. Упоминаемая Босси Кремона могла научить его гетеросексуальным «радостям», без которых понимание жизни не могло быть полным.

Медицинские школы

На листе с анатомическими рисунками Леонардо пишет: «In questa vernata del mille 510 credo spedire tutta la notomia» – «Этой весной 1510-го я собираюсь завершить все работы по анатомии».[833] По-видимому, эти слова были написаны в Павии, где Леонардо провел несколько месяцев, посещая лекции знаменитого анатома Маркантонио делла Торре. Вазари пишет об этом времени как о взаимно полезном партнерстве: «каждый помогал и принимал помощь другого». В записи о некой «libro dell’aque» Леонардо называет делла Торре «мессером Маркантонио».[834] Эта «книга о водах» может быть связана с диагностикой по моче – такой метод широко применялся в то время.

Маркантонио делла Торре было около тридцати лет. Он родился в Вероне. Его отец, Джироламо, был уважаемым профессором и работал в Падуе, где Маркантонио и начал свою карьеру. В 1509 году он перебрался в Павию, куда – по-видимому, ближе к концу года – прибыл Леонардо, чтобы учиться у него или вместе с ним в знаменитом старинном университете. С Павией у художника были связаны приятные воспоминания. Здесь он провел несколько дней в 1490 году вместе с Франческо ди Джорджо Мартини (в 1502 году Мартини умер). Они измеряли собор, восхищались великолепным конем, наблюдали за тем, как рабочие ремонтируют набережную реки Тичино.

Маркантонио, несомненно, отвел Леонардо в анатомическом театре самое почетное место. Пока помощники потрошили труп, а профессор показывал отдельные его части студентам, Леонардо быстро набрасывал эскизы. Среди учеников делла Торре был и юный Паоло Джиовио. То, что он написал об анатомической работе Леонардо, несомненно, было связано с личными воспоминаниями:

«Он предавался нечеловечески тяжелой и отвратительной работе в анатомических школах, рассекая трупы преступников, чтобы проследить пути природы и по расположению нервов и позвонков воспроизводить различные сгибы и напряжения членов. Он изобразил в таблицах каждую тончайшую частицу, не исключая мельчайших жилок и внутренней ткани костей, с величайшею точностью».

Вскрытия, проводимые в «медицинских школах», – вот что более всего занимало Леонардо в Павии. В 1508 году он написал, что выполнил «более десяти» вскрытий человеческого тела. Девятью годами позже в разговоре с кардиналом Луиджи Арагонским он упоминает уже о тридцати вскрытиях. Исходя из этого, можно сказать, что между 1508 и 1517 годами он вскрыл двадцать человеческих тел. Некоторые вскрытия могли происходить в «школах» Павии, некоторые – в Риме, где Леонардо работал «в больнице».

Большая часть работ делла Торре не дошла до наших дней, но в сохранившихся фрагментах мы находим яростные слова в адрес abbreviatori, то есть тех, кто просто описывает знания, полученные другими людьми, в удобочитаемой форме. Главной мишенью делла Торре был некто Мундинус (Мондино де Лиуцци), книга которого вышла в Павии в 1478 году. Леонардо пару раз цитирует этого автора в своих рукописях.[835] Делла Торре призывает вернуться к оригинальным работам Галена, которого Мундинус перефразировал. Написанное делла Торре перекликается с аналогичными высказываниями самого Леонардо. На полях листа, посвященного работе сердца, Леонардо записал: «Составь речь, необходимую для порицания ученых, препятствующих анатомии и сокращающих таковую». А на обороте того же листа он пишет: «Не сокращающими, но на забвение обрекающими должно именовать тех, кто сокращает такие творения, как эти». «Порицает» лжеученых Леонардо и на другом анатомическом листе:

«Сократители трудов наносят оскорбление знанию и любви, ибо любовь к какой-нибудь вещи есть младенец этого знания, и любовь тем пламеннее, чем достовернее знание, и эта достоверность рождается от целостного знания всех тех частей, которые, будучи соединены вместе, составляют целое той вещи, которая должна быть любима. Какое значение имеет для того, кто, дабы сократить части таких вещей, о которых он заявляет, что даст о них целостное познание, оставляет без внимания большую часть тех вещей, из которых составлено целое? Правда, что нетерпение, мать глупости, именно и хвалит краткость, как будто нам не было бы достаточно жизни для получения цельного познания об одной-единственной частности, каковою является человеческое тело».[836]

На том же листе находятся два рисунка, показывающие вскрытое сердце, подобное нарезанному ломтиками плоду.

Поверхностные «сократители» – настоящие враги Леонардо. Он собирает записи и рисунки, чтобы создать настоящий анатомический шедевр, пригодный для публикации, в котором впервые было дано подробное визуальное описание работы человеческого тела. В этом и заключается великое открытие Леонардо. Он не только описывал анатомию словесно, как это делали все анатомы до него, но еще и предлагал читателю четкое визуальное изображение, свободное от абстракций, метафор и общих мест: