Глаз разума - Даглас Хофштадтер

АХИЛЛ: Интересный процесс — но, как мне кажется, слишком долгий.

ЧЕРЕПАХА: Пока все это остается в области воображения, нас это не страшит. Возможно, это длилось бы тысячелетия, но предположим для простоты, что мы бы уложились в пять секунд.

АХИЛЛ: Пять секунд на обработку одного предложения? Хорошо. Значит, до сих пор мы прошлись по книге, меняя мириады чисел на каждой странице, куда нас приводили либо предыдущие страницы, либо звуки, которые мы обрабатывали в соответствии с таблицами.

ЧЕРЕПАХА: Верно. А сейчас, когда предложение уже обработано, нейроны продолжают возбуждаться один за другим, и этот каскад продолжается, так что нам приходится исполнять некий причудливый “танец”, листая страницы взад и вперед, раунд за раундом, хотя у нас нет никаких новых звуков.

АХИЛЛ: И вскоре произойдет нечто странное. Еще через несколько секунд (что за дурацкая недооценка!) такого “танца” по страницам, начнут возбуждаться некоторые из “речевых” нейронов. И нам придется снова обратиться к таблицам, чтобы вычислить изменения формы рта и напряжения голосовых связок.

ЧЕРЕПАХА: Вы уловили самую суть происходящего, Ахилл. Книгу надо начинать читать не с первой страницы, а следуя указаниям в предисловии, где указаны все необходимые изменения и правила, по которым надо действовать.

АХИЛЛ: Надеюсь, что, имея все данные об изменениях рта и голосовых связок, мы сможем определить, что “говорит” Эйнштейн? Учитывая наш воображаемый уровень технического развития, это было бы легкой задачей. Таким образом, он бы мне что-нибудь сказал.

ЧЕРЕПАХА: Что-нибудь вроде: “А привет. Вы пришли меня навестить? Я умер?”

АХИЛЛ: Странный вопрос. Разумеется, он умер!

ЧЕРЕПАХА: Кто же тогда вас об этом спрашивает?

АХИЛЛ: Просто какая-то глупая книга. Конечно, это не сам Эйнштейн! Вам не удастся заставить меня в это поверить!

ЧЕРЕПАХА: Это мне и не снилось. Но может быть, вы хотели бы задать книге какие-нибудь вопросы? Если у вас хватит терпения, с ней можно поддерживать настоящую беседу.

АХИЛЛ: Интересно! Могу себе представить, что сказал бы мне Эйнштейн, если бы мне действительно удалось с ним встретиться!

ЧЕРЕПАХА: Для начала вы бы могли спросить его, как он себя чувствует. Затем вы бы выразили ваше удовольствие по поводу такой удивительной встречи — ведь вам не посчастливилось знать его при жизни. Иными словами, вы бы разговаривали точно так же, как если бы перед вами был “настоящий” Эйнштейн — что, как мы с вами решили, совершенно невозможно. Как вы думаете, как бы он среагировал, если бы вы ему сказали, что он не настоящий Эйнштейн?

АХИЛЛ: Погодите — вы употребляете местоимение “он”, говоря о процессе в сочетании с огромной книгой. Никакого “его” тут и в помине нет. Вы судите предвзято.

ЧЕРЕПАХА: Но если бы вы задавали свои вопросы, вы называли бы его Эйнштейном, не так ли? Неужели вы сказали бы: “Здравствуйте, о книга-о-механизмах-Эйнштейнова-мозга, меня зовут Ахилл”? Думаю, что если бы вы такое проделали, то изрядно бы его озадачили. Он был бы совсем сбит с толку!

АХИЛЛ: Да нет там никакого “его”! Перестаньте, пожалуйста, употреблять это местоимение.

ЧЕРЕПАХА: Я просто воображаю, что бы вы могли ему сказать, если бы действительно встретили его в больнице в Принстоне. Мне кажется, что вы должны были бы обращаться с вопросами и комментариями к книге точно также, как обращались бы к Эйнштейну из плоти и крови. В конце концов, книга описывает состояние его мозга в последний день его жизни — а ведь тогда он считал себя человеком, а не книгой, не так ли?

АХИЛЛ: Да, конечно. Я должен разговаривать с книгой, как разговаривал бы с человеком, если бы я там тогда оказался.

ЧЕРЕПАХА: Вы могли бы ему объяснить, что он, к несчастью, скончался, но что его мозг был закодирован в форме гигантского каталога, который оказался у вас. Вы могли бы сказать, что беседуете с ним при помощи этого каталога и содержащихся в нем таблиц.

АХИЛЛ: Могу себе представить, как бы он удивился, услышав такое!

ЧЕРЕПАХА: Кто? Я думала, там никого нет.

АХИЛЛ: Никого нет, если я говорю с книгой — но если бы я сказал это настоящему Эйнштейну, он бы очень удивился.

ЧЕРЕПАХА: Как это вы стали бы говорить живому человеку, что он уже мертв и что его мозг закодирован в форме каталога, и что вы беседуете с ним при помощи этого каталога?

АХИЛЛ: Но я не стал бы говорить этого живому человеку — я сказал бы это книге, и вычислил бы, какова была бы реакция живого человека. Так что, в каком-то смысле, “он” там присутствует. Я начинаю запутываться… с кем я на самом деле говорю в этой книге? Это кто-то живой, потому что он существует? Откуда появляются все эти мысли?

ЧЕРЕПАХА: Из книги. Вы это отлично знаете.

АХИЛЛ: Тогда как он может сказать, как себя чувствует? Как может себя чувствовать книга?

ЧЕРЕПАХА: Книга ничего не чувствует. Она как стул — просто присутствует.

АХИЛЛ: Но это же не просто книга — это книга плюс процесс. Как могут чувствовать себя книга плюс процесс?

ЧЕРЕПАХА: Откуда я знаю? Спросите у них самих.

АХИЛЛ: Я знаю, что бы они ответили: “Я чувствую сильную слабость, и у меня болят ноги”, или что-нибудь в этом роде. Но у книги, или даже у книги-процесса никаких ног нет!

ЧЕРЕПАХА: Но ее нейронная структура запечатлела воспоминание о ногах и о боли в них. Почему бы вам не объяснить бедняге, что он больше не человек, а книга-плюс-процесс? Может быть, если бы вы разъяснили это достаточно детально, она бы начала понимать и забыла бы о боли в ногах — или о том, что она принимала за боль в ногах? В конце концов не в ее интересах чувствовать боль в ноге, которой нет! Лучше было бы, если бы она отбросила подобные иллюзии и сконцентрировалась на том, что имеет — своей возможности общаться с вами, Ахилл, и своему умению мыслить.

АХИЛЛ: Во всем этом есть нечто очень печальное. Хуже всего то, что на обмен репликами с подобным мозгом уйдет так много времени, что уже через несколько фраз я буду стариком!

ЧЕРЕПАХА: Что ж, вас тоже можно превратить в каталог.

АХИЛЛ: Ну уж нет! Чтобы у меня не было ног? А как же состязания по бегу?

ЧЕРЕПАХА: Вы могли бы быть превращены в каталог и продолжить вашу захватывающую беседу с Эйнштейном при условии, что кто-нибудь листал бы вашу. Для этого надо было бы лишь сделать несколько экземпляров вашей книги и разослать их, кому бы вы пожелали. Вам бы это понравилось!

АХИЛЛ: Да, это звучит уже лучше. Гомер, Зенон, Льиюс Кэрролл… Конечно, если бы из их мозга тоже были бы сделаны каталоги. Но погодите минутку. Как я смогу следить одновременно за всеми этими разговорами?

ЧЕРЕПАХА: Ничего трудного — все они будут вестись независимо друг от друга.

АХИЛЛ: Да, я знаю — и все-таки нелегко будет удержать их все в голове.

ЧЕРЕПАХА: В голове? У вас не было бы никакой головы!

АХИЛЛ: Не было бы головы? Но где же был бы тогда я? Что это за шутки?

ЧЕРЕПАХА: Вы оказались бы одновременно в нескольких местах, беседуя с выдающимися людьми.

АХИЛЛ: Интересно, каково это — вести одновременно несколько разговоров?

ЧЕРЕПАХА: Почему бы вам не вообразить, что вы спросили об этом Эйнштейна — разумеется, если бы вы сначала размножили его каталог и разослали бы его знакомым, и все они начали бы с ним беседовать.

АХИЛЛ: Если бы я не сказал об этом моему Эйнштейну, он бы не имел понятия о других каталогах и беседах. Ведь каталоги независимы друг от друга! Так что он бы мне ответил, что в данный момент беседует только со мной.

ЧЕРЕПАХА: Так же чувствовали бы себя вы, доведись вам попасть в такую ситуацию.

АХИЛЛ: Я? Но который из каталогов был бы мною?

ЧЕРЕПАХА: Любой из них… все сразу… а может быть, ни один.

АХИЛЛ: Странно. Я не знаю, где был бы — может, нигде. И каждый из этих каталогов утверждал бы, что я — это он!

ЧЕРЕПАХА: Этого надо было бы ожидать — в конце концов, вы и сами поступаете точно так же. Я бы могла представить двоих из вас — или даже каждого из вас — друг другу.

АХИЛЛ: Ой! Я ждал от вас чего-нибудь подобного. Каждый раз, когда мы встречаемся, вы проделываете со мной что-нибудь в этом роде.

ЧЕРЕПАХА: Думаю, что между вами возник бы спор, кто из вас настоящий Ахилл.

АХИЛЛ: Ну и дьявольская мысль! Так можно человека с ума свести. Я чувствую, что теряю перспективу — кто я такой. Я — человек? Процесс? Структура в моем мозгу?

ЧЕРЕПАХА: Интересный вопрос. Чтобы ответить на него, давайте вернемся к Эйнштейну. Как вы думаете, он умер или остался в живых благодаря созданию этого каталога?

АХИЛЛ: Полагаю, что какая-то часть его духа осталась жива, поскольку эти данные сохранились.

ЧЕРЕПАХА: А если бы никто никогда не воспользовался этой книгой? Был бы он жив тогда?

АХИЛЛ: На этот вопрос ответить нелегко. Скорее всего, мне пришлось бы сказать “нет”. Ясно, что оживили его мы сами, извлекая “по кусочкам” со страниц книги. Самым главным здесь был процесс, а не данные. Он с нами беседовал, и именно это сделало его живым. Его нейроны, так сказать, возбуждались, — правда, значительно медленнее обычного, но это не столь важно.