Пассионарная Россия - Георгий Миронов

Что он был человек мало книжно-образованный, без всякого государственного опыта и человек средних умственных качеств и среднего таланта, я это знал и ничего другого не ожидал, но никак не ожидал, чтобы он был человек настолько неискренний, лживый, беспринципный; вследствие чего он свои личные удобства и свое личное благополучие, и в особенности благополучие своего семейства и своих многочисленных родственников, поставил целью своего премьерства».

Формулировки столь же жесткие, сколь и бездоказательные. Уязвим С. Ю. Витте и в своих попытках доказать политический авантюризм Столыпина, вынужденного, как и всякий политик, менять тактику во имя достижения главных – государственных, политических целей. Менялся Столыпин – по мере приобретения государственного опыта – и как политик. Менялся и как человек (что, учитывая его положение, сказывалось и на политике), – под влиянием новых обстоятельств, ситуаций. И сам же Витте это замечает «Покушение на жизнь Столыпина, – пишет он, – между прочим, имело на него значительное влияние. Тот либерализм, который он проявлял во время первой Государственной думы, что послужило ему мостом к председательскому месту, с того времени начал постепенно таять, и, в конце концов Столыпин последние два-три года своего правления водворил в России положительный террор…» И приводит воспоминания ряда современников, будто бы слышавших от самого Столыпина после катастрофы фразу: «Да, это было до бомбы на Аптекарском острове, а теперь я стал другим человеком…».

Витте узнал о взрыве дачи Столыпина на Аптекарском острове, будучи за границей. Был, по его же словам, очень взволнован и возмущен: как-никак, убито несколько человек, ранены дети Столыпина – дочь и сын… Но если он был взволнован и возмущен, чего же требовать от Столыпина? И почему бы не допустить, что ужесточение мер против анархистов, бомбистов, террористов связано не со страхом за свою жизнь и жизнь близких (точнее – не только с ним), но и с пониманием, что разгул политического экстремизма не откроет выхода, напротив, заведет Россию в тупик?

Далее из уст С. Ю. Витте звучат слова обвинения Столыпина ни больше, ни меньше, как в «политическом разврате», переходе из конъюнктурных, карьеристских соображений с позиций либеральных на реакционные, убежденный (или старающийся себя убедить) в том, что делал это Столыпин для того, «чтобы закрыть глаза тем классам населения, в поддержке которых он в то время нуждался».

Обвинения Витте, в основном, нельзя признать убедительными, но они дают возможность представить и понять те условия, в которых пытался П. А. Столыпин напористо проломить путь России к лучшей жизни!

Напористость, впрочем, отмечает и его оппонент, но тут же… «Сила Столыпина заключалась в одном его несомненном достоинстве, – это – в его темпераменте, – пишет С. Ю. Витте. – По темпераменту Столыпин был государственный человек, и если бы у него был соответствующий ум, соответствующее образование и опыт, то он был бы вполне государственным человеком. Однако в том-то и была беда, что при большом темпераменте Столыпин обладал крайне поверхностным умом и почти полным отсутствием государственной культуры и образования. По образованию и уму ввиду неуравновешенности этих качеств Столыпин представлял собою штык-юнкера».

Еще больше достается супруге премьера. Она, по словам мемуариста, «делала с ним все, что хотела; в соответствии с этим приобрели громаднейшее значение во всем управлении Российской империи через влияние на него, многочисленные родственники, свояки его супруги». Думается, не по-христиански субъективен С. Ю. Витте к П. А. Столыпину. Хотя… разговоры такие в начале XX века по России ходили. Но сколь велика доля правды в них узнать теперь трудно. Оставим на совести мемуариста и такой пассаж: «Как говорят лица, близкие к Столыпину и не только близкие, но близкие по службе, это окончательно развратило его и послужило тому, что в последние годы своего управления Столыпин перестал заботиться о деле и сохранении за собою имени честного человека, а употреблял все силы к тому, чтобы сохранить за собою место, почет и все материальные блага, связанные с этим местом, причем и эти самые материальные блага он расширил для себя лично в такой степени, в какой это было бы немыслимо для всех его предшественников».

Еще труднее сегодня разобраться в обвинениях С. Ю. Витте в адрес П. А. Столыпина, связанных с деятельностью тайной полиции. С одной стороны, он обвиняет министра внутренних дел в некомпетентности, в незнании специфики этой работы, с другой – подозревает в попустительстве покушениям на самого Витте, снисходительности к агентам типа Азефа и Лайдензена, в дезорганизации полиции, что привело к успешным покушениям на ряд крупных чиновников. И в то же время с позиции демократа и либерала осуждает меры, принимаемые Столыпиным для обуздания волны революционного террора… В чем же, по мысли Витте, Столыпин виноват более всего?

Пытаясь сегодня взглянуть на те давние события, нельзя не прийти к выводу что ревновал Сергей Юльевич – и к удачливости Столыпина, и к напористости. Справедливо пишет историк А. Л. Сидоров в статье «Граф С. Ю. Витте и его «Воспоминания», предваряющей мемуары: «Витте понимал, что Столыпин «обокрал» его, т. е. использовал идеи, убежденным сторонником которых был Витте, для проведения своей политики, а поэтому он не мог писать о Столыпине без чувства личного озлобления», что его, конечно же, не украшает, но что многое проясняет в его критике Столыпина и его реформ. Тем более, что была и еще одна причина, которую также отметил А. Л. Сидоров: с другой стороны, Витте опасался последствий столыпинской политики. Но у правительства не было иного выхода и оно делало последнюю ставку.

Это был парадокс, отмечаемый, кстати, и дореволюционными, и послереволюционными историками: несмотря на то, что Столыпин являлся, по существу, проводником политики Витте, последний резко отрицательно относился к возглавляемому им правительству и его аграрной реформе. Более того, даже подчеркивая те или иные положительные моменты в деятельности правительства Столыпина (преобразования в армии и на флоте, создание, в частности, самостоятельного Генерального штаба и др.), Витте приписывает успехи личному влиянию императрицы, лишь бы не сказать доброго слова в адрес Столыпина. Вот он порицает Столыпина за то, что тот не изменил избирательного права, а в другом месте готов строго его пожурить с либеральных позиций за создание такой Думы, которая якобы не нужна, так как не выражает воли большинства мыслящей и чувствующей России.

Витте много распространяется о поверхностном уме Столыпина, об отсутствии государственной культуры и образования, о темпераменте, неуравновешенности, о счастливом стечении обстоятельств, приведших к его выдвижению. И не находится места в его мемуарах, чтобы спокойно и объективно разобраться в том, что же сделал этот достаточно подготовленный к своей высокой государственной должности человек для России (были у него и природный ум, и начитанность, и достаточное образование), а еще важнее – что пытался сделать? Во имя чего сложил голову? Ради почестей и «привилегий», как считает автор «Воспоминаний», или во имя «великой России»?

С. Ю. Витте достаточно много внимания уделяет описанию убийства Столыпина, считая такой финал естественным и обвиняя в нем самого Столыпина.

Он, казалось бы, находит доброе слово для своего рода эпитафии: «Столыпин был человеком с большим темпераментом, человеком храбрым, и пока ум и душа его не помутились властью, он был человеком честным». И тут же срывается: будучи председателем Совета министров, своим темпераментом, своею храбростью Столыпин принес некоторую дозу пользы, но если эту пользу сравнить с тем вредом, который он нанес, то польза эта окажется микроскопической.

Однако даже смерть Столыпина ставит ему в укор С. Ю. Витте, словно тот ее сам себе организовал и срежиссировал: «Вообще Столыпин любил театральные жесты, громкие фразы, соответственно своей натуре он и погиб в совершенно исключительной театральной обстановке, а именно: в театре, на торжественном представлении, в присутствии государя и целой массы сановников». Словно Сергей Юльевич завидует Петру Аркадьевичу. Даже в смерти…

Вот и выходит, что прав историк П. Зырянов, назвавший одну из своих статей «Столыпиных было несколько…». Соединить эти разноречивые образы в единую личность, дать ей взвешенную оценку очень непросто. Важно при этом не впадать в крайности, не забывать, что своим происхождением, убеждениями и службой Столыпин был тесно связан с самодержавием и дворянством.

Однако следует помнить и о том, что был он рачительным хозяином, сам хотел, чтобы таких было в России больше, чтоб хозяином на своей земле стал каждый, ибо выигрывает от этого Отечество. Будем помнить и о том, что все реформы, вся его деятельность были направлены во благо России. Не все вышло, какие-то его меры излечения больного общества и его экономики оказались болезненными. Однако не от эгоизма сословного и не от личной жестокости. Просто он, как и многие другие российские реформаторы, опередил время.