Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией] - Алексей Нагорный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Думаешь, тот самый? – Рудаков не удержался, вскочил со стула. Николай Федорович посмотрел на него строго, нажал на плечо, усадил обратно:
– Слушай, генерал, тебе сколько?
– Пятьдесят три, – смутился Олег. – Я еще молодой.
– Да я разве спорю? Договоримся так: я возглавлю эту разработку. Миронов где сейчас?
– В Москве, только что закончил сложное дело об убийстве.
– Давай мне Миронова и еще… личная просьба: внук мой, Генка, заканчивает нашу академию. Я с начальником согласовал. Не будешь возражать, если практику он пройдет у меня?
– Семейственность разводишь, – улыбнулся Рудаков.
– У нас – династия, – гордо сказал Николай Федорович. – Все служили в милиции: я, жена-покойница… Сыновья, теперь вот внук.
– О чем разговор. – Олег нажал кнопку селектора: – Полковника Миронова ко мне. – Посмотрел на Кондратьева и добавил: – Успеха, генерал. Миронова введи в курс дела сам. Всех необходимых людей, технику разрешаю брать без всяких ограничений. А вообще-то непривычно.
– Что именно? – удивился Николай Федорович.
– Профессор академии в роли инспектора. На тебя могут обидеться коллеги по академии.
– Пусть обижаются. У нас кое-кто давно забыл, как выглядит дежурная часть отделения милиции.
– Да-а… Техника сейчас не та, что в наше время, – вздохнул Олег. – Нам бы тогда такую, мы бы сто из ста раскрывали!
– А ты не жалей. Нынешним совсем не легче, несмотря на всю эту технику. А вообще, ты прав. Я вот помню, как хотел по кутьковскому делу две гильзы сравнить, а Трепанов говорит: «Нет у нас еще такой техники, Кондратьев…» Эх, Олег, Олег, какие люди были…
Через двадцать минут все собрались в кабинете Миронова. Разговор начал Николай Федорович:
– Пока будем работать втроем. Потом, по мере надобности, подключатся товарищи. Что сейчас самое главное? Досконально проверить Пашутина, Бородаева, поискать «Санько». Думаю, что нужно привлечь к работе Лабковского. С ним я встречусь и поговорю сам. Геннадий Викторович, – Кондратьев посмотрел на внука, с трудом сдержал улыбку, – чтобы вам было все ясно до конца, объясняю: «Санько» – опаснейший бандит, убийца. Мы с полковником, а вернее сказать, я лично упустил его в сорок пятом. Я должен, я обязан, поскольку еще на что-то способен, сделать все, чтобы этот негодяй перестал ходить по земле. Вопросы есть?
– А если это не тот «Санько»? – спросил Геннадий.
– Вот что, капитан… – Николай Федорович задумался. – Вас разве не учили, что интуиция – это не выдумка буржуазных психологов, а реальное, контролируемое состояние мозга в момент осознания определенных, трудноуловимых обстоятельств, фактов? Учили. Так вот: масштабы затеваемой преступниками акции не по плечу дилетантам. Здесь чувствуется мышление волка.
– Согласен, – кивнул Миронов. – Если Лабковский не напутал – в этом деле готовит почву человек из прошлого, профессионал.
– Сроки сжатые, – сказал Геннадий. – Золото уже на складе. Если мы начнем разработку исподволь, не спеша, можем опоздать.
– Верно, – согласился Миронов. – Нужно продумать, как расшевелить осиное гнездо бандитов.
– Будем думать, – сказал Николай Федорович. – А теперь – как договорились, за дело.
Лабковский был окрылен разговором с Николаем Федоровичем. Но самого главного он все же не сказал. Он не сказал, что уже в течение нескольких недель наблюдал за Пашутиным и Бородаевым. Он не сказал, что уже дважды заметил, как те встречались с инспектором по кадрам Ивановым, причем делали это не то чтобы таясь, но достаточно осторожно – далеко от завода, в тихих, малолюдных местах. И самым опасным было то, что Лабковский строил собственные планы изобличения и задержания преступников. Поговорив с Николаем Федоровичем, он решил, что санкция милиции на любые действия по разоблачению шайки получена, и отныне начал действовать, как ему казалось, хитро и тонко. Лабковский пошел к Иванову.
Тот занимал отдельный кабинет, так как в отсутствие начальника всегда исполнял его обязанности. Иванов был полный, добродушный человек лет пятидесяти и в отличие от Лабковского одевался модно и современно.
– Что тебе, Лабковский? – не слишком любезно осведомился он, увидев лаборанта на пороге своего кабинета.
– Начальника нет, так я к вам, – виновато сказал Лабковский. – Преступление я обнаружил.
– Какое еще преступление? – изумился Иванов. – Что ты мелешь? Наш коллектив борется за звание ударного, а ты порешь такую чушь!
– Не чушь, – Лабковский в упор посмотрел на Иванова. – Пашутин и Бородаев хотят украсть золото.
– Постой-постой, – опешил Иванов. – А ты-то откуда знаешь о золоте?
– Все знают…
– Безобразие. Ну, а при чем здесь эти два алкаша? Безобидные инфузории!
– Пашутин уже сидел.
– И все-то ты знаешь, – прищурился Иванов. – Ладно, за сигнал спасибо, разберусь.
– Они и платину украдут, имейте в виду! – бухнул Лабковский.
– Хватит тебе, – сердито сказал Иванов. – Наша платина – технический порошок! Чтобы ее превратить в металл, в слиток, в изделие – нужны специальные условия. Дома этого не сделать, пойми! Ох, и балабол ты, Лабковский. Насмотрелся по телевизору всякой белиберды, вот и несет тебя.
– До свидания… – Лабковский ушел. Спускаясь по лестнице, он с восторгом вспоминал о реакции Иванова на сообщение о золоте и думал о том, что опасное гнездо он явно расшевелил. «Теперь только держать ушки на макушке, а глаза – разутыми, и преступники изобличат сами себя», – так рассуждал Лабковский. О том, что он вступил в схватку с людьми сильными, опытными, понаторевшими в тайной борьбе, он, естественно, не думал. Тем более он не думал о том, что сразу, с самого начала ломает все планы Николая Федоровича.
Стемнело. Ярко-белым светом вспыхнули фонари. «Москвич-фургон», за рулем которого сидел грузный Бородаев, притормозил около выхода из метро. И сразу же на заднее сиденье сели два человека: рабочий завода Пашутин и инспектор отдела кадров Иванов. Бородаев резко взял с места. «Москвич» влился в поток других машин.
– Нервничаешь? – насмешливо спросил Иванов.
– Сидеть не хочу, – буркнул Бородаев. – Каждый день в весе теряю.
– Ах ты, толстячок. А деньги иметь хочешь? – с откровенной насмешкой осведомился Иванов. – Дурачок, пойми простую вещь: без труда не вынешь рыбку из пруда. Я-то ведь рискую куда больше, чем ты. А «Санько»? Он по острию ходит.
– Командует из подполья ваш «Санько»… – зло сказал Бородаев. – Я его в глаза не видал! А ты, Вася?
Пашутин энергично замотал головой.
– Вот! – обрадовался Бородаев. – Вася тоже не видел! А долю он требует не равную! Половину требует!
– Он столько сидел и судился, что на десять человек хватит. – Если его поймают – «ВМН» через пять минут сделают. Нынче, ребятки, не пальба и перо в бок ценятся, а мозги, ясно вам? «Санько» за свой ум получает, и давайте на эту тему больше не куликать! Все! – подытожил Иванов.
Пашутин и Бородаев переглянулись:
– Раз так – ладно, – изрек Бородаев. – Что с этой сукой Лабковским делать?
– Пришить, – сверкнул глазами Пашутин.
– Пусть прыгает, – вздохнул Иванов. – Всему свое время. Пока в мелодии раскачаются, пока то да сё, мы уже отчалим, ребятки. Сколько один грамм золота стоит, элементарно, в скупке?
– Три рубля, – сказал Пашутин. – Если пятьдесят шестая проба.
– Итого на одном золоте даже по такому мизеру тридцать тысяч получим! – подсчитал Иванов. – А я знаю людей, которые за наше высокопробное и по восемь рублей дадут! А платина? Не журись, ребятки, скоро икоркой да коньячком будем баловаться невозбранно. Дачу куплю. Машину. Баб заведу в неограниченном количестве. Помните, Жаров пел: «Менял я женщин, как, тирьям-тирьям, перчатки…» Я мужик щедрый. Буду дарить своим девочкам серьги, бусы, шубы. Пусть только ласкают меня страстно.
– А я на книжку положу, – сказал Бородаев.
– На книжку нельзя: поймают – отберут, – возразил Пашутин.
– Можно и на книжку, – улыбнулся Иванов. – Потому что нас не поймают. Кишка тонка!
– Не знаю. – Пашутин вздохнул. – Я свою долю в баночку упакую, в хлорвинил, и в бабкином саду под яблоней закопаю. Ни в жисть никто не найдет!
– Ну ладно, детки, – оборвал разговор Иванов. – «Санько» так велел: ты, Бородаев, берешься за Витьку, и немедленно. С девкой этой, с Зинкой, у него сложно все, парень он дерганый, путаный. Сам знаешь, дома у него тоже не все ладно, у матери были неприятности на службе. Играй на этом, но с толком, осторожно. Цель такая: привлечь внимание милиции, пусть она верит, что напала на след. Главное, чтобы этот дурачок Лабковский с крючка не сорвался. Все понял?
– Понял, – кивнул Бородаев. – Дай сообразить.
С заводским агентом-экспедитором Виктором Володиным Бородаев познакомился случайно. Как-то весной он зашел в пивную, расположенную неподалеку от проходной завода, и увидел высокого красивого парня в броском заграничном плаще нараспашку. Парень держал за лацканы пальто подвыпившего завсегдатая, а тот пытался ударить обидчика ногой, но не мог, не получалось, и пьяница грязно ругался. «А фраер, пожалуй, денежный, – подумал Бородаев, привычно оглядывая одежду Виктора. – Если по-умному подойти, он из благодарности неделю поить станет…» Между тем парню приходилось совсем туго. В ссору вмешались остальные завсегдатаи, окружили тесным кольцом и, конечно же, жестоко избили бы, не вмешайся Бородаев. Смачным ругательством Бородаев утихомирил пьяниц и увел Виктора в глубь пивной.