Второй фронт. Антигитлеровская коалиция: конфликт интересов - Валентин Фалин

В 2 часа 11 минут 7 мая Йодль поставил свою подпись под документом о капитуляции. Акт вступил в силу 9 мая в 00 часов по германскому летнему времени. Йодль и Фридебург выхлопотали почти двое суток для «отрыва» соединений вермахта от передовых советских частей. За главное командование союзных экспедиционных сил в Европе документ подписал Беделл Смит. Советский и французский представители при ставке Эйзенхауэра выступали в качестве свидетелей.

Дабы демонстрация англо-американского своеволия вышла совершенной, Йодлю предъявили для подписи не условия капитуляции, разработанные Европейской консультативной комиссией и утвержденные «большой тройкой» в Крыму. Как так? У Беделла Смита, напишет позже политсоветник главнокомандующего Р. Мэрфи, случился «провал в памяти», и он «вообразил, что Европейская консультативная комиссия никогда не утверждала соглашения»[961]. ЕКК потратила десять месяцев на составление документа, одобренного Рузвельтом, Сталиным и Черчиллем в Ялте. Трое офицеров Смита смастерили свой альтернат за пару часов.

Как и многие прочие сказки, версия Мэрфи опровергается фактами. Берем запись телефонного разговора Беделла Смита с послом Вайнантом вечером 4 мая в преддверии объяснений с Фридебургом в Реймсе. Реагируя на предложение посла немедленно выслать ему подписанный текст документа ЕКК и его немецкий перевод, Беделл Смит заметил, что знаком с ним и располагает его копией, но не получил инструкций Объединенного комитета начальников штабов на его формализацию[962].

Эйзенхауэр непосредственно перед прибытием Йодля лично поинтересовался у начальника отдела послевоенного планирования ОКНШ британского полковника Каунселла, как оформлять капитуляцию. Тот упомянул документ ЕКК и присовокупил, что он устарел или непригоден к использованию: в Германии нет правительства, признанного союзниками, и, кроме того, главнокомандование экспедиционными силами не уполномочено начальниками штабов или главами правительств на его подписание. Каунселл «посоветовал» (еще одна версия!) составить простой текст, фиксировавший готовность германских вооруженных сил капитулировать перед командованием союзников[963].

Одного поразил «склероз», другой усомнился, третьему «подсказали». И возник спонтанно новый текст сугубо «военного» смысла. Все вроде бы сходится, если предать забвению:

что комитет начальников штабов США добивался «аполитизированной» капитуляции с 1943 года;

что с того же времени, а может быть, и раньше, между западными державами и рейхом существовал негласный консенсус: Германия должна капитулировать перед США и Англией, а не перед СССР;

что с 1943 года в госдепартаменте возобладала точка зрения Боумана и других, выступавших в пользу хорошо укрепленной «линии разграничения», протянутой через всю Европу, и против намерения «надолго лишить Германию статуса великой державы». Член консультативного комитета по проблемам международных отношений Н. Дэвис рекомендовал тогда же «великодушно» обойтись с Германией, ибо «мы, возможно, будем однажды, стоя на коленях, просить Германию помочь нам против России»[964].

И месяца не минуло после Крымской конференции, а официальные лица в Вашингтоне уже с пренебрежением взирали на достигнутые там решения, – их все чаще именовали «так называемые соглашения», «псевдодоговоренности» в Ялте, не решения, а «мнение» и т. п.[965] С приходом в Белый дом Трумэна мало кто в администрации ломал голову над тем, как совместную победу над германским нацизмом и милитаризмом увенчать конструктивным сотрудничеством на благо прочного, равновеликого для всех мира.

Правителей США пьянил мираж всемогущества. Гегемонистский настрой заражал все этажи и ветви власти. Никаких компромиссов, никакого баланса интересов государств, потребительский взгляд на любые договоры и соглашения, в том числе подписанные самими Соединенными Штатами.

Кто еще поусердствовал в том, чтобы под последние залпы орудий в Европе развернулся демонтаж капитальных решений трех держав? Вы не ошибетесь, предположив, что здесь не обошлось без неутомимого У. Черчилля.

Не с кем иным, как с британским премьером, «забывчивый» Беделл Смит сверял часы и согласовывал «упрощенную редакцию» акта о капитуляции. «Экспромтом» по поручению Черчилля занимался Стрэнг, британский представитель в Европейской консультативной комиссии[966]. Премьер готовил попутно почву для ревизии уже прочерченных границ зон оккупации и брал на мушку договоренности о четырехстороннем контрольном механизме в Германии.

В апреле 1945 года советские войска, преследуя противника, продвинулись в Австрии на запад дальше демаркационных линий, согласованных между тремя державами. На совещании у Сталина руководитель 3-го европейского (германского) отдела НКИД A. A. Смирнов высказал мнение, что Советскому Союзу следовало бы закрепиться на фактически достигнутых рубежах и при случае вести дело к пересмотру союзнических договоренностей на сей счет. Реакция Сталина: «неверно и вредно». По его распоряжению тут же была подготовлена телеграмма Эйзенхауэру следующего содержания: военная обстановка обусловила, что войска Красной армии вышли за пределы обговоренных между союзниками линий разграничения. Само собой разумеется, с окончанием военных действий эти войска будут отведены в пределы зоны, предназначенной СССР. Советская сторона исходит из необходимости строгого выполнения союзнических договоренностей[967].

«Экспромт» Смита не обошел стороной Дж. Вайнанта, и посол попытался предотвратить худшее. Он настоял на оговорке, что предложенный к подписанию в Реймсе акт «не может осуществляться в ущерб любому общему документу о капитуляции, принятому объединенными государствами или от их имени в отношении Германии и германских вооруженных сил в целом, и подлежит замене таким документом»[968].

В информации о контактах с представителями Дёница, поступавшей к советскому Верховному главнокомандованию от американской военной миссии в Москве, новый текст акта капитуляции не был упомянут ни словом даже после того, как его согласовали с Лондоном и вручили Фридебургу. Только в ночь на 6 мая военная миссия США послала на имя начальника Генерального штаба генерала Антонова два документа – «Соглашение между Верховным командованием и соответствующими германскими уполномоченными» и «Акт о военной капитуляции». Как пояснялось в сопроводительной записке, они предназначались для подписания германской стороной. Со ссылкой на Эйзенхауэра задавался вопрос, не желает ли советское Верховное командование внести какие-либо изменения в условия капитуляции Германии. Далее штаб главнокомандующего западными экспедиционными силами интересовался, не желает ли советская сторона, чтобы официальная процедура капитуляции была повторена перед русскими представителями, или она предпочтет участвовать в официальной встрече для ратификации акта, который будет совершен в Реймсе[969].

Ответ, переданный генералом Антоновым в тот же день, гласил: (а) не следует устраивать промежуточных процедур, а надлежит оформить капитуляцию в Берлине; (б) советское правительство назначило маршала Жукова представлять его при принятии капитуляции немцев; (в) стремясь к скорейшему прекращению кровопролития, советская сторона не настаивает на том, чтобы капитуляция совершалась на основе документа, уже одобренного СССР, США, Англией и Францией. Вместе с тем был предложен ряд дополнений и поправок к тексту, полученному 6 мая от американской военной миссии.

Штаб Эйзенхауэра счел союзнический этикет исчерпанным после принятия ряда советских поправок к тексту акта о капитуляции. Теперь предусматривалось не просто прекращение военных действий, но и полное разоружение германских войск с передачей оружия и военного имущества местным союзным командующим. Было, кроме того, условлено считать реймсскую процедуру «предварительной». За ней должно было последовать подписание акта о военной капитуляции в Берлине.

8 мая в Берлине состоялось подписание Акта о военной капитуляции Германии. В соответствии с полномочиями, данными ему Дёницем, Акт от имени Верховного командования Германии скрепил своей подписью В. Кейтель. Занавес величайшей трагедии в Европе опустился там, где он за 5 лет 8 месяцев и 8 дней до этого был поднят.

Эпилог

Вторая мировая война не была карой Божьей. Ее породили человеческий эгоизм, политический авантюризм и ненасытный милитаризм. Платой за неразумение, попрание всякой морали, манию величия отдельных выродков и персоналий стала жизнь ста миллионов людей, опустошение целых стран и континентов, утрата невосполнимых исторических и культурных сокровищ.

Учтенные (на 1991 год) потери Советского Союза превысили 27 миллионов 600 тысяч человек. Две трети из них – жертвы среди мирного населения. В Белоруссии погиб каждый четвертый житель, в Ленинграде, на Смоленщине и Псковщине – каждый третий. Насилие и бесчеловечность не ведали пощады ни к малому, ни к старому, ни к больному либо убогому.