Кот-Скиталец - Татьяна Мудрая

Я разъезжала с Бэсом по всей стране, кроме Леса (наверное, боясь, что вторично не смогу его покинуть), возвращалась в Горы, где у меня были мой сын и мой Шушанк. В стране, где после объявления независимости все кипело, можно было, как здесь говорят, спрятать и льва, переодевши кошкой; тем не менее, что-то останавливало меня рисковать Артхангом, а, может быть, он и сам дожидался оказии, которая сделала бы из него кое-что получше разъездного чиновника при «царственной матери». Во всяком случае, он не настаивал, а напротив, глаз почти не казал во время моих наездов – видимо, обделывал свои делишки.

И вот как-то мой блудный сынок объявился с клеймом полного торжества на дурацкой морде.

– Мама, я хочу спеть Хрейе кхондскую песню, – объявил он с порога.

– И какого жанра, – спросила я, видя, что он еле поздоровался, и то небрежно. – Эпиталамного?

Он кивнул.

– Экий ты скорый за моей спиной. Принципиальное согласие получено или еще нет? Если окажется, что ты спятил в одиночку?

– Ну… без решения матери она не захочет, это я понял.

– Чьей матери, твоей или ее?

– Обеих.

– Примерная какая дочка, даже удивительно.

– Мама, она же вторая Серена, а третьей мне не отыскать.

– Н-да. Время, конечно, вас подпирает. Молодость прошла, жар сердца отгорел…

…И вот я выступаю в роли свахи. О Господи!

Надо сказать, что те мои кхонды, что тайно проживали в Андрии, не заключали с Белыми Волчицами ни браков, ни даже любовных союзов: слишком ошеломительной казалась им их стать. Кауранги были вроде как понахальнее – это в прежнее время их скорее умыкали, чем добивались доброго согласия. Лишнее говорить, что и смирение, и дерзость мужчины проявлялись не в самом более или менее ясном предложении дамы, а в ответе на него. Да и направлены подобные старания Белых Волчиц казались более на двуногих.

Когда мы с Бэсиком расписали госпоже Иньянне обстоятельства и выгоды первого официального кхондско-снежнацкого союза, она ответила согласием. Однако дело оказалось вовсе не простое. Детки ведь хотели не только размножиться с приятностью, но предварить это «священным», или «царским», согласием.

– По нашему закону, я могу отдать Хрейю за вашего сына, только если он захочет сразиться – хотя бы вничью. Он это понимает? – сказала Иньянна.

– В пробных играх я побеждал всех кхондских молодцов, хотя в настоящем гоне ни разу не участвовал, – скромно высказался Арт. Дескать, смотрите, каков я – и храбрец, и девственник, ё-моё! – Что же, померяюсь со Снежными Псами. Не сильнее же они меня, в самом деле. Лишь бы в андра не перекидывались.

– Ты меня не понял, – покачала головой Иньянна, – а моя дочка высказаться постеснялась. Тебе предстоит играть с невестой.

– Неужели такой обычай существует здесь взаправду? – спросила я. – Как у амазонок, монголов, половцев…

– Наши мужчины всегда мельче, слабее своим звериным телом, чем женщины, хотя как люди им не уступают. Поэтому женщина всегда может отстоять свой выбор, – с очаровательной усмешкой пояснила Иньянна. – А к тому же они узнают друг о друге такое, чего не покажут и долгие месяцы ухаживаний. Внутреннюю гармонию, сыгранность. Согласие в споре. Испытывается и выводится наружу не сама их сердечная склонность – выявляется та внутренняя запись, что подавлена и преображена разумом и воспитанием, заповедями смирения, прохладной и безличной любви к ближним, то есть подобным себе… И если то, что извлечено со дна души, согласно у обоих, если не восстает гонор против самолюбия или кротость против алчного напора, но свойства обоих дополняют друг друга полно и счастливо – такой брак считается предначертанным, и от него родятся наилучшие дети. Иначе пара всю жизнь только и делает, что с боем притирается друг ко другу, упражняется в терпении, но не в эросе; а дети их мало того, что присутствуют при этом обоюдном душевном труде, должны практически в одиночку овладевать двойственностью своей собственной натуры.

– Боролся ли с тобой покойный король андрский, о Иньянна? – вмешался Артханг.

– Да, юноша, но не по здешнему обычаю, а по закону приграничных нэсин. Я ведь не хотела показывать при людях, какова моя истинная стать. А на альфарисе я в свое время держалась и клинком владела нисколько не хуже твоей сестры Серены, уж поверь мне!

– Что же, придется соглашаться, Арташа, – вполголоса высказалась я. – Обычай давний и, как могу судить, мудрый. Уж, во всяком случае, веселей, чем крутиться с невестой вокруг ракитова куста. Так что положись на свою удачу и сердечную склонность прелестной Хрейи – авось в запале уха не отгрызет, такая дуэль вообще не до смерти положена.

– Дуэль? – повторил Бэсик с какой-то двусмысленной интонацией. (Надо сказать, что он от меня последнее время вообще не отлипал, разве что когда почивала, и когда сумел обстряпать собственное дельце – так и осталось не вполне выясненным.) – Значит, любовный поединок в квадрате.

Затем он тихо облизнулся и произнес:

– Хорошей дуэли не бывает без секундантов, а по-старинному и им положено было драться. Можно, Хрейя свою младшую сестренку пригласит против меня стать?

Над ним посмеялись, однако разрешили.

Еще один урок здешних мест: самое торжественное кажется самым же и обыденным. Просто собрались все Белые Волчицы, включая Иньянну, а также меня как потенциальную женихову мать, и расселись кругом на обширной поляне. Такие поляны в этих местах, где уважают каждое Древесное Существо, – редкость, и один их вид навевает сакральное настроение. И вот наши кандидаты на брак начали свой танец, чуть напоминающий своими па и пируэтами кадриль, но еще больше – кружение и всматривание друг в друга, что предваряет серьезную волчью схватку. То Цехийя шла навстречу Хрейе между обоими псами, длинновязым кхондом и крошкой каурангом, а та как будто оценивала обоих; то двое мужчин двигались по часовой стрелке, пламенно озирая своих пушистых, светло-сияющих дев, которые дефилировали против хода часов. То безостановочно двигались два малых круга, будто шестерни, которые вот-вот сцепятся зубцами, а потом восьмерка оборачивалась окружностью… Одного только не было: не соединялись в пару те, кто более всего этого хотел.

Хождение и рокировки тянулись долго – так долго, что прискучили и едва меня не убаюкали, и я уже почти не воспринимала того напряжения, которое прямо-таки излучали тела моих соседок.

Вдруг во время одной из фигур, когда Псы и Волчицы оказались на самых отдаленных краях того круга, что вытанцовывался, они метнулись навстречу: два белых вихря и в ответ две темные молнии, одна побольше, другая поменее. И почти сомкнулись, соприкоснулись боками. Упали на снег, взвихрив холодную пыль и тут же, в падении, разворачиваясь, будто рыцари в конном состязании. Снова полетели навстречу друг другу и снова уклонились в последнее мгновение, обдав нас снегом. Танец атак и избежаний, дерзостей и уступок – он творился так же напоказ, как и турнирный, но был и становился чем-то гораздо большим. Заклиналось – этими рискованными движениями – нечто высшее, бросался вызов, вынимался жребий. Дерзновение… Я начинала понимать – и мне помогал не столько мой кхондский опыт, не столько давнее знание звериных повадок, сколько интуиция, – что эти четверо многим таки рискуют. Их сила превосходила человеческую во много раз: это можно было сравнить с битвой маленьких, как подростки, каратистов, что способны ударом ладони проломить стену. Скользящие касания боков, морд и когтей казались легче крыла бабочки, но будучи прямее направлены, могли провести борозду в теле противника или смять его в лепешку. В том, что этого, однако, не происходило, все более виделось чудо.

Снова бесконечность кружения – но такая напряженная, что меня бросило в пот. Они начали разгон с мерного шага, что все ускорялся и расширял себе поле, вынуждая зрителей тесниться. И вдруг бросились как-то иначе прежнего, разведя лапы – и грудь в грудь! Я тихо (надеюсь, что тихо) ахнула. Взлетело искристое облако…

В один-единственный краткий миг пред нами явились четыре тонких силуэта: высокая девушка опиралась на руку худощавого юнца, оба нагие, – и другая полусидела на корточках, а на ее колени оперся небольшой, слегка похожий на малого мунка рыжий кауранг, вытянувши себя в струну и обратив к ее лицу нежную морду. Потом все вернулось назад: четыре Пса стояли перед нами, и дамы внаклон прижимались к плечу своих избранников. Зрелище трогательное и по некоей причине вовсе не комичное.

– Добрые будут браки, – сказала пожилая снежначка, и мы все удовлетворенно закивали в ответ. – Но младшая дочь Иньянны рискует остаться на всю жизнь бездетной, если не захочет разорвать союз. Ладно, это пустое дело – предсказывать. Ведь все четверо изменятся с годами, да так, как никто из нас, Старших, не угадает.

– Про таких, как я с золотинкой моей, в Андрии говорят: сошелся щипец с мордашкой, так и щенки без хвоста, – ответствовал Бэс. – Ничего, главное, чтобы хоть что-то и когда-то появилось.