Иван Ефремов - Ольга Ерёмина

Однажды на берегу моря Тася бродила среди камней, ловила мидии и нашла что-то непонятное. Подоспевший Иван Антонович успел оттащить её, уже протянувшую руки, — это оказался спящий среди камней скат.

Отдохнув в Уютном, друзья вновь пустились в путь. Взобравшись по серпантину на Ай-Петри, они заночевали на самой вершине горы, обрывающейся серыми отвесами к Чёрному морю. Рассвет над морем дарил живительную радость близости с природой…

Ай-Петри также найдёт своё место в «Лезвии бритвы», в описании трёхдневного весеннего путешествия Гирина и Симы — мы узнаём в этой картине Воронцовский сад: «Первый день они провели на склонах Ай-Петри, в колоннаде сосен и цветущих ярко-лиловых кустарников, под мелодичный шум ветра и маленьких водопадов, как бы настраиваясь на тот музыкальный лад ощущений, какой получает каждый человек на земле Крыма, Греции, Средиземноморья, понимающий своё древнее родство с этими сухими скалистыми берегами тёплого моря».

Третий день герои романа провели в Никитском ботаническом саду — Сима читала Гирину наизусть стихи Цветаевой. И по сей день там, возле каскада маленьких прудов, растут исполинские платаны, ставшие ещё выше и толще, а вокруг, по крутым склонам, простирают «широкие пологи тёмных ветвей» кедры и деодары, священные гинкго и «южные длинно-иглые сосны».

Тася и Иван Антонович действительно отыскали в Никитском саду, на нижнем ярусе, дерево гинкго — загадочного потомка древних семенных папоротников, отпечатки листьев этого растения Ефремов не раз находил в Монголии.

Подобрали несколько недавно упавших семян, янтарножелтоватых, похожих на абрикосы, но пахнущих прогорклым маслом. В Москве, в комнате Таси, посадили семена в обычный цветочный горшок — и (о, чудо!) одно из них взошло. Древнейшая история Земли прорывалась в наше время, словно хотела сказать: я не исчезла, я здесь, стоит только всмотреться.

Некоторое время Иван Антонович и Тася наблюдали за редчайшим растением, а потом передали его в ботанический сад, несказанно удивив учёных столь необычным подарком и самим фактом того, что гинкго взошёл и вырос в домашних условиях. Несколько листьев сохранили, засушив между страницами книг.

Вдоволь надышавшись осенним Крымом, Ефремов телеграммой вызвал из Москвы Аллана: Иван Антонович не вполне доверял собственному сердцу, и лучше, если за рулём его сможет сменить сын. В столицу они ехали вместе, завернув по дороге в Бердянск — поздороваться с пушкой, выстрел из которой в 1916 году переполошил весь город…

После возвращения в Москву Таисия уже не ходила на службу в Палеонтологический институт, занималась самостоятельно, помогала Ивану Антоновичу в работе, перепечатывая рукописи.

Положение её в обществе было сложным: при господстве строгой, почти пуританской морали считаться подругой женатого мужчины, тем более крупного учёного, было психологически непросто. Несколько раз Тася решала уйти от Ивана Антоновича, но встречала грустный, полный благословляющей любви взгляд — и не могла расстаться.

Осенью 1954 года они вновь поехали в Крым — поездом, в дореволюционном вагоне международного класса, в купе, отделанном красным деревом. Обосновались в Гурзуфе. Посёлок и его окрестности настолько богаты достопримечательностями, что можно было часами бродить, наблюдая всё новые виды. Дом, в котором жил Пушкин, дача Чехова, дворцы русской знати, плавная дуга Аю-Дага — минералогического музея под открытым небом. Загорелые бесстрашные мальчишки ныряли в море с отвесных скал, на вершине которых можно было различить фундамент генуэзской крепости. На закате тёплым светом зажигались Адалары — скалы-близнецы, брошенные в море неведомой рукой. Их отражение дрожало на прозрачных синих волнах Эвксинского Понта.

Таисии особенно нравилось бродить по заброшенному старому парку, увенчанному кипарисами, прослеживать направление прекрасных аллей, отыскивать редкие растения и цветы. Тогда молодой женщине трудно было предположить, что впечатления тех поездок будут питать её душу всю жизнь…

В романе «Туманность Андромеды» Дар Ветер и Миико Эйгоро уплывают на одинокий пустынный островок, поднимаются на его верхушку, вдыхая терпкий запах кустов, торчавших из расщелины. В описании островка мы узнаём гурзуфские Адалары: «Грозный обрыв андезитовых скал навис над пловцами. Изломы каменных глыб были свежими — недавнее землетрясение обрушило выступавшую часть берега. Со стороны открытого моря шёл сильный накат. <…> Потревоженные чайки носились взад и вперёд, удары волн передавались через скалы, сотрясая массу андезита. Ничего, кроме голого камня и жёстких кустов, ни малейших следов зверя или человека».

Гигантская стрельчатая арка в тёмной скале, под которой ныряльщики находят статую золотого коня, тоже узнаваема: это Пушкинский грот возле скалы Шаляпина. Может быть, баснословные богатства генуэзцев, построивших крепость на неприступной высоте, подтолкнули писателя к мысли о золотом коне?

Энергия Гурзуфа, его пламенность и безмятежность отчётливо ощущаются в земных главах «Туманности».

Пожив в Гурзуфе, Иван Антонович и Тася сели на теплоход «Россия» и доплыли до Сухуми, где много гуляли по паркам.

В начале 1950-х годов у Ефремова возникает идея романа «Краса Ненаглядная», посвящённого красоте женщины и её воплощению в искусстве. Писателю роман представляется состоящим из трёх частей: древнегреческой, русской и индийской. Он погружается в изучение индийской культуры, ясно прорисовывается сюжет повести. Центральная Индия, Гималаи, побережье Шри-Ланки — всё будет сплавлено в этой новой повести. Тёмная, животная страсть — и высокое стремление к красоте, жестокость — нежность, жадность — самоотверженность, детская наивность — тысячелетняя мудрость. Мир соткан из полярностей, и в горячей природе Индии они проявляются особенно ярко. Эта часть будет называться «Там-ралипта и Тйллоттама».

Весна 1954 года запомнилась Таисии Иосифовне путешествиями в «Узкое». В этот академический санаторий путёвки были дороги, но богатая творческая атмосфера, уют и по-домашнему доброе отношение сотрудников привлекали работников академии. По Старому Калужскому шоссе надо было ехать в маленьком автобусе мимо подмосковных деревень, через просторные поля и перелески, а затем идти через поле к Небесным воротам: если смотреть от церкви, снизу, то ворота видны на фоне неба. Здесь, в усадебном доме Стрешневых, Голицыных и Трубецких, сохранялись мебель, картины и другие вещи, принадлежавшие бывшим владельцам. В санатории одновременно отдыхало около пятидесяти человек, все встречались в столовой, по вечерам в гостиной смотрели фильмы, вели оживлённые разговоры. Многие приезжали в «Узкое», чтобы работать.