Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1. - Георгий Михайловский

Говоря о личных переменах, сопровождавших уход Милюкова, следует помимо характеристики Петряева, которую мне пришлось уже сделать раньше, остановиться на замене Клемма Некрасовым в Среднеазиатском отделе, что оказало впоследствии немалое влияние на всю внешнюю политику России в Средней Азии. Мне уже приходилось упоминать о том, что фон Клемм был одним из немногих убеждённых «германофилов» министерства, которому даже пришлось во время войны изменить своё имя Вильгельм на Василий («Василий Оскарович» вместо «Вильгельм Оскарович», как фон Клемм обозначался во всех ежегодниках МИД до 1914 г.). В области среднеазиатской политики Клемм был автором знаменитого Потсдамского соглашения 1911 г., по которому Германии предоставлялись равные права с Россией в Северной Персии, что в своё время вызвало бурные объяснения Сазонова с Францией и Англией.

С начала войны Клемм не мог быть явным германофилом, ему пришлось скрыть не только своё настоящее имя, но и свои убеждения, и так как у власти был Сазонов, который, когда речь шла о его персонале, не любил ставить вопрос о германофильстве, то Клемм осторожно вёл в Персии свою линию, заключавшуюся в том, чтобы не увлекаться союзными отношениями с Англией, а воспользоваться затруднениями последней, мешавшими ей поддерживать прежнюю интенсивную связь через Индию с Южной Персией. Несмотря на войну, наш вывоз в Персию сильно увеличился не только за счёт германского, который исчез, но и за счёт английского, который только после большевистской революции достиг цифры русского вывоза. Клемм не мог оставаться в 1914–1917 гг. германофилом в среднеазиатской политике, но он умел придавать ей завуалированный антибританский характер. При Милюкове Клемм продолжал свою политику, отражавшуюся весьма неблагоприятно на общем тоне русско-английских отношений, в которых персидский или, точнее, индусский вопрос играл всегда очень крупную, если не первую, роль. Бьюкенен во время войны не раз жаловался на Клемма всем министрам, но Клемм умел искусно выставлять эти упрёки как доказательство правильности своей линии поведения.

Когда Терещенко вступил в управление дипломатическим ведомством, то, как это ни странно, среднеазиатский вопрос был одним из первых, привлёкших его внимание. Объясняется это обстоятельство тем, что на место Клемма уже с самого начала Февральской революции имелся готовый кандидат в лице В.И. Некрасова, бывшего к моменту прихода Милюкова в числе опальных консулов не у дел.

На нём нельзя не остановиться, так как в последующей истории МИД ему пришлось сыграть большую роль. Некрасова до Февральской революции я просто не знал, зато с первых же дней революции он появился в министерстве и принял самое решительное участие, даже чрезмерное по своей горячности, в образовании Общества служащих и при выборах попал от Среднеазиатского отдела в состав комитета. Из этой должности Некрасов сделал базу для своей карьеры. Не имея, в сущности, никаких обязанностей в министерстве, Некрасов был из числа тех немногих, кто «выборным» путём завоевал себе в министерстве крупное положение. Несмотря на свой добродушно-толстый, чисто русский, даже купеческий вид, Некрасов оказался ловким малым, и, афишируя свои левые убеждения и критикуя беспощадно старые порядки, он из опальных царских консулов стал der kommende Mensch[51].

Не берусь судить, в какой мере прежняя опала была заслужена им, но что дорогу Некрасов пробил себе сам, не брезгуя своими общественными связями и знакомствами при Временном правительстве, — это верно. К этому нужно прибавить ещё и дружбу Некрасова с Петряевым. Петряев, не нуждавшийся ни в какой демагогии и двигавшийся в силу объективных данных, однако, серьёзно поддержал Некрасова и, став товарищем министра, очень быстро сделал или, вернее, помог Некрасову сделаться начальником Среднеазиатского отдела. Петряев свёл Терещенко с Некрасовым. Терещенко был немало поражён всем тем, что он услышал от Некрасова о персидских делах, и как человек, не имевший собственного плана по среднеазиатской политике, с удовольствием готов был усвоить обширные планы Некрасова, который за время своей опалы успел продумать среднеазиатский вопрос до последних деталей, вплоть до консульского личного персонала в Персии.

На первом же докладе Клемма Терещенко ошарашил его своей «осведомлённостью». Или Клемм был не в ударе, или Терещенко был слишком хорошо настроен Некрасовым, но Терещенко остался недоволен Клеммом и разошёлся с ним коренным образом во взглядах на персидский вопрос, самый важный в нашей среднеазиатской политике. Клемм был уволен, его заменил Некрасов, принявшийся за энергичную чистку консулов в Персии. Должен прибавить, что Некрасов был одним из деятельных помощников Петряева в смысле «демократизации» ведомства — работа крайне неблагодарная, так как по условиям дипломатической службы, требующей разностороннего образования, фундаментального знания иностранных языков и, наконец, известной материальной обеспеченности, так как на расходы по представительству казённых средств было недостаточно, служебный персонал представлял результат несомненного социального отбора.

Для того чтобы провести «демократизацию» дипломатического ведомства в точном смысле слова, необходима была полная перемена всех условий дипломатической службы — реформа, потребовавшая бы от государства и серьёзных денежных затрат. Этого при Временном правительстве сделано не было — ни Милюков, ни Терещенко серьёзно об этом не думали, и объективная обстановка была не такова, чтобы этим заниматься. Ниже я укажу, в чём выразились перемены в этом направлении и кто играл в этом главную роль. Теперь же, считаю, необходимо вернуться к тому положению, которое создалось при появлении в нашем ведомстве нового министра.

«Лексикологическая революция»

М.И. Терещенко должен был внести новый тон в отношения с союзниками, иначе замена Милюкова не имела бы вовсе никакого политического значения. Этот новый тон Терещенко и старался внести как во внешних формах, так и по существу, прежде всего в главном вопросе продолжения войны и её целей. Если Милюков хотел сделать внешнюю политику Временного правительства совершенно неотличимой как по своим методам, так и по своим задачам от политики царского правительства, сохраняя в точности все установленные формы и добросовестно принимая на себя всё царское наследство в дипломатической области, то Терещенко стремился, не выходя, правда, из общих рамок дореволюционной политики, поставить себя по-новому как представитель революционного и демократического правительства, которое не может говорить тем же языком, что и царское.