Автобиография - Марк Твен

Приказ генерала Вуда был: «Убейте или возьмите в плен шестьсот человек».

Начался бой – так это официально названо, – в котором наши силы палили вниз, внутрь кратера, из своей артиллерии и смертоносных маленьких снайперских ружей; дикари яростно отвечали на огонь, вероятно, камнями – хотя это всего лишь мое предположение, поскольку оружие, использовавшееся дикарями, в телеграмме не указано. Доселе моро пользовались преимущественно ножами и дубинками, а также неэффективными выменянными мушкетами, когда таковые имелись.

В официальном донесении заявлялось, что сражение велось в течение полутора суток с необычайной энергией с обеих сторон и завершилось полной победой американского оружия. О полноте победы свидетельствует такой факт: из шести сотен моро в живых не осталось ни одного. Великолепие победы засвидетельствовано другим фактом, а именно: из шести сотен героев с жизнью расстались только пятнадцать.

Генерал присутствовал там и смотрел на все это. Его приказ был: «Убейте или возьмите в плен этих дикарей». Очевидно, наша маленькая армия сочла, что это «или» наделяло их полномочиями убивать или брать в плен по своему вкусу, а вкус их оставался тем, чем был на протяжении тех восьми лет, что наша армия там пребывает, – вкусом христианских мясников.

Официальное донесение, как и положено, превозносило и расхваливало «героизм» и «доблесть» наших войск, оплакивало потерю пятнадцати погибших и ранения еще тридцати двух военных и даже подробно и добросовестно описывало природу ранений в интересах будущих историков Соединенных Штатов. Там упоминалось, что у одного из рядовых метательным снарядом ободран локоть, и упоминалось также имя рядового. У другого рядового летящим снарядом оцарапан кончик носа. Его имя также приводится – по телеграфу, по полтора доллара за слово.

Давайте теперь рассмотрим один-два эпизода из нашей военной истории. В одной из великих битв Гражданской войны десять процентов вооруженных сил, задействованных с обеих сторон, были убиты или ранены. При Ватерлоо, где в общей сложности присутствовало четыреста тысяч человек, за пять часов пало убитыми и ранеными пятьдесят тысяч, оставив триста пятьдесят тысяч целыми и невредимыми для дальнейших авантюр. Восемь лет назад, когда разыгрывалась патетическая комедия под названием «кубинская война»[158], мы призвали двести пятьдесят тысяч человек. Мы провели ряд эффектных сражений и к концу войны потеряли двести шестьдесят четыре человека из наших двухсот пятидесяти тысяч убитыми и ранеными на поле брани и ровно в четырнадцать раз больше благодаря доблести наших врачей в госпиталях и на биваках. Мы не истребляли испанцев – отнюдь нет. В каждой стычке мы оставляли в среднем два процента врагов убитыми или покалеченными на поле брани.

Сравните эти данные с огромными цифрами, которые поступили с той битвы в кратере! Там, при шестистах бойцах с каждой стороны, мы потеряли пятнадцать человек убитыми на месте и имеем тридцать два раненых – считая те нос и локоть. Численность врага насчитывала шесть сотен – включая женщин и детей, – и мы уничтожили их всех, не оставив в живых даже младенца, чтобы оплакивать свою убитую мать. Это, бесспорно, величайшая победа, когда-либо достигнутая христианскими солдатами Соединенных Штатов.

А как это было воспринято? Блистательная новость появилась утром в пятницу с сенсационными шапками в каждой газете, в городе с населением четыре миллиона триста тысяч. Но не было ни единого упоминания о ней в редакционных колонках ни одной из этих газет. Новость появилась снова во всех вечерних пятничных газетах, и вновь передовицы этих газет промолчали об этом грандиозном достижении. Дополнительные цифры и подробности появились на следующий день в утренних газетах, и по-прежнему без единой строчки редакционного ликования или какого-либо упоминания этого события. Эти же дополнения появились в вечерних газетах того же дня и опять без слова комментария. В колонках читательской корреспонденции, в утренних и вечерних газетах пятницы и субботы, никто не сказал ни слова о «битве». Обычно эти колонки изобилуют страстями гражданина, он не пропустит ни одного происшествия, большого или малого, не излив одобрения или порицания, радости или возмущения по поводу того или иного события колонки новостей. Но, как я уже сказал, в течение этих двух дней гражданин хранил молчание, как и сами редакторы. Насколько я смог выяснить, был только один человек среди восьмидесяти миллионов, который позволил себе громкое замечание, – это президент Соединенных Штатов. Весь день в пятницу он усердно хранил молчание, как и все остальные, но в субботу признал, что долг требует от него что-то сказать, взял ручку и исполнил свой долг. Если только я знаю президента Рузвельта – а я уверен, что знаю, – это высказывание стоило ему бо́льших страданий и стыда, чем любое другое, когда-либо выходившее из-под его пера или из его уст. Я далек от того, чтобы его обвинять. Если бы я был на его месте, мой официальный долг вынуждал бы меня сказать то же самое. Таков обычай, старая традиция, и ему пришлось им подчиниться. Вот что он написал:

«Вашингтон, 10 марта.

Генералу Вуду, Манила.

Поздравляю вас и находящихся под вашим командованием офицеров и солдат с блестящим ратным подвигом, при котором вы и они так хорошо защитили честь американского флага.

Все эти высказывания просто дань условности. Ни одно слово не исходило из его сердца. Он прекрасно понимал, что запереть шестьсот беспомощных и безоружных дикарей в норе, как крыс, и методично избивать в течение полутора суток, находясь в безопасной позиции над ними, не является блестящим ратным подвигом – и не стало бы таковым, даже если бы христианская Америка в лице своих наемных солдат забросала их вместо пуль Библиями и «Золотым правилом»[159]. Он прекрасно знал, что наши одетые в мундиры головорезы не защитили честь американского флага, а поступили так, как постоянно поступают в течение восьми лет на Филиппинах, – то есть запятнали ее.

На следующий день, в воскресенье – то есть вчера, – телеграф принес дополнительную новость – новость еще более великолепную, еще более почетную для флага. Первый заголовок прокричал нам это сообщение громоподобными буквами: «ЖЕНЩИНЫ, УБИТЫЕ ПРИ ИЗБИЕНИИ МОРО».

«Избиение» – подходящее слово. Определенно в «Большом словаре» нет более подходящего слова для этого случая.

Следующая выделенная строка гласит: «Вместе с детьми они сгрудились в кратере и все вместе погибли».