Великий магистр (Тамплиеры - 2) - Октавиан Стампас

Другой тамплиер - сербский князь Милан Гораджич, также выполнявший секретную разведывательную миссию, находился вместе с Рихардом Агуциором в Египте. Под видом двух кочевников-бедуинов, проводников богатого китайского купца, в роли которого выступал Джан, они благополучно добрались до Каира и въехали в город. Почти одновременно с ними, но со стороны Александрии, к столице Египта подъехал экипаж графини Катрин де Монморанси, сопровождаемый тремя лучшими евнухами султана Юсуфа ибн-Ташфина. В карете, кроме красавицы графини и ее маленького сына, находились также две служанки из ливийского племени, преданные своей госпоже, в которой за чадрой и богатыми восточными одеяниями мало кто мог бы определить европейскую женщину. Они остановились в посольском дворце магрибского султана, где были встречены так, словно бы пожаловал сам Юсуф ибн-Ташфин. А рыцари-бедуины и китайский купец разместились на непритязательном постоялом дворе возле рынка, тотчас же приступив к сбору необходимой информации, касающейся планов молодого правителя Египта Исхака Насира. Первое, что особенно неприятно поразило их это неожиданное возвышение старого злейшего врага, лже-рыцаря Пильгрима, еще более упрочившего свое положение при дворе и занимавшего должность советника султана. Пильгрим постепенно прибирал к своим рукам весь механизм внутреннего управления государством, насаждая всюду своих людей и настраивая молодого правителя на войну с Бодуэном I. Со своими соперниками - из бывшего окружения старого султана аль-Фатима, Пильгрим расправлялся коротко и беспощадно. Вся внутренняя служба по охране султана и дворца подчинялась ему, а ропщущим против его возвышения затыкали рот где угрозами, где обещаниями, а порою не брезгуя и шелковой удавкой. По Каиру прокатилась и серия открытых, публичных казней, где были обезглавлены несчастные, уличенные Пильгримом в заговоре против владыки Египта. В городе царили хаос и смута... В довершение всего, в беднейших кварталах Каира вспыхнули очаги чумы - страшного бича Египта. Желая помешать распространению этой заразы, султан повелел изолировать эти чумные районы, и выставить на выезде из города санитарные кордоны, которые перекрыли все его сношения с внешним миром...

Маркиз Хуан де Сетина, словно неутомимый крот рыл фундамент Тампля, вгрызаясь в каменные плиты в поисках тайн Соломонова Храма, сверяя свои изысканиями с набросками, сделанными в архивах Цезарии. Помогали ему его молчаливые кабальерос и слуги Гуго де Пейна. Андре де Монбар с тихим ужасом взирал на плоды их рук - зияющие ямы, провалы, прорытые норы - в не так давно приведенных им в порядок покоях и залах. Тампль снова стал напоминать ту свалку, которую приняли в подарок от короля Гуго де Пейн и его рыцари, поселившись в древних конюшнях иудейского царя.

- Нельзя ли... как-то полегче? - умолял он маркиза, ходя за ним следом и проваливаясь ногами в образовавшиеся дыры.

- Не волнуйтесь вы так! - утешал его де Сетина. - Уверяю что мы близки к цели - осталось чуть-чуть...

- Но кто будет снова ремонтировать Тампль? - взывал Монбар, кусая локти.

- Как-нибудь... обойдется! - невразумительно отвечал маркиз, вновь берясь за лопату.

Сам же Монбар, в отличие от маркиза, добился определенных успехов в своей подпольной лаборатории: как-то на рассвете в ней прогремел такой оглушительный взрыв, что казалось - в этом уверял потом своих помощников сам Христофулос, наблюдавший за воротами, - весь Тампль приподнялся на несколько локтей в воздух и завис там на несколько секунд. Все, кто находился в это время в доме понеслись в подвал, не чая застать Андре де Монбара не только в живых, но хотя бы существующего в виде единого целого. Но навстречу им по лестнице невозмутимо поднимался сам виновник взрыва, облаченный в какой-то защитный костюм и маску из блестящих пластин и имел весьма довольный вид.

- Кажется, я наткнулся на "греческий огонь"! - сообщил он Гуго де Пейну, стягивая маску; лицо его было покрыто копотью.

- А... взрыв? - спросили его.

- Это побочные явления. Они не опасны. Просто я не рассчитал дозу селитры.

- Не могли, бы вы своим взрывом оказать содействие и мне? - попросил маркиз де Сетина. - У нас там одна кладка никак не поддается...

Монбар в ужасе замахал на него руками.

- Нет и нет! - выкрикнул он. - Вас, маркиз, я и близко не подпущу к своим устройствам, иначе вы уничтожите весь Тампль!

- Жаль! - вздохнул маркиз. - Придется долбить киркой... Испытание "греческого огня" Андре де Монбар и Гуго де Пейн провели вдалеке от Иерусалима - возле Мертвого моря. Кучка поселян, несколько унылых пастухов и рыбаков, - вот все, кто присутствовал при этом поистине знаменательном событии, поскольку изобретение Монбара, вернее его новое открытие, на много веков опередило свое время. Брошенная рукой алхимика в воды Мертвого моря смесь, вспыхнула и взорвалась еще в воздухе, распространяя едкий дым и голубое пламя, брызги которого, коснувшись тихих желтых волн, не потухли, а продолжали гореть! Более того, огонь начал распространяться по воде, охватив значительное пространство. Это было удивительное и неповторимое зрелище: огонь, подчиняющийся воле человека (или волшебника?)...

- Осторожно, мессир! - предупредил Монбар. - Не подходите ближе. Если пламя попадет на вашу одежду, его не потушишь ничем!

Пастухи и поселяне, пораженные чудом, попадали на колени.

- Ну что же! - произнес Гуго де Пейн. - Мне нравится результат ваших трудов...

Позднее, присутствовавшие при испытаниях жители, распространили по всей Палестине весть о страшном кудеснике из Тампля, за которым утвердилось прозвище: Человек, который поджег Мертвое море...

2

Третьего июня 1113 года в Иерусалим через северные ворота въехал экипаж, запряженный двойкой породистых рысаков, в котором томно восседала рыжеволосая красавица, с любопытством оглядываясь вокруг и ловя на себе восхищенные взгляды прохожих. Волосы ее были столь огненно ярки, что напоминали раскаленную в топке медь, а глаза - глаза удивительным образом меняли свой цвет под влиянием настроения их хозяйки: то они разливали вокруг небесную голубизну, то затмевали ее серыми облаками, то зеленели летней мягкой травой. У нее был чувственный рот с полными алыми губами, нежный овал подбородка, маленькие ушки и изогнутый носик. Женщине было около двадцати пяти лет. Впрочем, ей могло быть и сорок, поскольку над такими особами время практически не властно. При одном взгляде на нее становилось ясно: в сердца многих мужчин впустила она свои розовые коготки. Даже просто проехав по каменистым улицам Иерусалима, она оставила в воздухе невидимые сладострастные флюиды, которые еще долго вдыхали в себя, пораженные необычным утренним явлением ранние торговцы овощами и фруктами.