Царь грозной Руси - Валерий Шамбаров

И все же восточные границы оставались неспокойными. Ногайцы после разгрома под Москвой согласились подтвердить договор о дружбе, но соблюдать его не спешили. Не упускали случая пограбить русских, втягивали в набеги своих соседей-башкир. А сибирский хан Кучум в течение 7 лет признавал себя вассалом царя. Но признавал лишь до того момента, пока он вел войны, покоряя местные племена. В 1570 г. Кучум наконец-то сумел прочно утвердиться на сибирских землях, а вскоре еще и узнал о сожжении Москвы. Счел, что заискивать перед Россией больше нечего, и подло умертвил посла Третьяка Чубукова, приехавшего к нему за очередной данью. После этого хан принялся мутить воду среди тех же ногайцев и башкир, нападать на пермские земли.

В 1574 г. Иван Грозный срочно вызвал к себе Григория и Якова Строгановых, выдав им специальную «подорожную на 2 лошади», беседовал с ними и поставил задачу: занять и укрепить места «где собираются ратные люди салтана Сибирского». Требовалось вести с ними борьбу, а подданных России «вогуличей от нападок и наездов татарских защищать». Для этого Строгановым предоставлялись новые пожалования, уже за Уралом, «в Сибирской украине». Им дозволялось самим изготовлять оружие, отливать пушки, «принимать всяких чинов людей, города и крепости строить, а на оных держать пушкарей и пищальников». И в Сибири люди Строгановых основали укрепленную слободу Тахчеи.

А чтобы установить контроль над Южным Уралом, была направлена экспедиция воеводы Ивана Нагого. Она состояла из детей боярских, стрельцов, а основную силу составляли казанские казаки. В 1574 г. отряд заложил на реке Белой Уфимское укрепление. С казачьего гарнизона этой крепости берет свое начало Оренбургское Войско. Правда, до основания Оренбурга было еще далеко, но и это Войско родилось при Иване Грозном. При определении его старшинства был выбран как раз 1574 г. — образование уфимской казачьей общины [150].

50. В СОЮЗЕ С ИМПЕРАТОРОМ

В 1575 г. был раскрыт еще один заговор против царя. О нем до нас дошло слишком мало сведений, никаких официальных документов не сохранилось. Наличие заговора подтверждали англичанин Горсей, австрийский посланник Принц. Известно, что крамольники намеревались убить государя и его сыновей. Но мы не знаем, какие планы они вынашивали, кого предполагали возвести на трон, каким образом были раскрыты. Судя по количеству репрессированных, заговор был довольно узким. В августе был казнен один из приближенных Ивана Грозного, Борис Тулупов с несколькими соучастниками, а позже, осенью, предали смерти еще 9 человек. Среди них были представители высшей знати — боярин Петр Куракин, окольничие Бутурлин, Бороздин, четверо священнослужителей во главе с архиепископом Новгородским Леонидом. Отсюда видно, что заговор опять был связан с какой-то ересью — может быть, жидовствующими, а может, сторонниками унии. Причем эти 9 осужденных были обезглавлены в Кремле на Соборной площади — факт довольно необычный, ранее уже отмечалось, что в центре Москвы казни, как правило, не совершались.

Всего же покарали 15–20 человек. Но разные авторы, конечно, постарались увеличить количество. На репрессии не преминул отреагировать Курбский. Ему в данное время очень требовалось, чтобы пошире, помасштабнее. В Польше шли избирательные кампании, и изменнику было никак не с руки, если корону вдруг получит государь, от которого он сбежал. Князь примкнул к «анти-русской» партии, активно помогал агитации против Грозного, писал для этого «Историю о великом князе Московском». Хотя его «данные» сплошь и рядом расползаются по швам. Например, он причислил к казненным архимандрита Феодорита, а даже безоглядному почитателю Курбского Карамзину пришлось признать: Феодорит, просто удалился из монастыря и «мирно преставился в уединении» [49]. Аналогичным образом «казненными», а потом «воскресшими» и получавшими важные назначения, оказываются боярин Морозов со всей родней, целая плеяда Бутурлиных, Куракиных. Судя по всему, Курбский напропалую пополнял списки «жертв» всеми, о ком до него доходили слухи, что они умерли, добавлял и просто опальных, сосланных.

Однако осенью 1575 г. произошло еще одно событие, над которым до сих пор ломают головы историки. Иван Грозный неожиданно объявил «великим князем Всея Руси» Симеона Бекбулатовича. Это был тот же Саин-Булат, неоднократно упоминавшийся в прошлых главах. Он происходил из рода Чингизидов, был потомком последнего хана Золотой Орды Ахмата, в 1570 г. Иван Васильевич поставил его служилым царем над касимовскими татарами. Он участвовал походах против ливонцев и шведов, проявил себя прекрасным военачальником и верным помощником царя. В 1573 г. он принял крещение с именем Симеона, женился на дочери князя Мстиславского. Теперь же государь вдруг посадил его на русский трон, а сам принял титул «князя московского, псковского и ростовского».

К своему выдвиженцу Грозный начал обращаться с подчеркнутым почтением, низко кланялся, писал ему — «государю великому князю Всея Руси Симеону Бекбулатовичу Иванец Васильев с своими детишками Иванцом да Федорцом челом бьют». На заседаниях Думы царь стал садиться далеко от трона, вместе с боярами. Но при этом он опять сформировал собственный удел, включил в него ряд городов и волостей. Испросив «разрешения» у Симеона, «перебрал» детей боярских в этом уделе, кого-то оставил, кого-то переселил. Была создана и дворовая дума из бояр Трубецкого и Шереметева, четверых окольничих и восьми думных дворян… Вот и гадают исследователи: что же это было? Зачем? Одни называют случившиеся перемены «новой опричниной» [51, 138]. Другие квалифицируют как «антиопричнину» — обосновывая, что часть земель, взятых в удел, раньше в опричнину не входила [36].

Но на самом деле обе точки зрения критики не выдерживают. Ведь при опричнине царь никому не уступал престол. В 1575 г. не произошло разделения Думы на «опричную» и «земскую». Иван Грозный продолжал посещать Боярскую Думу, только на трон не садился. А при нем действовала обычная «ближняя дума». Когда «великое княжение» Симеона Бекбулатовича кончилось, она не была расформирована. И удел Ивана Васильевича тоже не был упразднен — эти земли получили статус дворовых, они обслуживали нужды царского двора. Дворовые земли существовали при всех последующих царях, и никто их «опричниной» не считал. Что касается «перебора» детей боярских, то вполне естественным было желание государя собрать на своих землях надежных, проверенных людей. Они составили личный полк Ивана Грозного, но, в отличие от опричников, никаких особых прав не получили. Потому что чрезвычайное положение на этот раз не вводилось. Несомненно, царь учел и прежний опыт, когда исключительные полномочия оказывались слишком сильным искушением для многих людей, портили их. Повторять этого он не стал.

Высказывалось предположение, что государь хотел руками Симеона Бекбулатовича изъять церковные богатства. Но оно не подтверждается. Когда возникала острая нужда в деньгах, Грозный сам обращался за помощью к Церкви. Это случалось и до «великого княжения» (зимой 1574/75 гг), и после (в 1580, 1581 гг.). Горсей писал, будто царь, возведя на трон Симеона, аннулировал привилегии и пожалования купцам, городам, монастырям, а потом получил деньги за выдачу новых грамот. Это была обычная практика западных королей (конечно, без отказа от престола), и Горсей, видимо, гадал по аналогии с ними. Однако и его версия опровергнута. Старые грамоты не отменялись, новые не выдавались [138].

Наконец, в литературе гуляют догадки, что волхвы и астрологи предсказали — в этом году царь умрет. Вот и пошел он на хитрость, назначил фиктивного царя. Хотя такое объяснение вообще не лезет ни в какие ворота. Государь, будучи глубоко верующим, гаданиями не занимался никогда. Еще в 1551 г. по его инициативе в решения Стоглавого Собора был включен пункт, грозивший «великой опалой» за астрологию и прочие подобные увлечения. А когда датский король прислал в подарок автомат для астрологических расчетов, Иван Васильевич отказался его принять. Сказал, что христианину таких вещей иметь не подобает. Конечно, данные факты могут не убедить критиков, но период «великого княжения» даже не совпадал с календарным годом. На Руси год начинался и заканчивался 1 сентября. Симеон Бекбулатович «княжил» с октября 1575 г., а в августе 1576 г. Иван Васильевич «свел» его с престола — без всяких опал, без обвинений, и назначил великим князем Тверским.

Впрочем, есть одно обстоятельство, опровергающее клевету о «фиктивном царе» полностью и однозначно. Дело в том, что Симеон Бекбулатович не был царем не только года, но и единого дня! Этого звания ему не передавали. Царь был Помазанником Божьим, становился таковым в таинстве венчания на царство, и царский титул все время оставался за Иваном Грозным. Он сохранил за собой и реальную власть. Если «Иванец Московский» нижайше «бил челом» великому князю, то его челобитные все равно имели силу приказа. Во внешней политике переговоры велись и договоры заключались не от имени Симеона Бекбулатовича, а от имени Ивана Васильевича (с обычным его титулом). Он же возглавлял армию в летнем походе 1576 г.