Рассказы и повести - Анатолий Безуглов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да,– кивнул я.
Мы сели в мою служебную машину, прихватив с собой еще двух дозорных. Для третьего места не хватило, и Костя великодушно, хотя и не без огорчения, согласился отправиться на Берестень-озеро автобусом.
Была середина марта, а стояла неестественная для этого времени теплынь. Обычно на реке Зоре еще плавали тонкие рыхлые льдины, по утрам появлялись забереги, а нынче она уже полностью очистилась ото льда, текла спокойно и величаво.
– Ну и погода,– сказал я.– Сплошная аномалия. На три недели раньше весна…
– Почему же аномалия,– пожал плечами Бабаев.– И вообще, что мы знаем о Земле-матушке? Слишком короток наш век, Захар Петрович, чтобы понять ее законы. Они ведь создавались миллионы лет.
– Это не мое мнение,– стал оправдываться я.– Газеты, журналы, телевидение только и твердят: с климатом что-то неладное. То слишком раннее тепло, то слишком поздний холод… И так на всей планете.
– Просто люди нелюбознательны,– усмехнулся Олег Орестович.– Если бы они потрудились заглянуть в старые хроники. Климат на Земле лихорадило всегда. И во времена оны тоже… В пятнадцатом веке, если не ошибаюсь, в Новгороде в июле был такой мороз, что погиб весь хлеб.
– В июле? – не поверил я.
– Вот именно, в самый жаркий месяц этой полосы… Да что у нас, в северной стране! Например, в девятом веке низовья Нила покрылись льдом. И это в Африке, где все живое почти круглый год страдает от жары!
– И засухи в давние времена тоже случались сильные,– добавила Роксана.– Помните, Олег Орестович, вы нам про Китай рассказывали?
– Верно,– кивнул Бабаев.– Там с шестисот двадцатого по тысячу шестисот двадцатый годы, то есть за тысячу лет, шестьсот десять лет были засушливыми. Больше половины! Причем из них двести три года были годами серьезного массового голода.
– В стародавние времена это происходило само собой,– не выдержал шофер Слава.– А теперь виноваты люди.
– Во многом, но далеко не во всем,– сказал учитель.
– Ну да! – усмехнулся Слава.– Они свою руку приложили…
– Согласен, что влияние деятельности человека на климат ощущается в глобальном масштабе,– ответил Бабаев.– Однако мы отнюдь еще не властвуем над матушкой-природой.– Он помолчал и добавил: – И слава богу! Как писал Чернышевский, «новое строится не так легко, как разрушается старое…» А что касается природы, человек пока больше разрушал…
– Еще вы интересные слова Пришвина приводили,– снова вставила девочка.– «Поезд нашей человеческой жизни движется много быстрее, чем природа».
– Запомнила,– улыбнулся Олег Орестович.– Молодец, Роксана.– Он повернулся к Измайлову:– Жаль, что эту простую истину не могут понять многие взрослые. Особенно те, от которых зависит, где построить новую плотину или осушить болото, возвести гигантский комбинат или открыть рудник…
Мы были уже на окраине. Этот район застроили совсем недавно. Прямые широкие улицы, многоэтажные стандартные дома. Конечно, жить здесь было удобнее, чем в старой части города. Но пропадало своеобразие и неповторимость Зорянска, с его кружевом улочек, утопающих в зелени, разнообразием домов. Наверное, об этом же подумали и мои спутники, потому что Бабаев сказал:
– Прямо как в новом районе Ленинграда…
Сам он был из города на Неве.
– Или в Москве,– откликнулся Руслан.– Я летом гостил у тети. Она живет в Бибиреве, это за ВДНХ… Точно такой же универсам…
Универсам должен был стать гордостью Зорянска – первый такой огромный торговый центр в городе. Внизу – продмаг самообслуживания, на втором этаже – промтоварный магазин. Бетонная коробка и стекло. Здание еще достраивали. Открытие намечалось не скоро, примерно через год.
Минут через пять мы выехали к Берестень-озеру. Оно открылось неожиданно. Кончились дома микрорайона, и тут же началась, как говорится, природа. Веселая рощица белоствольных берез, а за ней – синь воды.
– Где вы обнаружили нефть? – спросил я у ребят.
– Надо обогнуть озеро,– ответил Руслан.– Где Берестянкин овраг.
Проехав еще с километр по шоссе, огибающему чашу озера и устремляющемуся дальше, Слава свернул к берегу. Но подъехать к месту, указанному дозорными «голубого патруля», оказалось невозможно – так размокла земля.
Мы двинулись к Берестянкину оврагу пешком, стараясь держаться поближе к воде – берега были песчаные.
Берестянкин овраг, видимо, как и озеро, получил свое название от речушки Берестянки, которая когда-то впадала в озеро Берестень. Это было очень давно. Речка обмелела, а потом и вовсе исчезла, оставив после себя балку. Сейчас на дне оврага еще сохранились сугробы грязного позднего снега, в котором весенние ручьи проделали круглые, похожие на звериные, ходы.
– Вот здесь,– сказал Руслан.
Мы подошли к самой воде. Закатное солнце, стоявшее низко над землей как раз напротив, окрасило озеро в розовый цвет. И все же на его поверхности можно было явственно различить радужные круги, играющие всем спектром.
Олег Орестович потянул носом. Все остальные невольно сделали то же самое.
В резкий свежий запах талого снега вплетался другой, мне показалось – керосина.
Почему-то вспомнилось послевоенное детство, душный маслянистый запах трехлинейки, при свете которой я сидел над уроками…
Бабаев зачерпнул горсть воды, понюхал.
Сзади послышались торопливые шаги. Это с автобусной остановки бежал Костя.
– Ну? Нефть, да? – с ходу выпалил он, едва переводя дыхание.
– По-моему, бензин,– сказал Бабаев.– Но может быть и керосин, как сказал Захар Петрович… Интересно, много его попало в озеро?
– И у того берега есть! – воскликнул Костя, показывал на противоположную сторону Берестеня.
– И там, и там, и там…– Руслан обвел рукой озеро.
– А может, все-таки нефть?-спросил я у Бабаева, проверяя одно из своих предположений.– Чем черт не шутит, вдруг под нами месторождение…
– Нет,– категорически сказал Олег Орестович.– Я знаю, что такое нефть. Видел аварию танкера. Совершенно другая картина. Да и запах… А насчет месторождения,– увы, Захар Петрович… Тут в прошлом году недалеко работала геологическая экспедиция. Каолин нашли,– продолжал учитель.– Сырье для производства фарфора… А вот насчет «черного золота»…– Он развел руками.– А это,– показал Бабаев на радужные разводы,– следы чьего-то головотяпства. Прямо скажем, вредительства! Варварства! Вы не представляете, какой урон нанесен озеру! Теперь не выловите не только ни одного окуня или плотвички – головастика не увидите… А утки? Сколько было положено труда, чтобы летом у нас селились чирки, гоголи и давали тут потомство! Всё насмарку…
Он махнул рукой и замолчал.
Мы прошли дальше по берегу. Картина везде была одинакова.
Солнце коснулось края земли. Неожиданно быстро похолодало. Надо было возвращаться в город: ребята продрогли, да и стемнело.
Мы усадили дозорных в машину, а сами с Бабаевым отправились пешком: и он, и я жили в микрорайоне неподалеку от строящегося универсама. Ходу – минут сорок. Хотелось обсудить увиденное.
Обоих нас волновал вопрос: как бензин или керосин могли попасть в Берестень? Промышленных стоков в озеро ни от одного предприятия в городе не было. Как я уже сказал, база нефтепродуктов находилась на противоположном конце Зорянска. Судя по тому, что загрязнение распространилось по всему зеркалу, нефтепродуктов в воду попало немало…
– Не ведет Берестеню,– со вздохом сказал Бабаев.– Мне рассказывали, что лет двадцать назад в нем хотели разводить омуля…
– Омуля?– удивился я.– Не слышал.
В Зорянске я жил всего десять лет.
– Да, омуля,– кивнул Олег Орестович.– Вода чистая, и условия вроде подходящие. Вот его и облюбовали ихтиологи. Хотели провести эксперимент. Если бы дело выгорело, то поставили бы рыборазведение на промышленную основу. Начинание сулило большие доходы. Но сначала надо было, образно выражаясь, освободить будущее омулевое поле от сорняков. То есть свести на нет малоценную рыбу – окуней, плотву, красноперку…
– Господи,– вырвалось у меня.– Сорную! Да я, возвращаясь с рыбалки, радуюсь, если на кукане у меня болтается десяток окуней! Л уха из них!…
– Не рыбак,– улыбнулся Бабаев.
– Сразу видно. Извините, Олег Орестович, что перебил. Продолжайте…
– Так вот, обработали Берестень полихлорпиненом, от которого окуни, плотвички и прочие аборигены богу душу отдали. Весной заселили озеро мальками байкальского омуля и стали ждать… А через несколько лет убедились, что ждут у моря погоды… Не развелся омуль.
– Почему?– поинтересовался я.
– Щука съела. Расплодилась – страсть и стадо мальков без остатка сожрала…
– А как же этот самый?… Ну, полихлор…
– Полихлорпинен? Выходит, не подействовал на зубастую хищницу. Пришлось «перепахивать» поле заново. Опять травили полихлорпиненом да еще для полной победы – карбофосом. Элементарное, между прочим, средство от тараканов… Результаты превзошли все ожидания. Не только рыбы – жучка у воды, бабочки над водой не водилось. Радовались: теперь-то у омуля врагов не будет… Через некоторое время произвели новый «засев» мальков с далекого Байкала. Проходит год, другой, третий… Ихтиологи констатируют: омуля нет, зато окунь идет косяками…