Остров волка - Андрей Михайлович Дышев

– Да кто же это, черт возьми?! – крикнул я, демонстрируя темноте свой голос, опустил руку на загривок гепарда и похлопал его. – Иди! Иди гуляй!

Кошка, забыв о больной лапе, сделала грациозный прыжок в кусты, но приземлилась некрасиво и бесшумно захромала к морю.

Мой голос удостоверил мою личность лучше, чем скрытая мраком физиономия. От полотна отделилась тонкая фигура в белом и беззвучно приблизилась ко мне.

– Ника!! – воскликнул я, кидаясь к девушке и крепко прижимая ее к себе. Я почувствовал запах духов Анны, оставшийся на лацканах пиджака. – Как хорошо, что ты с ним не уплыла! С тобой все в порядке? Тебя никто не видел?

Она разрыдалась прямо у меня на груди, и я не сразу понял, что пламя горящей базы и на таком расстоянии может обжечь сердце.

– Я думала… – бормотала она, всхлипывая и царапая ногтями мои плечи, – я думала, что вы все погибли. Я уже не верила, что ты сюда придешь… А где Анна?

Я скрипнул зубами и промолчал. Ника отстранилась от меня. В лунном свете блеснули ее глаза.

– Анна где? – повторила она, убирая со лба челку.

– Она погибла. И Дик тоже.

Ника медленно убрала руки с моих плеч.

– Как же? – прошептала она. – Как же теперь?.. Зачем тогда все это нужно?..

– Молчи! – Мой голос предательски дрогнул. Я взял девушку за руку. Она была тонкой и холодной. – Ты ничего не понимаешь. Ты мне нужна! У меня не осталось на свете более близкого человека, чем ты. Ты должна меня понять…

Я повел ее по склону вверх, туда, где на возвышенности стоял "маяк". В тени кустов призрачно светились два глаза. Гепард провожал нас взглядом. Он хотел пойти за мной следом, но боялся Ники, как всякий клон боится клона.

– Куда ты меня ведешь? – спросила девушка.

– Ты должна просушить одежду, – ответил я. – И отдохнуть… Ты должна беречь себя. Тебе нельзя болеть.

– Я редко болею, – ответила Ника. – А где Хосе? Ты говорил, что он будет ждать тебя на песчаном мысе.

– Он уплыл, Ника. Он меня не дождался. Может быть, испугался взрывов.

– Он не мог испугаться взрывов, – возразила Ника. – Когда гремели взрывы, здесь никого не было.

– Ты очень грустишь по этому поводу?

– Да, очень, – ответила она после недолгой паузы. – Мне жаль Хосе. Вся команда отвернулась от него, и я тоже. На всем корабле не нашлось ни одного человека, кто бы поверил в его честность. Я чувствую себя виноватой перед ним. Я должна извиниться.

– Найдешь его в порту. Все будет хорошо. А нам надо торопиться. До рассвета осталось не так много времени.

Мы вышли на седловину горы. Джунгли остались позади, впереди нас ждал пологий спуск, поле с выгоревшей сухой травой и белый забор заброшенного особняка.

Собаки не увидели меня в темноте, но почуяли Нику. От их истошного лая девушка замедлила шаг, а потом вовсе остановилась.

– Не бойся, – сказал я ей. – Они тебя не тронут. Они сами боятся всего на свете.

Чем ближе мы подходили к забору, тем более тихим становился лай. Мы так и не увидели клонированных близнецов. Псы замолчали и спрятались в темноте. В сад мы вошли при полной тишине.

Я почувствовал себя так, словно после долгого отсутствия вернулся домой. При виде прополотой Анной клумбы у меня защемило сердце, и глаза вновь потяжелели от слез. Всего двое суток назад я зашел в этот особняк, и в каждом предмете мне виделось прикосновение ее рук, взгляда, чувствовалось тепло ее дыхания. Она была жива, была где-то недалеко, хоть и окутана туманом тайны. Я слушал кассету с ее голосом и представлял нашу встречу. Теперь все в прошлом, и мне остается только терзать себя мыслью: все ли я сделал, пытаясь спасти Анну?

Я открыл дверь и вошел в гардеробную с винтовой лестницей, ведущей в гостиную. Не успел я поставить ногу на ступень, как увидел на ней слабый отблеск огня.

Повернувшись, я знаком показал Нике, чтобы она соблюдала тишину, и стал медленно подниматься наверх. Чем выше я поднимался, тем отчетливее проявлялись на стенах дрожащие блики. Из гостиной доносилось слабое шуршание, словно там пиршествовали мыши. Еще через мгновение мне стало совершенно ясно, что там находится человек. Я слышал его дыхание, и мое сердце забилось со страшной силой, готовясь воспринять пусть самую невероятную мистику, но с толикой надежды. А вдруг… Сознание цеплялось за обрывки мыслей, ловило сказочные гипотезы за хвост; я шел наверх все быстрее, уже почти не таясь, уже язык занемел, и крик с самым дорогим для меня именем заметался за стеной зубов, как голубь в стенах комнаты…

Я остановился на последней ступени; самовнушение достигло такой силы, что я не поверил своим глазам и едва не закричал от страшного разочарования.

У каминной полки, боком ко мне, стоял матрос Хосе. Потрескивая, перед его лицом горела свеча. Матрос считал деньги, раскладывая их равновеликими стопками на полке. Там уже не было места, и он перешел на трюмо. На плече матроса, напоминая дохлого удава, лежал длинный матерчатый пояс, кушак, сшитый грубыми стежками, оба его конца достигали пола. Поочередно скручивая каждую стопочку денег, как сигару, Хосе заталкивал ее в пояс, а затем, взявшись за его концы, сильным движением встряхивал, утрамбовывая.

Я почувствовал левой щекой волосы Ники. Она, не дыша, стояла рядом со мной и смотрела на своего возлюбленного. Ее глазах были полны недоумения. Разомкнув губы, девушка вопросительно шепнула:

– Хосе?

Матрос вскрикнул, отскочил от камина и схватился за ружье, стоящее у камина.

– Кто здесь? – с напускной угрозой спросил он и, щурясь, посмотрел в нашу сторону. Он был ослеплен огнем свечи, и проем, ведущий на лестницу, казался ему погруженным в непроглядный мрак.

Ника неуверенно шагнула ему навстречу. Матрос схватил с каминной полки свечу и поднял ее над головой. Только тогда он увидел нас с Никой.

– Ты? – удивленно и не слишком радостно