Во славу Отечества! - Евгений Белогорский

На следующий день, аналогичная ситуация сложилась и под Седлецом, важным стратегическим пунктом на пути к Варшаве. Русские едва только атаковали расположение имперских дивизий, как они незамедлительно начали отход на запад, совершенно не пытаясь остановить наступление противника, как это было год назад. Какая-то подавленность и обречённость сквозила в действиях некогда блистательных частей рейхсвера на фоне мощного наступления русских частей по всем фронтам.

Россия, в очередной раз, сумела удивить Европу своим воистину сказочным преображением  смертельно больного человека в настоящего богатыря. Русская армия подавляла своего противника буквально во всём, начиная от огромного количества снарядов, пушек и пулеметов, появлением новых видов оружия, таких, как торпедоносцы, тяжёлые бомбардировщики, тачанки и бронепоезда и, наконец, грамотным тактическим применением всех этих сил и средств. Огромные людские ресурсы позволили русским армиям непрерывно наступать на всём огромном протяжении Восточного фронта, не боясь завязнуть в позиционной войне.

Падение Седлица окончательно убедило Людендорфа, что на данный момент он уже ничего не сможет сделать, и самым лучшим выходом для немецких войск является отступление к линии приграничных русских крепостей на Нареве и Висле, подобно тому, как это сделали австрийцы, отойдя к карпатским перевалам.

Эти выводы фельдмаршал выдал Гинденбургу и кайзеру 31 августа, в виде красиво

оформленного плана по стратегическому заманиванию врага вглубь Польши, с возможностью нанесения флангового удара со стороны Пруссии и Венгрии, подобно Свинцзянскому и Горлицкому ударам 1915 года. Когда именно состоятся эти удары во фланг, Людендорф скромно умолчал, туманно определив срок - «как скорое будущее».

Слушавшие его Вильгельм и Гинденбург также воздержались от уточнений, хорошо понимая всю зыбкость ближайших прогнозов. Оставшись один на один с Людендорфом, старый фельдмаршал хмуро подытожил нынешнее положение страны следующими словами:

- Если мы не можем выиграть эту войну, то мы должны достойно её проиграть. Вот только весь вопрос кому, и с какими потерями?

Кроме ощутимых успехов русских на Западном фронте, в финале летнего наступления порадовали своими победами и соседние фронты. Перед командующим Северным фронтом генерал-майором Кутеповым стояла сложная задача. После взятия Ковно, его войска, плавно выжимая германские войска из Прибалтики, приближались к Либаве. Немцы оказывали вялое сопротивление, и было ясно, что падение этого порта на Балтике - дело времени. Кутепов ничуть не сомневался, что, опасаясь угрозы окружения, немцы уйдут из Курляндии в Восточную Пруссию, чтобы под защитой мазурских укреплений, нанести долгожданное поражение русской армии, подобно поражению 1914 года.

Весь вопрос заключался в находящихся на ремонте в Либаве германских кораблях: двух линкорах и крейсере. Получив серьёзные повреждения в сражении под Свеаборгом, корабли кайзера проходили срочный ремонт и, по данным разведки, собирались покинуть негостеприимный порт, как можно скорее, в связи с русским наступлением на Курляндию.

Со дня на день, должен был прийти морской конвой, под прикрытием которого повреждённые суда будут переведены в Данциг для продолжения ремонта. Упустить столь жирный кусок Ставка Верховного командующего никак не хотела, и поэтому экстренно разрабатывались различные варианты по уничтожению вражеских кораблей.

Балтийский флот, серьёзно пострадавший в предыдущем сражении, никак не мог выделить для атаки на Либаву сильный кулак в виде своих линкоров. Его командующий вице-адмирал Щастный только разводил руками, объясняя Корнилову невозможность выхода в море кораблей, и одновременно напирал на необходимость уничтожения столь легкой добычи, как серьезно

повреждённые суда противника.

Оригинальный выход из столь трудного положения предложил другой адмирал, недавний герой Балтики Михаил Беренс. Оценив по достоинству применение против вражеских кораблей кумулятивных торпед, он вначале предложил повторить воздушную атаку на корабли противника, однако его идея была отвергнута, как нереальная. Рейд Либавы был хорошо защищён от нападения с моря, а атака торпедами на маленьком участке акватории порта была действительно очень сложным и рискованным делом.

Получив отказ Корнилова, Беренс не успокоился и вскоре предложил другой вариант: атака кораблей со стороны суши. Адмирал вспомнил, что кроме торпед, конструктор Григорьев также предлагал флоту кумулятивные бомбы малого веса, что как раз подходило для выполнения данной задачи. Бомбардировщик «Илья Муромец» мог нести более тонны бомб и сбросить их на вражеские корабли. Главковерху эта идея очень понравилась, и он приказал Кутепову срочно подготовить план операции и приступить к его реализации.

Всё готовилось в страшной спешке, но 27 августа три бомбардировщика звена штабс-капитана Сафронова вылетели на задание. Желая избежать возможной встречи с летательными аппаратами противника, «Муромцы» вылетели ранним утром, прикрываясь сумерками и облаками. Нагруженные до предела кассетами с мелкими остроконечными бомбами нового образца, русские самолеты тяжело набирали высоту в черном небе Балтики. Лётчики морского отряда прекрасно знали силуэты своих предстоящих целей и с одного взгляда могли определить класс и тоннаж корабля, а соответственно и название увиденного ими сверху судна.

Беренс специально настоял на поручении этой операции именно морским авиаторам, что значительно повышало шансы успешного выполнения боевой задачи. Беренс ничуть не сомневался, что сухопутные собратья по крылу, ничуть не хуже его летчиков смогут долететь до цели и сбросить бомбы, но вся особенность заключалось в том, что бомбить лучше наиболее уязвимые места кораблей, а они лучше известны морским лётчикам.

Кумулятивные бомбы могли серьёзно повредить или уничтожить вражеские линкоры только при попадании в район носовых или кормовых артпогребов, или цистерн с топливом. Оба линкора имели паротурбинные силовые установки и использовали нефть в качестве топлива, что соответственно требовало наличия больших ёмкостей для её хранения

Солнце уже поднялось из-за горизонта, когда перед самолетами показалась Либава. Появление чужих самолётов в районе порта вызвало большой переполох, поскольку зенитных установок там не было. Гулко и протяжно завыли корабельные сирены, извещая экипажи о появлении врага.

«Байер» и «Фридрих Великий» стояли на внутреннем рейде, тогда как «Гинденбург» был пришвартован к пирсу, и на нём велись интенсивные ремонтные работы. Данные разведки полностью подтвердились, корабли готовились к выходу в море, и лётчики появились, как раз вовремя.

Каждый самолет имел заранее выбранную цель, и поэтому Сафронов сразу устремился к темной махине «Гинденбурга». Расчеты зенитных орудий уже шарили по небу своими прицелами, ожидая, когда русский бомбардировщик спуститься ниже, чтобы произвести прицельное бомбометание. Однако, русский лётчик неожиданным манёвром ошеломил немецких зенитчиков.

Высмотрев с высоты очертания погона сорванной в бою с «Баяном» носовой орудийной башни, Сафронов плавно перевёл свою машину в пологое пике и устремился на цель. Немецкие моряки только ахнули от ужаса, посчитав, что сумасшедший русский пилот решился таранить корабль своим самолетом, и открыли беспорядочный заградительный огонь. Зенитчики безостановочно палили по самолету, но трассы их снарядов проносились в стороне от приближающейся машины.

Точно рассчитав траекторию бомбометания, Сафронов отдал команду штурману на сброс. Освободившись от части груза тяжёлая машина подпрыгнула, облегчая пилоту вывод из затяжного пике. С высоты около ста метров в открытый погон башни градом посыпались маленькие остроносые снаряды, с негромким хлопком вырывающиеся из них кумулятивные огненные струи легко прожигали тонкий металл переборок, врываясь глубоко внутрь. Часть бомб, высыпавшихся на палубу, словно раскалённым шилом легко изрешетила толстые броневые листы, вбрасывая внутрь горячие языки пламени.

Какое попадание оказалось удачным, трудно было определить, но уже с первого захода на цель Сафронов добился нужного результата. От попадания  кумулятивных бомб внутри крейсера начался пожар, от которого взорвался весь боевой запас носовых башен. Огромный «Гинденбург» подбросило вверх, словно игрушечный кораблик, после чего он рухнул в воду и стал стремительно тонуть. Под сорванной носовой башней крейсера зияла огромная воронка, через которую внутрь ворвалось море, жадно поглощая свою добычу. За считанные минуты вода покрыла бак, капитанский мостик, заглотила шкафут и плавно переползла на корму. Вскоре только трубы крейсера выдавали его присутствие в этой акватории порта.