Прямые пути - Алексей Дуров

«Сколько вы можете обходиться без воздуха?» — обратилась Леск к Черному. Тот ответил: «Мы можем не дышать совсем. Некоторые столетиями живут в море, не поднимаясь на поверхность».

— Вот и морские драконы, — сказал Рес так самодовольно, что Леск рассмеялась.

Черный оглянулся на нее с недоумением: «Вы смеетесь, хотя ваш мир в опасности?»

«Поверить не можем, что мир гибнет, — оправдался Рес. — Он же большой». Дракон хмыкнул и отвернулся.

Они перешли по золотому мостику через канал — тоже глубокий, прозрачный и с рыбами у дна, — и Черный откинул кольчужную занавесь на входе в одно из строений. Внутри было просторно, как в дворянских покоях, и светло, благодаря большим окнам. Имелась и мебель — табуретки с пышными подушками, низкий стол. К стене приделана широкая полка, на ней стоял знакомый чан с песком, только маленький, явно для драконыша.

Из соседней комнаты, откинув кольчужную занавесь, вышел крупный дракон с маленьким дракончиком на руках. Точнее — дракониха: во-первых, у нее внизу живота не было бугра, как у Черного (видимо, драконы как-то втягивают мужские части внутрь для защиты), во-вторых, сложена по-другому — основательнее выглядит. И еще движения у нее по-женски плавные. А вот по цвету — тоже совершенно черная.

Дракончик был мокрый, и дракониха осторожно вытирала его ворсистым белым полотенцем. Очень по-человечески это выглядело, очень мирно и внушало доверие. Тем страннее — да что там, страшнее — оказалось случившееся потом: дракониха бросила дракончика в стену. С пяти шагов. А тот легко извернулся в воздухе и повис на стене. Потом спокойно, без тени обиды, забрался на полку и завозился в чане с золотом. Черный заметил, как ошеломлены люди, и объяснил: «Наши дети не так беззащитны, как ваши. Они самостоятельны с рождения, а кое в чем приспособлены лучше взрослых. Но мы все равно о них заботимся». Вот забота, так забота — об стенку бросают. Дракончик хмыкнул из своего чана, потом хмыкнули его старшие сородичи — то есть, он удачно пошутил на своем неслышном людям языке. Ресу показалось, что драконы смеются с некоторой завистью, как над хорошей шуткой взрослого, а не забавным высказыванием ребенка. А ведь может быть, что к малышу уже подселились личности каких-нибудь невероятно древних драконов, что на самом деле он взрослее Реса в тысячу раз. Захотелось к людям — среди своих в любом случае привычнее, понятнее и спокойнее.

«Нам лучше говорить на языке лжи, — замахал руками Черный, — чтобы люди тоже понимали».

Дракониха посмотрела на людей: «Я вижу, ты отмечена знаком вершины, значит ты — Леск, а ты Рес. Меня зовут… можете называть меня Ныряльщицей», — а вот это хорошо, а то Рес побаивался, что дракониха весь ворох своих имен выложит, и придется выбирать ей прозвище. Не хватало оскорбительное выбрать или еще как-то ошибиться. Должно быть, Черный Ныряльщице подсказал.

«Если нужно отправляться к источнику миров и там разрушать заклинание теней, — продолжала она, — то нельзя присоединять вас к тому, кто не подходит. Слишком рискованно для такого важного дела».

«Но могут уйти годы, чтобы найти кого-то подходящего», — забеспокоился Черный.

«Можно присоединить их к лишенному личности ущербному телу, — предложила Ныряльщица, — хотя долго существовать в таком теле мучительно, я это знаю».

Рес возмутился: «Нас что, насовсем в драконов поселят?» И так непрерывно сосет под ложечкой от предстоящего, а тут выясняется, что быть ему отныне драконом, да еще ущербным — бесхвостым каким-нибудь, если не хуже.

Ныряльщица склонила голову и сузила глаза: «Ты думаешь, что тебе захочется вернуться из драконьего тела в человеческое?»

«Откуда я знаю? Я же не пробовал», — не успокаивался Рес.

Черный рассудил: «Эти люди наследники юных, они любят друг друга, а их тела молоды и сильны. Я не удивлюсь, если они захотят остаться людьми. Особенно, если не подойдут тому дракону, который их примет. Но переносить их в тело, лишенное личности, да еще и ущербное, тоже очень рискованно, ведь они никогда не были драконами, и не сумеют правильно воспользоваться телом, тем более в тех промежутках, через которые пройдет путь к источнику миров и в самом источнике».

Ныряльщица задумчиво повела головой: «Присоединить временно… это возможно, тогда не так страшно, если вы не подойдете — ведь и хозяева тела, и вы будете понимать, что соединены временно. Просто будете действовать по очереди. И я даже знаю, к кому вас можно присоединить — к Укравшему Кошку. Пойдемте», — и она быстро направилась к выходу.

— Выспаться так и не дадут, — обиженно заметил Рес.

— Неужели ты смог бы уснуть?! — удивилась Леск.

Шедшая впереди Ныряльщица придержала шаг, чтобы люди видели ее жесты: «Наследники юных отличаются от других людей — вы намного чувствительнее. Вам подойдет обычная человеческая пища — фрукты, мясо, рыба?»

«Подойдет», — удивленно пожал плечами Рес.

«Но лучше готовить для них по-особому, — вставил Черный. — Я расскажу, как».

«А зачем это?» — удивилась в свою очередь Леск.

Ныряльщица объяснила: «Если вы собираетесь вернуться в свои тела, то мне нужно будет их сохранить здоровыми и довольными».

Стало быть, Рес отправится воевать с грифонами, а его тело будет тут объедаться рыбой. Что-то в этом есть несправедливое.

«А почему ты считаешь, что тот дракон, Укравший Кошку, примет нас, даже если мы ему не подойдем?» — спросила Леск.

«Он одиночка, — стала объяснять Ныряльщица. — Его разум слишком необычен, и ему не подходит никто. Он один в своем теле с рождения, уже пятьдесят шесть лет. Мы пытались присоединить к нему многих, даже призывали мертвых. Ничего не вышло».

— Даже мертвых, — испуганно повторила Леск на языке побережников.

«А почему это так плохо для дракона — быть одному в своем теле?» — не понимал Рес. Ему-то самого себя пока что хватало.

Ответил Черный: «Мы очень сильны и неприхотливы. Чтобы просто жить, нам нужно немногое. Потому у дракона без прошлого нет причин что-либо делать, и он замирает в праздности. Это у старых личностей достаточно незаконченных дел и неразгаданных загадок, не говоря уже про обязательства. Но Укравшему Кошку никто не подходит, потому он почти все время спит в мокром золоте, и ничего ему не надо, кроме сна без снов».

«Но кошку где-то украсть успел, — заметил Рес. — Аж имя заработал».

Ныряльщица хмыкнула: «Он бывал в промежутке Первого Порога — проверял, не подойдет ли ему сущность одного из тамошних старших. А когда возвращался, то в его мешок забралась кошка».

«И что, не заметил?»

«Не придал значения. Укравший Кошку слишком равнодушен».