Башня континуума - Александра Седых
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ясно. Вы все же не шарлатан. Вы великолепный, умелый гипнотизер. Вы гипнотизируете моего мужа? Но на самом деле ничего такого нет.
— А вот и есть, — не согласился Чамберс и повел по комнате пухлой, унизанной тяжелыми перстнями, рукой, и в углах комнаты зашевелились, задышали, заметались слуги колдуна, чудовищные, древние тени. Бесформенные, неживые, но овеществленные, рабски покорные и податливые, тени шпионили, подслушивали, подсматривали, а потом возвращались к хозяину и доносили, выбалтывали тайны и секреты, пересказывали сплетни и грязные слухи.
От вида теней у Виктории в голове сделалось пусто, дыхание сбилось, и принялись подгибаться ноги, особенно когда она разглядела, что у слуг злого колдуна есть призрачные лица, сотканные из потоков курящейся эктоплазмы, и лица эти — наполовину человеческие, а наполовину — раскосые кошачьи морды.
— Что это за твари? — прошептала она мигом севшим голосом.
— О, Виктория, они очень древние. Призванные, Пожранные, Падшие, Перерожденные.
— Они… могут причинить мне вред?
Чамберс усмехнулся.
— Достаточно их прикосновения, чтобы высосать из вас жизнь, целиком, без остатка. Если я прикажу, разумеется. Но я, конечно, ничего подобного приказывать им не буду. Не бойтесь. Подойдите, — и Чамберс поманил ее пальцем.
Виктория, сама себе не веря, подошла, медленно, мягко ступая.
— Присядьте, — сказал Чамберс, приветливо кивнув на кресло напротив.
Признаться, Виктория не понимала, отчего до сих пор не напрудила в свои кружевные штанишки. Невзирая на увещевания астролога, она была напугана до смерти, хотя и отчаянно силилась не показывать вида.
— Но… кто вы такой? Неужели и впрямь колдун? Колдовство… тени… как это возможно?
Маслянистое лицо Чамберса, разукрашенное, как мазками алой и желтой краски, отблесками пламени, отобразило досаду. Он явно не испытывал желания распространяться об источнике своих сверхъестественных сил, но, все же, сообщил Виктории кое-что.
— Секреты тьмы с детства манили и привлекали меня. Я посвятил долгие годы… да что там, десятилетия, штудируя ветхие фолианты, изучая древние магические ритуалы и обряды, проводя алхимические опыты, рыская по кладбищам в поисках запчастей для моего гомункула. Для целой армии гомункулов! К сожалению, тех компонентов, что я сумел разыскать на погостах и кладбищах, оказалось недостаточно, и мне пришлось устроиться на работу в морг, где я сумел получить доступ к гораздо большему разнообразию биологических материалов…
Виктория не сумела сдержаться от негодующего возгласа.
— Ты больной, извращенный выродок!
— Да, с точки зрения примитивной обывательской морали я и впрямь переступил черту, но мною руководили высшие цели! Увы, мне не удалось их достичь. То есть, удалось… хотя и не в полной мере. Но, в целом, можно сказать, мои усилия окупились с лихвой. Меня заметили. Демоны… могущественные существа, которые поделились со мной своей силой и своими знаниями. Мне доводилось слышать, что люди, которые прежде сталкивались с этими демонами, сходили с ума или умирали… но не я. Когда они пришли ко мне, я ждал и был готов. Я был…
Чамберс замолчал, будто силясь справиться с нахлынувшими сильными чувствами.
— Да, был… впрочем, довольно обо мне. Давайте поговорим о вас, Виктория. Расскажите мне, отчего вы так расстроены.
— Я вовсе не расстроена… о чем вы, не пойму.
Чамберс перегнулся через столик и взял ее за руку.
— Виктория, — сказал он, проникновенно и преданно заглядывая своей затравленной жертве в глаза, — не надо меня бояться. Я вам ничего плохого не сделаю. Я здесь, чтобы помочь.
— Помочь? Зачем вы постоянно забиваете Гордону голову вашей… чушью?
— О? Нет. Эта чушь, как выразились, всегда была у него в голове. Как тина в пруду, — проговорил Чамберс, заставив ее подумать о стоячей, подернутой плесенью глубокой воде и об утопленниках, — у вашего мужа в голове вообще чрезвычайно много увлекательного. Работать с ним на редкость тяжело, но оттого вдвойне интересно. Вам ведь тоже с ним тяжело приходится, девочка? — поинтересовался Чамберс необычайно сочувственно, напрочь сбив с толку Викторию своим замечанием.
— Да, но…
— Упрямый, как осел.
— Да.
— Ни за что на свете не признается, что неправ. Никогда. Да?
— Да, — согласилась Виктория, уже скверно понимая, о чем идет речь.
— Да, — кивнул Чамберс, весь источая ласку и сочувствие, — мужчины. Безответственные свиньи. Жалкие, никчемные, бесполезные существа. Если за ними не приглядывать каждую секунду, они такое натворят, правда?
— Да, мужчины, они… постойте! Вы смеетесь надо мной, да? Ничего. Гордон пообещал мне от вас избавиться!
— Знаю, — сказал Чамберс без тени тревоги, — уже далеко не впервые, заметьте, ваш муж хочет от меня избавиться. Мои завистники и недоброжелатели постоянно рассказывают обо мне герру Джерсею всякие гадости, а он слушает… слушает и верит. Ваш муж такой доверчивый… такой наивный. Такой, понимаете ли, грустный… грустный и печальный человек, ваш муж…
— Отпустите, — беспомощно прошептала Виктория.
Вместо того Чамберс еще крепче сжал ее запястье. Больно ей не было, но хватка злого чародея определенно отдавала чем-то липким, непристойным, как если бы он был нежной, сочувствующей пиявкой. Виктория попыталась вырвать руку, но не сумела, а чародей продолжал смотреть на нее пристальным взглядом, который обволакивал и пробирался под кожу. Правый глаз Чамберса был глаз как глаз, разве неправдоподобно хитрый и лживый, а вот левый — черный, абсолютно мертвый, и в невыразимой глубине этой липкой, мертвой черноты размеренно щелкали и стрекотали жвала Великой Самки Богомола.
— Ах, Виктория. Поймите, я забочусь о вашем муже. Он мне нравится, клянусь. Отличный он парень, хотя, между нами говоря, чуточку туповат. Но я делаю для него все возможное и невозможное. Все ради его блага. Все ради для его пользы… а вы? Вы делаете?
— Да…
— А он этого совершенно не ценит, верно я говорю?
Виктория всю жизнь мнила себя женщиной рациональной и на редкость практичной, не склонной к дешевым сантиментам, но вдруг ей тоже стало очень грустно, грустно и печально, да так, что она навзрыд разрыдалась, изнемогая от сладкой, щемящей жалости к себе.
— Как вы правы… не ценит… постоянно шатается где-то… охота и пиво… ругается… обозвал меня несгибаемой… мне было так обидно, вы не представляете. Как он мог сказать мне такую ужасную вещь. Он, наверное, совсем меня не любит, — прибавила Виктория, размазывая кулачком слезы по лицу.
— Вот как, — отозвался мистер Чамберс с нечеловеческим состраданием, — успокойтесь. Не надо плакать. Глубоко вздохните, хорошо… мы с вами поработаем над этим. А хотите, я вам покажу что-то очень интересное? Вы сразу перестанете плакать и огорчаться.
Крючковатыми пальцами Чамберс сдернул с магического шара бархотку. Тусклая и непроницаемая поверхность хрустальной магической сферы постепенно начала светиться, будто разогреваясь изнутри, и вот, в зыбкой глубине Виктория увидела…
Фонтаны.
Да, фонтаны, пурпур, и хаос, и пылающие, разоренные города, тлен и смерть, и виселицы, кипящие океаны ненависти, бурлящие моря крови, и виселицы, виселицы, виселицы…
А на виселицах болтались они.
Насильники. Растлители малолетних. Убийцы. Казнокрады. Наркодельцы. Наркоманы. Пьяницы. Шлюхи. Сутенеры. Писаки из бульварных газетенок. Врачи подпольных абортариев. Владельцы игорных домов. Сепаратисты. Террористы. Коррупционеры. Аристократы. Бюрократы. Банкиры. Писатели. Поэты. Художники. Актеры. Абсентеисты. Анархисты. Монархисты. Слишком богатые. Слишком бедные — тоже. Слева — левые. Справа — правые. Посередине — центристы. А также гуманисты всех расцветок и мастей, что вечно путаются под ногами у порядочных людей и мешают наводить порядок, а потом ноют по поводу растущей безработицы, перенаселения и экономического спада. Бродяги — у порядочных людей должно быть собственное жилье. Ленивые бездельники — порядочный человек должен работать в поте лица, я считаю, и…
Вся эта грязь.
Выжечь заразу огнем и мечом, пригвоздить к кресту, распять… а, когда он поизведет эту нечисть, он умоет руки от крови, и…
О, да. Вот тогда он ляжет на диван и будет отдыхать от своей невыносимо тяжкой, утомительной работы.
— Что это? — прошептала Виктория. — Что это вы мне показываете?
— Нравится?
— Ну… вы хотите сказать, что Гордон не всегда будет вице-губернатором? Что он добьется чего-то большего? Может быть, станет министром юстиции имперского кабинета?
— Да нет же, — Чамберс покачал головой, — берите выше.
— Верховным Канцлером? — прошептала Виктория, задыхаясь и млея от крови и пурпура. И упустила момент, когда из ее сознания стерлись остатки подозрительности к нему, и Чамберс перестал казаться ей зловещим, а его глаза — глазками дьявольски умной, злобной свиньи. Нет, глаза у него были самые обыкновенные, глаза как глаза… добрые глаза, преисполненные искренней заботы. «Да он славный, — подумала Виктория, — разве что… оклеветанный своими завистниками и недоброжелателями. И какие говорит занятные вещи… удивительные вещи».