Могучая крепость - Дэвид Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старый герцог Восточной Доли был достаточно деликатен, чтобы погибнуть в бою, прежде чем произвести на свет собственного наследника. Поэтому титул перешёл к побочной линии, и новый герцог — отец нынешнего — поняв, в какую сторону дует ветер, стал одним из верных сторонников Короны. Несмотря на это, Сейлис поддерживал стены Мейкелберга в отличном состоянии, и Шарлиен последовала его примеру. Конечно, Шарлиен также завершила планы своего отца в отношении озёр Морган и Меган, связав озеро Морган с Вишнёвой Бухтой через Канал Короля Сейлиса, а озеро Меган с озером Морган через канал Эдиминда. Каналы ещё больше простимулировали экономику района вокруг Черайаса, и не случайно Канал Короля Сейлиса был расположен в идеальном месте для защиты Мейкелберга.
Близость Мейкелберга к Вишнёвой Бухте и озеру Морган обеспечивала ему отличные водные коммуникации, что сделало его логичным местом для нынешнего герцога Восточной Доли для организации новой Имперской Армии. Он также был соединён с Черайасом тщательно ухоженной столбовой дорогой, и, как член личной гвардии императора Кайлеба, капитан Атравес имел приоритет в получении свежих лошадей на почтовых станциях, которые Корона содержала вдоль неё. Всё это означало, что он мог совершить путешествие между двумя городами верхом примерно за два долгих сэйфхолдийских дня. Если бы он немного ускорил темп, то мог бы проделать ту же поездку за полтора дня или даже чуть меньше.
«Конечно, если бы я мог использовать скиммер, я мог бы проделать его примерно за десять минут, не так ли?» — сухо подумал он, когда (наконец) увидел, как перед ним вырастают стены Мейкелберга. При этой мысли он лишь наполовину насмешливо поморщился.
«По крайней мере, это время не потрачено впустую», — напомнил он себе.
Нимуэ Албан была в лучшем случае равнодушной наездницей. Она более или менее научилась ездить верхом ещё маленькой девочкой, только потому, что её богатый отец — бывший игроком в поло мирового класса — настоял на этом. Её собственные интересы лежали в другом месте… что явно озадачивало её отца, который был твёрдо убеждён, что каждая когда-либо родившаяся девочка боготворила лошадей. Может быть, так было у любой другой девочки, когда-либо родившейся, но Нимуэ гораздо больше интересовали парусные лодки.
Однако, как следствие, навыки верховой езды Мерлина Атравеса также были далеко не блестящими. К счастью, предпочтительным стилем на Сэйфхолде было тот, который инструкторы по верховой езде юной Нимуэ назвали «западным стилем» (в удивительно неодобрительных тонах). Также, к счастью, Мерлин обладал реакцией, силой и способностями ПИКА буквально программировать своё искусственное тело с помощью навыков «мышечной памяти». Благодаря этим преимуществам его навыки верховой езды значительно улучшились, что было к счастью для его репутации сейджина.
К настоящему времени, Мерлин был способен поставить себя на автопилот, как только забрался в седло и делал это с отточенным мастерством, с которым могли бы сравниться лишь немногие дышащие люди. Фактически, с ситуационной осведомлённостью, обеспечиваемой его искусственно усиленными органами чувств, и скоростью реакции, обеспечиваемой его волоконно-оптической нервной системой, он мог легко позволить себе многозадачность во время длительных поездок между Черайасом и Мейкелбергом, что давало ему возможность ознакомиться с некоторыми из бесконечных массивов данных, поступающих к нему с дистанционных датчиков Сыча.
Именно это он и делал с тех пор, как покинул дворец, и, как обычно случалось, когда у него была непрерывная возможность изучить данные, он обнаружил несколько ранее не замеченных «аллигаторов, выползающих из болота». Большинство из этих аллигаторов ещё не достигли потенциально катастрофической стадии, но по крайней мере один из них, вероятно, мог привести к «интересному» разговору с архиепископом Мейкелом.
«Однако в сложившихся обстоятельствах, я думаю, мне лучше отложить это до тех пор, пока я не смогу вернуться домой и сделать это лично».
Это размышление привело Мерлина и его коня к мосту Мейкела, самому большому из трёх разводных мостов через канал Короля Сейлиса. Подкованные железом копыта глухо застучали по балкам моста, и Мерлин переключил мысленные передачи, полностью вернувшись в настоящее. Разговоры со Стейнейром могли подождать, пока он не вернётся в Черайас; разговор же, который он должен был провести здесь с герцогом Восточной Доли, вероятно, окажется достаточно «интересным», чтобы продолжить его.
* * *
— Сейджин Мерлин.
Расилу Тейрису, герцогу Восточной Доли, было сорок пять лет, он был темноволосым и кареглазым, и ростом на пару дюймов ниже шести футов и коренастый для своего роста. Хотя он был одним из самых высокородных дворян Королевства Чизхольм, он поднялся на ноги, когда Мерлина ввели в его кабинет.
— Ваша Светлость, — ответил Мерлин и низко поклонился.
— Рад видеть вас снова, — продолжил Восточная Доля, протягивая руку. Они пожали друг другу руки, и герцог немного кривовато улыбнулся.
— Рад видеть вас снова, — повторил он, — но меня не перестаёт мучить вопрос, почему именно я вас вижу. Или, скорее, почему я вижу вас снова так скоро.
— На самом деле, Ваша Светлость, есть несколько причин, но одна из них важнее всех остальных. — Ответная улыбка Мерлина была несколько более кривой, чем у его хозяина. — В частности, у Их Величеств есть для вас сообщение, которое, по их мнению, вероятно, следует передать лично.
— О? — Восточная Доля приподнял одну бровь.
— И, честно говоря, Ваша Светлость, это тоже немного… сложновато. Я думаю, мне потребуется немного времени, чтобы всё правильно объяснить.
— Понимаю.
Восточная Доля задумчиво посмотрел на своего посетителя. Несмотря на свою собственную преданность Короне и, в частности, Шарлиен Тейт Армак, герцог был до мозга костей чизхольмским дворянином. После измены герцога Халбрукской Лощины, Мерлин убедился (как из личного контакта, так и из записей СНАРКов Сыча), что верность Восточной Доли Империи — и, несмотря на несколько первоначальных оговорок, Церкви Черис — была искренней. Несмотря на это, Восточная Доля был одним из тех людей, которым было трудно по-настоящему понять концепцию того, что большинство простолюдинов были такими же людьми, как и он. В его случае это было даже не высокомерие, а просто непонимание. Естественное и врождённое превосходство благороднорожденного было настолько неотъемлемой частью мира, в котором он вырос, что для него было
