Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго - Андре Моруа

Нужно было все кончить и в личной жизни. Испытание чувств завершилось в пользу Жюльетты. Леони д’Онэ, развенчанная за свой проступок, утратила свои позиции. Любовь Жюльетты была более драматичной. Паломничество к могилам усопших. Клятва в вечной верности во имя двух ангелов-хранителей (Леопольдины и Клер). Тайные свидания с Жюльеттой на улице Тур-д’Овернь, поцелуи и ласки почти на глазах у супруги. «Я не виню тебя ни в чем, я лишь полна к тебе любви. Если мой образ померк в твоем воображении, я не хочу этого видеть, мое сердце всецело заполнено тобой…» Осенью, с 20 по 24 октября, было совершено паломничество в лес Фонтенбло: «Мое сердце покрылось опавшими листьями моих иллюзий. Но я чувствую, как сок жизни течет по моим жилам, он поднимается в ожидании тебя, чтобы появилось яркое цветение». Вслед за тем возникли великолепные стихи Виктора, посвященные Жюльетте:

Пускай к тебе придет — на смену горьких летЗаря — сестра ночей, любовь — скорбей сестра.Пускай сквозь тьму пробьется свет,Сквозь плач — улыбка — луч добра…[138]

И наконец, письмо от 12 ноября 1851 года, достойное стиля Жюли де Леспинас.

Жюльетта Друэ — Виктору Гюго:

«Я преисполнена истинной любви, и поэтому во мне нет ни капельки эгоизма. Я собираю свое счастье по зернышкам, где бы ни находила их: на всех углах улиц и в канавах, днем и ночью, я его оберегаю и молю о нем бога во весь голос с душераздирающей настойчивостью; я протягиваю руку, и мое сердце ждет хоть малого подаяния от вашего милосердия, я бесконечно вам благодарна за него, каким бы способом вы ни оказывали его мне. Мое достоинство и моя гордость состоят в том, чтобы любить вас больше всего на свете; без хвастовства могу сказать, что достаточно преуспеваю в этом. Мое честолюбие выражается лишь в том, что я хотела бы умереть ради вас…»

Леони д’Онэ не проявляла такой сердечности. Великая любовь победоносно выдержала испытание. Судьба ускорила развязку.

4. Мужественные люди

Страна, которая может быть спасена только каким-нибудь героем, не сможет долго так существовать, даже при помощи этого героя; более того, она не заслуживает, чтобы ее спасали.

В декабре 1851 года государственный переворот стал неизбежным. Луи-Наполеон хотел сохранить власть, банда сообщников решила его поддержать. Но не для того, чтобы восторжествовали какие-либо идеи или мнения, — хозяин и его подручные поставили перед собой единственную цель: пожить на широкую ногу, и притом как можно дольше. Законодательное собрание отказало им в дотации и в продлении полномочий президента. Оставалось одно — прибегнуть к силе. А сила у них была. Армия повинуется приказам, а Собрание своим безумным решением подчинило командующего парижским гарнизоном президенту. Кто же стал бы защищать свободу? Монархисты? Выборы, предстоящие в мае 1852 года, внушали им страх. Народ? Июньские дни отделили его от либеральной буржуазии. Начиная с осени 1851 года заговорщики безнаказанно могли совершать государственный переворот. Но военный министр Сент-Арно советовал подождать, пока в Париже соберутся все члены Национального собрания, и тогда арестовать их ночью, вытащив из постелей. К тому же 2 декабря — годовщина Аустерлица и день коронации Наполеона — были для бонапартистов особо торжественны. Они избрали именно этот день.

Гюго понимал, что ему грозит опасность. Сыновья его были в тюрьме. Верная Жюльетта ловила слухи, чтобы не пропустить «момент государственного переворота», и была поглощена мыслью, как спасти своего возлюбленного. 2 декабря Гюго проснулся в восемь часов утра и, лежа в постели, писал стихи. С испуганным видом вошел слуга.

— Представитель народа пришел… Хочет поговорить с вами.

— Кто такой?

— Господин Версиньи.

— Просите.

Версиньи, мужественный и проницательный человек, вошел и рассказал следующее: Бурбонский дворец был оцеплен ночью, квесторы арестованы, председатель Законодательного собрания Дюпен оказался трусом, прокламация, извещавшая о государственном перевороте, расклеена на всех углах. Депутаты, решившиеся оказать сопротивление, должны собраться на улице Бланш, 70, в доме баронессы Коппен.

В то время как Гюго поспешно одевался, пришел безработный столяр-краснодеревщик Жирар, один из тех, кому он помогал. Жирар побывал на улицах. Гюго спросил его:

— Что говорит народ?

Народ безмолвствовал. Люди читали прокламации и шли на работу. Какие-то господа, находившиеся возле каждого плаката, объясняли:

— Реакционное большинство разогнано.

Прохожие удивлялись. Гюго сказал:

— Начнется борьба.

Затем он вошел в комнату жены, она, лежа в постели, читала газету. Гюго объяснил, что происходит. Она спросила:

— Что ты собираешься делать?

— Исполню свой долг.

Она поцеловала его и сказала:

— Иди!

Она держалась мужественно, а ведь у нее два сына сидели в тюрьме, и государственные перевороты не щадят женщин. Однако Адель всегда отличалась смелостью.

В доме № 70 на улице Бланш Гюго встретил Мишеля де Буржа и других депутатов, среди них Бодана и Эдгара Кине. Вскоре гостиная заполнилась народом. Гюго говорил первым, предложив сейчас же начать уличную борьбу, на удар ответить ударом. Де Бурж был против.

— Теперь не 1830 год, — сказал он. — Выступившие тогда депутаты двести двадцать один человек — действительно являлись представителями народа. Сейчас Законодательное собрание непопулярно.

Необходимо дать народу время, чтобы он разобрался. Гюго, как всегда, хотел верить лишь собственным глазам. Он направился к бульварам. Около заставы Порт-Сен-Мартен собралась огромная толпа. На бульвар вступила колонна пехоты во главе с барабанщиками. Один из рабочих узнал Гюго и спросил, что нужно делать.

— Срывайте крамольные прокламации о государственном перевороте и кричите: «Да здравствует конституция!»

— А если в нас будут стрелять?

— Вы прибегнете к оружию…

Раздались громкие возгласы:

— Да здравствует конституция!

Один из друзей Гюго, пришедший с ним, убеждал его быть благоразумнее и не давать солдатам Луи-Наполеона повод расстреливать толпу.

Он возвратился на улицу Бланш, рассказал обо всем своим коллегам и предложил опубликовать немногословную прокламацию. Десять строк. Он продиктовал: «К народу: Луи-Наполеон Бонапарт — предатель. Он нарушил конституцию. Он — клятвопреступник. Он вне закона… Пусть народ выполнит свой долг. Республиканские депутаты пойдут во главе народа…»[139]. Полиция следила за домом. Депутаты перешли в другое место — к Лафону, в дом № 2 по улице Жемап. Был избран комитет из левых представителей Законодательного собрания: Карно, Флот, Жюль Фавр, Мадье де Монжо, Мишель де Бурж, Гюго. Кто-то предложил назвать его Комитетом восстания…