Операция "Вечность" (сборник) - Станислав Лем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это твое последнее слово?
Я кивнул.
Уходящая вдаль, как бы нехотя сужающаяся лента тахострады воочию опровергала постулат о параллельных прямых. Там, где обочины шоссе должны были пересечься, их срезала линия горизонта. Именно туда, словно в погоне за светом собственных фар, я вел машину. Только мне некого и нечего было догонять. Портер грузно покачивался, двигатель работал в полную силу, я входил в виражи на такой скорости, что меня вдавливало в стенки. Стрелка спидометра застыла на последней — красной — отметке, на щитке вспыхивали и гасли огоньки, но все это не имело для меня никакого значения. Я то перелетал по виадукам фиорды, то погружался во тьму туннелей, то надо мной нависали бурые гранитные стены, то я несся по открытому пространству, залитому солнцем. Поселки оставались в стороне, тахострада проходила над соединявшими их цветными лентами эскалаторов и многополосными шоссе, по которым двигались большие тяжелые машины.
Знакомый дорожный знак. Я, не раздумывая, взял руль на себя и, не снижая скорости, свернул вправо. Портер затрясся, казалось, теперь-то он обязательно вылетит с дороги. Но, разумеется, этого не случилось. Я снова вышел на прямую, дорога уходила вверх, увидев знакомый съезд, я притормозил и свернул. Километра через полтора боковая дорога уперлась в небольшое каменное плато, отгороженное от пропасти барьером. В углу, зажатый между замшелыми каменными глыбами, стоял розовый домик. Нигде ни души. Я выключил двигатель, оставил портер посреди дороги, подошел к обрыву, не раздумывая, перелез через барьер и оказался на узком каменном выступе над пропастью. Надо мной отвесно вздымалась двухметровая каменная стена. В тысяче метров ниже темнела вода фиорда. Правее — игрушечный макет порта и море, словно на обложке детского альбома. Вокруг — застывшие цепи гор.
Я вздохнул. Здесь состоялось мое знакомство с горами. Мне было двенадцать лет. Потом я бывал тут часто. Пока не пришла пора дальних странствий.
Приезжал я сюда и с Финой. Трассу всегда выбирала она — вставала, морщила лоб, долго вглядывалась в какую-нибудь вершину или перевал, потом молча направлялась прямо к намеченному пункту. Мои права начинались только на стене. Тогда она говорила: "Ну, главное позади. Остальное зависит от тебя…"
В ушах звучал ее голос. Я улыбнулся. Мне казалось, что от чувств, с которыми я не в силах был совладать еще сегодня утром, не осталось и следа. Я замер, боясь, как бы эта мысль не разрушила тонкую пока пленочку, затянувшую за эти несколько часов растревоженную утренними событиями рану.
Я просидел еще пять, может, десять минут, потом с трудом встал и оперся спиной о скалу. Сверху скатился камешек. Я понял, что мое одиночество нарушено, нехотя поднял голову и увидел пожилого мужчину. Черная с проседью борода, из-под странной круглой шляпы выбиваются длинные волосы. Мы смотрели друг на друга, он — отвесно вниз, я — вертикально вверх, запрокинув голову. У меня заныла шея, но я не в силах был оторвать взгляд от его лица.
— Будешь прыгать? — проговорил наконец старик. Он не шутил. И не предупреждал. Так можно говорить с самим собою, когда в радиусе многих километров нет ни души.
— Пока не знаю, — сознался я. — Любопытствуешь взглянуть?
— Можно бы… — проворчал он.
Я отвернулся и, хватаясь за скользкие скобы в камне, взобрался наверх. Бородач посторонился, но все еще продолжал смотреть вниз, будто рассчитывал увидеть, как я там парю, раскинув руки. Я встал рядом с ним. На туриста он не походил. Скорее на героя фильма из жизни древних пастухов.
— Еще не все потеряно, — сказал я наконец. — Может, кто-нибудь придет…
— Нет… — ответил он не сразу.
Он постоял еще немного, потом, не удостоив меня взглядом, с трудом выпрямился. Ловким движением плеча поправил старый, полупустой рюкзак и направился было к домику, но неожиданно остановился, словно вспомнив что-то, повернулся ко мне боком и спросил:
— Тебе что-нибудь надо?
— Не знаю, — ответил я бездумно. Он кивнул, будто именно этого и ожидал. Видимо, уже смирился с мыслью, что людям от него ничего не нужно. Либо они не знают, чего хотят. Он обошел портер и скрылся в домике. Оттуда донесся приглушенный стук, словно кто-то скинул ботинки на деревянный пол, и воцарилась тишина. Я переждал немного, потом оттолкнулся от барьера и, не соображая еще зачем, направился к домику. Это был типичный горный приют, где можно напиться молока, достать мозольный пластырь и связаться, допустим, с базой на Ганимеде.
— Ну? — услышал я, как только приоткрыл дверь. — Придумал?
Внутри было темно. Окна выходили на север. Кроме небольшой стойки и полок с продуктами мне удалось высмотреть лишь одно-единственное кресло.
— Воды не найдется? — спросил я.
В темноте послышалось тихое ворчание. Потом над стойкой загорелся желтый свет. Старик поднялся, порылся в посуде, подал мне большую прозрачную кружку. Вода пахла дождем.
Я выпил, глубоко вздохнул и наугад протянул руку с пустой кружкой. Старик опять заворчал, бросил кружку в угол и вернулся в кресло.
— Вы, небось, боялись, что я упаду? — начал я, лишь бы что-то сказать.
Молчание. Надо идти. Оставить его в покое. Но ведь он сам спрашивал, не надо ли мне чего. Я мог ответить, что мне нужен именно он.
— Откуда вы? — спросил я. — Местный?
Он долго раздумывал, прежде чем ответить.
— Местный и не местный. С гор.
— Водили экскурсии?
— Водил. Ты меня знаешь?
— Я ходил один. Вернее, с девушкой. Давно.
— Давно, — неожиданно подтвердил он. — Теперь уже никто не ходит. Разве что полюбоваться фиордом… Но в горы не ходят, — повторил он. В его голосе не было сожаления. Он просто отметил факт.
— Как не ходят? — удивился я. — Почему?
Он не пошевелился.
— Потому что нельзя убиться… — проворчал он.
Это объясняло все. Нельзя убиться…
И неожиданно меня осенило. Горы — это испытание. Одно из тех, какие имеют смысл лишь тогда, когда не известно, чем все может кончиться. А теперь это испытание можно повторять до бесконечности. Даже не потому, что невозможно убиться. Перестало существовать ограничение во времени. Никто не идет в горы, самое большее — приезжают посмотреть отсюда на залив.
Лучшего приговора операции «Вечность» не придумаешь. А ведь горы — всего лишь один из возможных вариантов. Можно привести их тысячи. Здорово нам удружили. Сами не представляют, как здорово…
— Вы не можете умереть, верно? — спросил я, еще не успев как следует подумать.
Он рассмеялся. Вряд ли такое случалось с ним чаще, чем раз в десять лет.
— Я? — пробормотал он наконец. — Нет, сынок. Я слишком стар. Ни папочки, ни мамочки… Я свое прожил… Ты — другое дело. Может, когда-нибудь вернешься сюда. Я не могу умереть, надо же… — он опять рассмеялся. — Отлично ты это придумал, сынок…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});