Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу - Морли Каллаган

Рассказы Каллагана конца 20-х — начала 30-х — это психологические этюды с ослабленной фабулой, с акцентом не на событиях и поступках, а на чувствах, настроениях, душевном состоянии персонажей. Писателя интересовали люди, редко попадавшие в «доандерсоновской» литературе в герои. Клерки, газетчики, служащие, рабочие и безработные — словом, те, кого принято называть «маленькими людьми», — при ближайшем рассмотрении оказывались интересными, значительными, способными на глубокие переживания, обладали отнюдь не малыми запасами человечности, сострадания, доброты. Слишком часто, однако, их прекрасные задатки так и оставались задатками, а резервы доброты и человечности не находили выхода. Размышляя над сложностью простых, казалось бы, отношений между людьми, Каллаган постепенно расширяет сферу исследования.

Уже в первом романе «Странный беглец» Каллагана-психолога поддерживает Каллаган-социолог. Жизнь и смерть Гарри Троттера, сначала мастера на лесопильном складе, затем безработного, затем гангстера-бутлеггера, становятся для писателя символом человеческого существования в современном ему буржуазном обществе (в исходном притчево-иносказательном ключе будут написаны и последующие его романы). Здесь же впервые возникает в черновом наброске важная для последующих книг Каллагана тема криминального характера общества, считающего себя добропорядочным и свято чтящего Закон, перед которым якобы равны его граждане.

В 30-е годы Каллаган много пишет и много публикует. Его главные удачи тех лет неизменно связаны с обращением к социальной тематике. «Великая депрессия» начала десятилетия нанесла серьезный удар мифу об «особом пути» американской цивилизации, якобы застрахованной от кризисов и потрясений, столь характерных для новейшей истории Европы. То, что еще совсем недавно казалось незыблемо прочным, в условиях тяжелейшего экономического кризиса демонстрировало свой иллюзорный характер. Общество, издавна рекламировавшее свои «открытые возможности», представало равнодушным, а то и просто опасным по отношению к своим рядовым членам, на стороне которых оставались симпатии Каллагана. Убежденность, что люди труда выстоят в неблагоприятных условиях (один из его романов той поры так и назывался — «Они унаследуют землю», 1935), — отличительная особенность мироощущения Каллагана в период «грозового десятилетия».

Разрыв между действующими в обществе правилами и нормами — и естественными законами человечности и справедливости определяет проблематику его романов тех лет. Все просто и понятно главному герою романа «Вот моя возлюбленная» (1934), молодому католическому священнику отцу Даулингу, в проповедях которого резко критикуется буржуазное общество как не имеющее ничего общего с миром христианства. Но то, что ясно и самоочевидно «в теории», оборачивается мучительной сложностью, когда герой пытается на практике осуществить христианские заветы любви к ближнему. Приняв близко к сердцу участь двух девиц легкого поведения Ронни и Мидж, отец Даулинг пытается объяснить им всю пагубность избранного ими пути. Но разумные доводы священника разбиваются о нехитрую житейскую логику: «А на что же нам жить?» На этот простой вопрос Мидж отцу Даулингу нелегко ответить. Привычные рецепты спасения — молитвы и честный труд — оказываются слишком далеки от реальной жизни. Грешницы, с точки зрения официальной церкви, — преступницы в глазах блюстителей закона, Ронни и Мидж не безликие единички в статистической сводке, а живые люди, в которых перемешано и хорошее, и плохое.

Необходимость торговать собой, чтобы не умереть с голоду, становится у Каллагана своеобразной иллюстрацией товарно-денежных отношений при капитализме.

Торговать телом, душой, профессиональными знаниями и навыками — непреложный закон общества, в котором живут персонажи книг Каллагана. Эту тему развивает и продолжает опубликованный в 1937 году роман «Радость на небесах». В его основу легли реальные события, широко обсуждавшиеся тогда в Канаде. 24 июля 1935 года был освобожден из тюрьмы Рэд Райан, известный своими дерзкими ограблениями банков. Приговоренный к пожизненному заключению, он отсидел одиннадцать с половиной лет и был выпущен на поруки благодаря заступничеству влиятельных лиц как окончательно исправившийся. Рэд Райан стал героем дня, его фотографии публиковались на первых полосах газет. «Торонто дейли стар» напечатала его воспоминания под заголовком «Я сам виновник моих несчастий», он стал членом респектабельного общества, трудился на его благо — торговал автомобилями. Через десять месяцев после освобождения — 23 мая 1936 года — Рэд Райан погиб в перестрелке с полицией при попытке ограбления винного склада. «Торонто дейли стар» отозвалась на смерть Райана краткой эпитафией: «Убит — никто не скорбит». Историей Рэда Райана заинтересовался Хемингуэй, одно время собиравшийся взять ее за основу сюжета задуманного им «авантюрного романа». Впоследствии, однако, замысел претерпел изменения, и тема одинокого бунтаря нашла свое воплощение в романе «Иметь и не иметь».

«Все говорили тогда… — писал впоследствии Каллаган, — что, мол, Рэд Райан предал общество. Меня это страшно раздражало. Наше общество невозможно предать. Эта история запала мне в душу». Используя факты биографии знаменитого налетчика, писатель вместе с тем вовсе не стремился к документальной точности. Его Кип Кейли, при всех совпадениях со своим прототипом, прежде всего человек, жаждущий быть лояльным и полезным членом общества, в конце концов с горечью осознающий, какой ценой приобретается эта лояльность.

«На небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии», — сказано в Евангелии от Луки, в той самой главе, что содержит знаменитую притчу о блудном сыне. «Радость на небесах» Каллагана — вариант этой притчи в условиях буржуазного общества. Это общество и впрямь готово возрадоваться возвращению своих блудных детей — в той степени, в какой возвращение это полезно и прибыльно. От заблудших, собственно, требуется совсем немного: не упрямиться, старательно играть предложенную роль, быть такими, какими желает видеть своих блудных сыновей принявшее их обратно общество.

«Радость на небесах» начинается как самая настоящая идиллия. Вся страна радуется освобождению Кипа Кейли. Сенатор Маклейн и священник Батлер, владелец гостиницы «Корона» Дженкинс и мэр города, журналисты и их многочисленные читатели окружают обращенного грешника заботой и вниманием. «Хочу быть хорошим человеком, жить мирно в родном городе, с людьми сойтись, ну и… словом… да просто быть хорошим», — бормочет смущенный герой осаждающим его газетчикам.

Многие и правда радуются от чистого сердца, но доброта тех, кому Кип обязан свободой, определяется деловыми соображениями. Главный благодетель сенатор Маклейн, банкир и горный магнат, снова — на всю страну — подтверждает репутацию гуманиста и филантропа, столь желанную и полезную для тех, кто делает бизнес. Журналисты с привычной сноровкой подают сенсацию. Мэр видит в Кипе символ торжества воспитательной системы — чем не реклама строгому, но справедливому общественному устройству. Открытость, душевная щедрость Кипа, мечтающего «с людьми сойтись», — отменное деловое качество в глазах такого специалиста по «личным контактам», как владелец гостиницы «Корона» Дженкинс. «Улыбка твоя — деньги!» — объясняет он Кипу, приглашая его поработать у него в гостинице. «Твоя работа — встречать гостей, понял? Ты знай людей люби, ясно?»

Соглашаясь работать у Дженкинса — любить людей за семьдесят пять долларов в неделю, — Кип душой стремится к иной деятельности. Его призвание, убежден он, — помогать тем, кто, как и он сам в свое время, сбился с пути, а теперь хочет снова стать полноправным членом общества. Он мечтает работать в Комиссии по досрочному освобождению, возвращать людей обществу, а общество — людям. Но, увы, социальной системой ему отведена иная роль. Кип-сенсация, Кип-реклама всех устраивает. Кип-человек обществу не нужен, не интересен и, более того, подозрителен. Его охотно используют как миф, как символ, как удобную оболочку для содержания, которое внесут в него другие. Но он обречен как самостоятельная личность, готовая предложить социальной системе свое собственное содержание. Одно дело — знаменитый бандит, работающий зазывалой в отеле, вроде ручного льва — и забавно, и неопасно. Другое дело: бывший бандит — член комиссии. Нет, комиссии ему не видать. Об этом позаботится судья Форд, в свое время вынесший ему пожизненный приговор.

Судья Форд обладает репутацией кристально чистого и неподкупного законника, но все эти прекрасные качества носят формальный характер, порядочность оборачивается в конкретных обстоятельствах жестокостью и несправедливостью. В глазах судьи однажды преступивший закон Кип навсегда останется на подозрении, а что творится в его душе, каковы его истинные помыслы — закону и охраняющему его судье Форду совершенно безразлично. Не веря в искренность раскаяния Кипа, этот столп правосудия являет поразительное сходство со своим антиподом — закоренелым уголовником Джо Фоули, как и судья Форд, не принимающим всерьез решение Кипа «быть хорошим». Догматическая приверженность абстрактным принципам морали для Каллагана в конечном счете столь же антигуманна и безнравственна, как и открытое, циничное пренебрежение этими принципами.