Скриптер - Сергей Соболев

— Он же — Aquila degli Abruzzi? Это тот городок в сотне с небольшим километров от Рима, что был разрушен весной две тысячи девятого сильным землетрясением?

Юлия вдруг чмокнула его в щеку. Затем, вытерев носовым платком следы губной помады, со смешком сказала:

— Это тебе награда за знания, Дэн!.. Умные парни — моя слабость.

Логинов, выждав некоторое время, — у него отчего-то кровь прилила к лицу — продолжил свои расспросы.

— У кого Гала приобрела это полотно?

— У одного местного молодого художника… Тот не стал уверять, что сюжет на картине — его собственная придумка. Он рассказал Гала, — когда та щедро, особенно по местным меркам, ему заплатила — что он срисовал эту композицию, когда подрабатывал подмастерьем во время реставрационных работ в каком-то древнем римском храме. Или же во дворце, от которого сохранились базилика и некоторые подземные помещения…

— А почему это полотно приписывают кисти Сальвадора Дали, если его нарисовал другой человек? Или я что-то неправильно понял?

— Дали, когда увидел эту привезенную его музой, менеджером, проводником и женой в одном лице картину, чуть с ума не сошел!..

Девушка вновь улыбнулась. И надо сказать, улыбка ей, как не раз за прошедшее с момента их формального знакомства время смог убедиться Логинов, очень, очень к лицу.

— У этого гениального — без кавычек — мастера… речь идет о Сальвадоре Дали, и без того было полно тараканов в голове. Когда Гала ему показала эту приобретенную, в сущности, за гроши у никому не известного итальянского художника картину, у ее партнера едва не помрачился рассудок! Дали часами смотрел на картину, пытаясь понять ее секреты… Если они там имеются, конечно.

— Ну, мы-то знаем, что кое-что там есть … А кем сделана надпись? Есть какая-нибудь мысль на этот счет?

— Рукой Сальвадора Дали.

— Ах вот оно что… Поэтому-то и возникла версия, что это полотно, разделенное кем-то…

— Сам Сальвадор его и разрезал на две части!..

— …принадлежит его кисти?

— Пусть теперь обладатели этих двух фрагментов бьются над решением данной загадки, — сказала Юлия, покосившись на впавших в транс богачей. — И пусть между собой решают, кто, кому и за сколько продаст принадлежащий ему фрагмент полотна…

Дэн сохранил на жестком диске лэптопа, а также на своей флешке изображение составленных им воедино фрагментов единого сюжета. Затем двое молодых людей, не попрощавшись с этими важными господами, выбрались из салона роскошного лимузина, доставившего их около часа назад сюда, в Третьяковский, от парадного гостиницы «Балчуг».

— Юлия, а вы и вправду знаете все, что должно произойти в будущем? — вешая сумку с ноутом на плечо, спросил Логинов. — Это так?

— Нет, конечно же, не всё. — Девушка взяла его под руку. — Но то, что мне положено знать — знаю.

— Куда мы направимся отсюда?

— Туда, где в ближайшие часы нас никто не найдет. В такое место, где кроме нас никого не будет, где мы сможем обо всем подробно поговорить.

Семен Абрамович, обнаружив на витрине забытый покупателями футляр, тот самый, в котором хранился присланный из центрального парижского офиса ювелирного дома «ошейник с камнем», схватил его и выскочил из бутика.

Увидев нечто необычное в той стороне, где находится арочный проезд, через который можно выехать или выйти на Никольскую, он остановился, как вкопанный.

Вместо знакомого ему в деталях проезда он увидел… массивную серовато-зеленую стену!

Изумленный открывшимся его взору зрелищем уходящей куда-то ввысь стены, директор расположенного в Третьяковском бутика отчаянно зажмурился…

А когда вновь открыл глаза, то никакой стены уже не обнаружил; а увидел привычную деталь местного ландшафта — тот самый арочный проезд.

Покачав головой, — надо же, примерещилось! — Семен Абрамович посмотрел в другую сторону. И именно в тот момент, когда он обернулся, произошло еще кое-что нечто из ряда вон.

Двое молодых людей, — да, да, те самые, что сделали только недавно странную покупку, выложив за нелепый ошейник с некачественным изумрудом миллион евро — подойдя к стене в другом конце проезда вдруг… исчезли из виду. А ведь там не было никакого прохода! Семен Абрамович знал это так же точно, как то, какой процент он получает лично с каждой проданной в ювелирном бутике безделушки.

Семен Абрамович вновь вжал голову в плечи. Открыв глаза спустя какое-то время, он не увидел в переулке никого из людей. Но зато отметил про себя другую странность. Черная кошка, на шее которой красуется бархотка с камнем, перебежав через мощенный проезд на другую сторону, устремилась вслед за пропавшей только что парочкой…И, как показалось, еще не достигнув стены, исчезла, растворилась прямо в воздухе — вместе с недешевым изумрудом.

Директор бутика, даром, что был иудей, и даже в крупные праздники вроде Песаха или Рош ха-Шана посещал синагогу в Марьиной Роще — заодно и с нужными людьми по бизнесу можно словцом перекинуться — мелко крестясь, бормоча трясущимися губами «свят… свят… свят», попятился… Заскочил в бутик. Платиновая блондинка старательно намывала и без того чистый пол. Семен Абрамович отобрал у нее швабру, всучил ей ее же манто и сумочку, после чего аккуратно выпроводил вон.

Ну вот что за город, что за люди!..

Перейдя на свистящий шепот, директор ювелирного магазина для весьма небедных людей приказал подбежавшей к нему сотруднице:

— Вешай табличку на дверь — ЗАКРЫТО! Быстро!!!

Глава 4

Объект «Волынское».

Сотник после глубокого и длительного сна чувствовал себя свежим, отдохнувшим, обновленным. Он уже и не помнил, когда в последний раз ему удавалось так хорошо выспаться, как нынче.

Особняк казался тихим, сонным… и каким-то старомодным, что ли. Такое впечатление, что время здесь застыло; все, включая обстановку и саму атмосферу тут сохранено, надежно законсервировано, как в стерильной посудине — в том виде, как существовало десятки лет назад.

Валерий неспешно обошел все это деревянное двухэтажное строение с двухскатной крышей. Он, этот до странности знакомый ему, виденный уже где-то ранее дом, а также сравнительно небольшой участок земли, прилегающий к нему, окружен выкрашенной в зеленый цвет оградой. Ворота закрыты; деревянная сторожка — явно исторический реликт — пустует.

На столбиках поверх ограды, а также на нескольких осветительных штангах, если повнимательней присмотреться, можно заметить телекамеры внешнего наблюдения. С тыльной стороны объекта сразу за оградой начинается лес; там стеной поднимаются высокие подмосковные сосны, перемежаемые густыми разлапистыми елями.

Тишина вокруг такая, что уши закладывает. Но хотя место кажется тихим, покойным, а вокруг не видать ни одной живой души — коллега тоже куда-то испарился — все же Сотника не оставляло чувство, что он не один здесь, что за ним наблюдают, что с него не спускают глаз.

Валерий, обойдя участок по периметру, вновь поднялся на террасу первого этажа. Облокотившись на перила, стал размышлять о том, что с ним происходило в последние несколько суток, думать о некоторых удивительных вещах, а также о том, какие еще перемены, возможно, ожидают его впереди.

Но сколь-нибудь долго пребывать в этом задумчивом состоянии ему не позволили.

Услышав сторонний звук, он обернулся. Через открывшуюся дверь строения на террасу прошел знакомый ему «советник». Валерий в очередной раз подивился тому эффекту, который — во всяком случае — на него, производит этот немолодой человек. Он вдруг подобрался весь, а затем — получилось как-то самой собой — вытянулся перед Авакумовым по стойке смирно (и это был тот самый случай, когда ты тянешься не перед чином, не перед занимающим высокую должность начальником, а перед личностью, реально обладающей аурой власти).

— Здравствуйте, Валерий Викторович, — поздоровался первым Авакумов.

— Здравия желаю, товарищ Советник, — Сотник осторожно пожал сухую костистую ладонь.

— Просто Михаил Андреевич, — Авакумов пристально посмотрел на молодого сотрудника. — Как настроение? Удалось вам наконец выспаться и отдохнуть?

— Спасибо, все отлично.

— Головная боль не беспокоит?

Сотник, поняв, что речь идет о последствиях его визита в глазную клинику, энергично мотнул головой.

— Все в порядке, Михаил Андреевич. Отлично себя чувствую.

— Глаза, вижу, не слезятся? Значит, линзы, как говорится, прижились…

— Прижились, Михаил Андреевич, — Сотник кивнул. — Но…

— Но что?

— Хотелось бы знать, зачем меня возили в эту странную клинику.

— Вам там сделали коррекцию зрения. Это если коротко, — Авакумов скупо усмехнулся. — Те линзы, что вам поставили… это уже продукт новых технологий. Раньше обходились как-то без них… И, надо сказать, процесс адаптации зрительного аппарата даже у избранных мог занимать довольно длительное время и сопровождаться весьма болезненными ощущениями.