Калейдоскоп. Расходные материалы - Сергей Кузнецов

– Но почему Россия не отпустит тех, кто выжил? – спрашивает Розенцвейг. – Это ведь больше не СССР, они отреклись от коммунистического прошлого и все такое…

– Не смешите нас, профессор! – отвечает ему Лесли. – Коммунисты приходят и уходят, а страны не меняются. Россия была вашим врагом и им осталась. Это империя, опухоль на теле Евразии.

– Убедительное выступление, – кивает довольный Фред Хэррис. – Не забывайте: люди из КГБ – всегда люди из КГБ, как бы оно ни называлось.

– Вот погодите, они еще чего-нибудь собьют, – замечает Лесли. – Так что я бы хотел предостеречь профессора Розенцвейга от излишних иллюзий на счет русских – они не меняются. По крайней мере, пока кто-нибудь не поступит с Москвой так, как поступили в сорок пятом с Берлином.

– Боюсь, эта задача нам не по силам, – улыбается Фред Хэррис. – Давайте лучше сосредоточимся на судьбе наших близких…

– Простите, – перебивает Фреда пожилой азиат в душном черном костюме, – мне кажется, леди нехорошо. Надо вызвать врача.

– Я врач, – вскакивает Лорен и видит, что одновременно поднимается Ричард. Через минуту они оба склоняются над обмякшей в кресле сухонькой старушкой. Лорен берет ее за руку.

– Пульс есть, – говорит она. – Кажется, просто обморок. Надо дать ей…

– Ничего не надо давать, – говорит Ричард.

Он прикладывает два пальца к сонной артерии, а потом несколько раз несильно ударяет старушку по щекам и щелкает по носу. Она вздрагивает и открывает глаза.

– Как вы себя чувствуете, мэм? – спрашивает Лорен.

– Извините меня, – лепечет старушка. – Я, кажется, потеряла сознание. Я думаю, мне надо на воздух.

– Мы попросим вас перенести… – начинает Лорен, но старушка вдруг вскакивает с кресла и поворачивается к Ричарду:

– Подайте мне руку, молодой человек.

– Нет-нет, не волнуйтесь. У меня все хорошо. Я только посижу здесь – и все пройдет. Это я от радости, да. Я же всегда знала, что Фрэнсис не погиб. Никто не верил, даже его дети не верили, но я тоже не верила – я знала. Я, молодые люди, девяносто пять лет прожила, я знаю – все повторяется, надо только подождать. Людям кажется: они уникальные, судьба их уникальная, любовь, ненависть, все такое… а я знаю: у Господа нашего не так много материалов, чтобы каждый раз начинать заново. Он-то работает, как хороший мастер, по готовым лекалам. Отец мой, царство ему небесное, был портной, старая школа, не то что нынче, костюмы на заказ, готовое платье тогда только оборванцы носили – но даже он повторялся, понимаете? Хотя сколько времени проработал – лет сорок, не больше. А Господу надо заполнить вечность, совсем другой масштаб, правда ведь? Все повторяется – вот я и верила: Фрэнсис вернется. Когда-то, много лет назад, до вашего рождения, даже до войны, мой будущий муж пропал без вести – в самом сердце черной Африки. Не сочтите меня расисткой, среди черных тоже встречаются хорошие люди, но там, в Африке, еще оставался каннибализм и, конечно, всякие сатанинские ритуалы… все были уверены, что Джозеф погиб, и только я верила: он вернется. Тогда еще не знала, а верила! Понимаете разницу, молодые люди? Верила – и Джозеф вернулся. Весь больной, можно сказать, не в себе – еще бы, такие ужасы! – но я ухаживала за ним, не ленилась, трудилась, как Господь велел, год за годом, много лет… и, с Божьей помощью, выходила! Поженились мы и тридцать лет вместе прожили, даже внука успели покрестить… ну, и Фрэнсиса, конечно, на ноги поставили. У вас-то есть дети, молодые люди? Нет? Так я и думала, нынче молодежь не очень-то спешит. А я так считаю: неправильно это. Вы лучше не тяните, какая это семья без детей? Вы согласны, юная леди?

Старушка грозит Лорен сухим пальцем, и Ричард неожиданно краснеет.

(перебивает)

Как она сказала? Все повторяется, надо только подождать?

У нас есть знакомая, фоторепортер. Однажды она показала нам свои снимки из горячих точек. Израиль. Шри-Ланка. Восточный Тимор. На одном фото со спины был снят взвод «голубых касок». Молодой солдат, обернувшись через плечо, глядел в камеру. Лицо растерянное, даже немного детское. Такой контраст между живой уникальной эмоцией – и одинаковыми касками.

– Снимок постановочный? – предположил я.

– Нет, конечно, – возмутилась фотограф. – Я шла за ними, и вдруг этот солдат обернулся.

– И ты успела?!

– Увы, нет. Это только в кино можно камеру за секунду вскинуть, выставить резкость, свет… А я не в кино, я не успела.

– И ты его окликнула, чтобы он обернулся снова?

– Нет, я приготовила камеру и пошла следом. Минут через сорок парень опять обернулся – и тут я нажала кнопку.

– А ты была уверена, что он снова обернется? – спросил я.

– Конечно. Это все фотографы знают: если что-то случилось один раз – оно случится снова. Надо только подождать.

Двери конференц-зала открываются, первым выбегает Артур:

– Как миссис Уиллард? Вы вызвали гостиничного врача?

– Кажется, она сама справилась, – говорит Ричард и неуверенно берет Лорен за руку. Она сжимает его ладонь, скорее дружески, чем нежно, мол, мы хорошо поработали, коллега, было интересно посмотреть ваши методы в действии, – но тут мимо проходят Тамми и Розенцвейг, никого не замечают, профессор что-то говорит, размахивая руками, девушка слушает, и длинные серьги гипнотически колышутся подле длинной шеи. Лорен смотрит ей вслед, представляет ее в ципао, шелк нежно переливается при каждом шаге, всякое движение замедленно, как во сне…

Мы никогда больше не увидимся, думает Лорен.

– Не жалеешь, что приехала? – спрашивает Артур.

– Конечно нет, – отвечает Лорен, – мы же столько не виделись! И когда бы я еще выбралась в Гонконг?

– А Фред, мистер Хэррис? Что ты думаешь?

Лорен задумчиво гоняет по тарелке одинокий димсум.

– Я как-то о нем не особо задумывалась… но, знаешь, он как Шахерезада из «Тысячи и одной ночи», такой рассказчик сказок. А мы все – как благодарные слушатели в таком мини-«Декамероне»: четыре дня вместо десяти и никакой чумы снаружи.

– А то, что Фред говорил? По-моему, очень убедительно излагал.

Лорен изумленно поднимает брови:

– Убедительно? Ну так он же сказочник. Подводное царство, тайные тюрьмы… я как-то не восприняла это всерьез.

– Ты просто не дослушала последнюю версию, она – самая правдоподобная! – горячо говорит Артур. – Конгрессмен Макдональд был главой Общества Джона Бёрча, очень влиятельным человеком, серьезным политиком. И собирался баллотироваться в президенты – а против него, конечно, никакой Рейган бы не потянул.

Артур рехнулся, думает Лорен. Все вокруг рехнулись. Ричард верит в заговор Большой Фармы, а Артур…

– И Рейган специально не стал предавать огласке данные о том, что пассажиры живы? – саркастически спрашивает она. – Ты это серьезно?

– Погоди, – перебивает Артур, – есть еще версия: ЦРУ вступило с КГБ в сговор. Они специально перенастроили навигационные приборы «боинга», чтобы направить Ларри Макдональда прямо в сердце ГУЛАГа, где его уже ждали.

Артур шумно дышит, глаза расширены, руки дрожат. Он сошел с ума, понимает Лорен, ни хрена себе, мой старший брат – псих! Черт с ним, с Ричардом, но если такие люди, как Артур, богатые и успешные, готовы поверить в любой бред, с миром явно что-то не так.

– Разумеется, эта история была полностью засекречена, – продолжает Артур. – От Советов контактным лицом был генерал Пуго, покончивший с собой при странных обстоятельствах. Но люди в Америке, которые и спланировали эту операцию, живы до сих пор.

А почему я так уверена, что это неправда? – думает Лорен. – Если мой брат сошел с ума, почему не поверить, что в свое время рехнулся вице-президент Буш или президент Рейган? Может, чем больше у человека власти, тем больше он готов поверить в любую страшилку? И, выходит, по сравнению с теми, кто управляет миром, мой брат – уравновешенный, здравомыслящий человек? А если мы говорим о масштабе, ключ от ядерного чемоданчика любого превратит в безумного параноика.

Предательский ком булькает у Лорен в животе, поднимается по пищеводу, она быстро-быстро, часто-часто дышит…

– Выпей чаю, – говорит Артур и протягивает чашку.

Лорен кивает с благодарностью. Два больших глотка, два глубоких вдоха. Ты хотя бы сама с ума не сходи, хорошо?

– Понимаешь, – говорит она, отдышавшись, – я не люблю конспирологию. Я даже «Секретные материалы» не люблю, ты же знаешь. Конспирология – это всегда про неодолимые силы, про злой умысел, про хитрый и сложный план. А я верю в идиотов, а не в злой умысел – потому что в жизни я не встречала ни одного гения зла, а идиотов вижу каждый день в клинике.

– Если ты их не встречала… – начинает Артур.

– …это не значит, что их нет, да, – кивает Лорен. – Но, помнишь, ты вчера говорил про инь и ян? Так вот, в сердцевине каждого хитрого замысла спрятана червоточина: это – человеческая глупость. И будь ты хоть Самый Главный Гениальный Злыдень, глупость разрушит любой твой план, все пойдет сикось-накось, а не как задумано.