Из уцелевших воспоминаний (1868-1917). Книга I - Александр Наумов

Въ Симбирскѣ мнѣ удалсь достигнуть возможныхъ благопріятныхъ результатовъ. Въ началѣ сентября братъ Николай отправился въ далекій Сибирскій путь. Его поселили недалеко отъ Иркутска; затѣмъ ему было разрѣшено переѣхать и проживать въ самомъ городѣ, гдѣ онъ получилъ хорошее мѣсто по желѣзнодорожному вѣдомству. Спустя нѣсколько лѣтъ ему были возвращены всѣ права, и Николай съ женой и двумя сыновьями, Сергѣемъ и Николаемъ, вернулся въ Россію. Онъ побывалъ въ Головкинѣ, а затѣмъ переселился на югъ въ г. Бердянскъ, гдѣ пріобрѣлъ себѣ домъ-особнякъ и счастливо прожилъ въ немъ нѣсколько лѣтъ.

Итакъ, похоронивъ одного брата и простившись надолго съ другимъ, утѣшивъ, какъ могъ, своихъ горемычныхъ стариковъ и наладивъ ихъ хозяйственную жизнь, я, наконецъ, смогъ вернуться къ своему земскому дѣлу и къ молодой женѣ. Надо было торопиться съ подысканіемъ „семейной” квартиры въ г. Самарѣ. Удалось найти отличную квартиру въ самомъ центрѣ города на Дворянской улицѣ въ двухэтаж номъ домѣ Васильева. У насъ была гостиная, кабинетъ, столовая и спальня со смежной комнатой, предназначавшейся для будущей малютки, кухня, комната прислуги, каретникъ и конюшня.

Я перевезъ изъ Рождественнаго жену, и началась наша самарская жизнь въ уютномъ небольшомъ гнѣздышкѣ, изъ котораго удалось сдѣлать красивый уголокъ, съ хорошимъ городскимъ выѣздомъ и приличной прислугой. Кучеромъ мы взяли Артемія изъ Рождественнаго.. Любимой одиночкой былъ у насъ чистокровный „Орловскій” рысакъ, четырехлѣтлѣтній, темно-сѣрый въ яблокахъ „Лимонъ”, родной братъ извѣстнаго „Летуна” Осташевскаго завода, взявшаго Императорскій призъ. Впослѣдствіи „Лимонъ” бралъ на московскихъ бѣгахъ первые призы, а затѣмъ былъ переведенъ въ Головкино и оказался однимъ изъ родоначальниковъ нашего рысисто-коннаго завода. Это была лошадь исключительной мощи, но вмѣстѣ съ тѣмъ умная и покладистая, так что даже рыхловатый Артемій могъ съ нимъ справляться.

Вспоминаю, какъ однажды пришлось, въ качествѣ заступающаго мѣсто Предсѣдателя Губернской Земской Управы, получать для закупочныхъ продовольственно-сѣменныхъ операцій изъ казначейства милліонъ золотыхъ рублей. Сумму эту я долженъ былъ перевезти въ Государственный Банкъ. Пересчетъ означеннрй суммы занялъ столь много времени, что, къ моему немалому смущенію, у меня для перевозки денегъ въ Банкъ осталось четверть часа. День былъ субботній. Не попади я до закрытія Банка, мнѣ пришлось бы хранить эту огромную сумму въ двухъ кожаныхъ мѣшкахъ въ Управѣ, либо у себя дома. Выручилъ меня тогда рѣзвый нашъ „Лимонъ”. Получивъ по телефону согласіе Управляющаго Государственнаго Банка А. К. Ершова задержать на нѣкоторое время присяжныхъ счетчиковъ, я, уложивъ себѣ въ ноги оба мѣшка, наполненные золотой монетой, прикрылъ ихъ полостью и далъ кучеру приказъ пустить „Лимона” полнымъ ходомъ до банка. Мигомъ домчалъ меня рѣзвый красавецъ до банка, гдѣ меня поджидали предупрежденные люди, принявшіе мой драгоцѣнный вкладъ. Я облегченно вздохнулъ и, выйдя изъ банка, съ благодарностью потрепалъ своего любимца по могучей крутой шеѣ.

Возвращаясь къ описанію нашей самарской квартиры, не могу не вспомнить поступившей къ намъ тогда въ услуженіе удивительно симпатичной четы Огневыхъ съ крошкой-сыномъ Аркашей, изъ котораго впослѣдствіи вышелъ сначала темный озорникъ, а затѣмъ бравый офицеръ, участвовавшій въ Великой-войнѣ. Отецъ его, Владиміръ, поступилъ къ намъ въ качествѣ повара, а его жена, Анна Гавриловна, оказалась искусной портнихой, обшивавшей все наше многочисленное впослѣдствіи семейство. Тотъ и другая сдѣлались, за много лѣтъ нашей совмѣстной жизни, какъ бы неотъемлемыми членами нашего семейства. Съ ними мы дѣлили тягости нашего Крымскаго пребыванія подъ большевицкимъ игомъ въ 1918-1919 г. г. Не безъ боли въ сердцѣ мы съ ними разстались при Крымской нашей эвакуаціи, въ 1920 году.

Итакъ, несмотря ни на что, все-жъ удалось молодоженную нашу жизнь на новомъ мѣстѣ, въ Самарѣ, наладить быстро и по-хорошему. Анюта была видимо всѣмъ довольна. Здоровье ея въ послѣдній періодъ ея беременности не оставляло желать лучшаго. Постепенно она стала заниматься своимъ молодымъ хозяйствомъ и готовиться къ желанному и великому въ жизни женщины событію.

45

Съ осени 1898 года Самарская Губернская Земская Управа была завалена работой, какъ по сѣменнымъ заготовкамъ, такъ и по продовольственнымъ операціямъ. Небывалая засуха 1897 года, и послѣдующій недородъ 1898 года, повлекли за собой почти повсемѣстное недоѣданіе, а въ нѣкоторыхъ районахъ настоящій голодъ съ его тяжкими послѣдствіями — цынгой и тифомъ. Управѣ пришлось проявить сверхчеловѣческія усилія, чтобы наладить губернскую сѣменную и продовольственную организацію. Изъ дому я уходилъ обычно въ 9 часовъ утра, вазвращался къ 3 - 4 часамъ дня, а въ 7 вечера вновь спѣшилъ въ Управу, гдѣ нерѣдко приходилось засиживаться до 2 часовъ утра. Ко всему этому, захворалъ Карамзинъ, котораго я вынужденъ былъ замѣщать.

Одно время въ Управѣ я оставался въ сообществѣ одного I. А. Вельца, замѣщая Предсѣдателя и остальныхъ нашихъ членовъ — Тресвятскаго и Племянникова, командированныхъ въ разныя мѣста по продовольственнымъ закупкамъ и борьбѣ съ эпидеміей. Одновременно, за болѣзнью артельщика Блинова, я вынужденъ былъ вести также и кассу, сидя за особо загороженной рѣшеткой. За эти двѣ недѣли моего кассирства я воочію убѣдился, какъ легко допускать „кассовые просчеты”, даже при самомъ внимательномъ отношеніи къ Дѣлу.

1898 годъ былъ тяжелъ не только для одной нашей Самарской мѣстности, но также и для сосѣднихъ пострадавшихъ губерній: Саратовской, Симбирской, Казанской и Уфимской. Къ глубокому сожалѣнію, каждая изъ губерній дѣйствовала въ области закупокъ совершенно изолированно; операціи губернскихъ земствъ не были объединены и между собой согласованы. Отсюда получилась на рынкѣ убійственная конкуренція между ихъ уполномоченными, спѣшившими, особенно въ послѣдній мѣсяцъ волжской навигаціи, скорѣе закупить возможно большій запасъ продуктовъ и сѣмянъ.

Предсѣдательскій мой кабинетъ Губернской Управы, сплошь загроможденный пакетами и мѣшочками всяческихъ зерновыхъ и сѣмянныхъ мтробъ, а также присылаемыми изъ пострадавшихъ мѣстъ образцами т. н. „голодныхъ” хлѣбовъ, обычно изготовлявшихся изъ смѣси желудовой муки, лебеды и пр.., представлялъ собою въ описываемое время своего рода хлѣбную биржу.

Безотлучно, съ утра до поздняго часа, сидя въ немъ, я бывалъ вынужденъ, то по телефону, то по личному приказу, заканчивать закупочныя хлѣбныя Сдѣлки съ лицами, предлагавшими земству тѣ или другія партіи. Приходилось отдавать и срочныя распоряженія, во избѣжаніе перехвата хлѣбныхъ партій другими земствами. При подобныхъ условіяхъ цѣны взвинчивались невѣроятно, шли въ гору не по днямъ, а буквально по часамъ. Въ области хлѣбныхъ закупокъ царствовалъ бѣшеный ажіотажъ. За счетъ свирѣпствовавшаго въ Поволжьѣ голода г. г. комиссіонеры, не отходя отъ телефоновъ, умѣли быстро обогащаться.