Ведьма княгини - Симона Вилар

— Ну уж людей больше не будем класть почем зря, — отозвался кто-то из толпы.

Она и не разобрала, кто это, но тут вперед выступил Асмунд. Сказал, что, может, настала наконец пора им попробовать переговорить с древлянами. Ольга рассчитывала, что ободренные Малфридой воеводы и дружинники засмеют старого воеводу, даже припомнят тому его христианство, однако неожиданно Асмунда стали поддерживать. Он пользовался большим уважением, он еще при Олеге прославился, его и Игорь слушал. Вот и сейчас выслушали, кивали одобрительно.

Малфрида слушала все это, усмехаясь в стороне. Свенельд отмалчивался. А воеводы… сам ретивый Претич вдруг согласился с Асмундом. Сказал, что надо встретиться с древлянскими послами, выставить им условия да послушать, что те скажут. Ольга кусала в ярости губы, злясь, что она женщина, что нет в ней мужской силы, чтобы осадить их всех, чтобы прикрикнуть да настоять, что никакого мира с древлянами не будет! А если вступить с ними в сговор, то это даст древлянам надежду, что они по-прежнему сила, что могут самому Киеву выставлять условия.

И все же Ольга была вынуждена смириться перед волей войска. Сказала, чтобы кричали древлянам о переговорах, а сама отправилась собираться.

В жарко натопленной избе прислужницы обрядили ее для встречи. Переплели длинные косы княгини, нарумянили щеки, подвели сажей ресницы, на голову надели богатый убор, сверкающие колты прикрепили. Княгиня должна предстать перед послами во всем великолепии, чтобы ни на миг не было догадки, что и ее эта война уже утомила. Когда уже накинули на плечи широкий, затканный золотой тесьмой плащ на меху, в двери без стука кто-то вошел — от сквозняка алые отблески так и забегали по угольям в очаге, дверь тяжело хлопнула. Ольга резко оглянулась, гневаясь: кто посмел потревожить без дозволу? И замерла, увидев Малфриду.

У ведьмы был странный вид: стояла, прямая как стрела, растрепанные волосы выбивались из-под багряного покрывала, смотрела пристально. И показалось княгине, что в глубине темных глаз чародейки как будто желтым отблеском заполоскало. Даже жутко сделалось.

— Чего тебе? — не выказав страха, строго спросила Ольга.

— Мне есть что сказать тебе, Ольга, — низким рокочущим голосом молвила Малфрида и повела бровью на прислужниц, намекая, чтобы выслала их. И как те вышли, сказала: — Знаю, что тебе не по сердцу примириться с древлянами. Не по сердцу это и мне, сама пометить им не менее твоего желаю. И за Игоря, коего любила, и за честь мою погубленную, за счастье со Свенельдом порушенное. За все хочу поквитаться. Мужам нашей мести женской не понять, вот и пришла помочь.

— Да ну?

Ольга сама не понимала, как держаться с ведьмой, но, похоже, той и впрямь есть что предложить.

— Твои люди устали воевать, — сказала Малфрида. — И если древляне предложат тебе мир и откупную, это устроит многих. Но не нас с тобой, пресветлая. Поэтому надо поступить хитро и мудро. Некогда ты просила меня помочь, теперь мое время пришло. Наше время. И если хочешь, чтобы вместо переговоров и уступок была полная победа, то послушай, что скажу.

Они проговорили довольно долго. Ольге уже и коня к крыльцу подвели, уже и воеводы устали ждать, а они все разговаривали. Кто-то предложил позвать Свенельда, пусть поторопит обеих своих баб. Так и сказали: обеих. Одна ведь жена признанная, а другая… Ведь не слепы люди, поняли, что Ольга Свенельда особо отличает.

Свенельд на это никак не отреагировал. Он все еще был какой-то вялый, будто не проснулся. Ходил, отвечал, давал какие-то наказы, но без прежнего интереса. Но отчего-то не верил, что, даже переговорив с древлянами, Ольга пойдет с ними на мировую. Ведьма не позволит. И он кивнул каким-то своим мыслям, когда Ольга вышла из избы. Вид у нее был такой, словно на нечто важное решилась. Глаза горят, прошла, ни на кого не глядя, вся во власти дум своих. Подле гарцевавшей лошади один из стременных подставил ей колено, помог взобраться в седло. Она лихо перехватила украшенные шелковистыми кистями поводья, причмокнула — и вперед. Свенельд все же успел заметить, что она улыбается. И улыбка у нее была решительная и недобрая. Ничего иного он и не ожидал. Наверное, решила выставить древлянам такие условия, что те и принять не смогут. Пора бы ему вмешаться, все же посадник древлянский, как-никак. Раньше бы он и впрямь так поступил. Ныне… перегорело ли в нем что-то? Просто поехал следом, как и всегда. А лицом отрешенный, спокойный, безразличный. Больше по сторонам смотрел, чем думал о предстоящем.

Лес и впрямь выглядел особо: с уже опавшей листвой, голый, пустой, только когда ближе к Искоростеню начался ельник, это ощущение прозрачной пустоты сменилось густым мраком. В последнее время после дождей сильно подморозило, и все вокруг будто застыло в ледяной корочке. Сейчас лед висел на голых ветвях застывшей капелью, мохнатые лапы елей похрустывали, тяжелые и негнущиеся в морозном безветрии. Казалось, появись сейчас солнце — и мир засияет. Но было серо, тихо и печально.

Только когда они оказались у костров, какие палили в лесу державшие Искоростень в оцеплении отряды, стало оживленнее; воины поднимались от огней, подле которых грелись, смотрели на свою княгиню. Кругом копья, секиры, кожушки поверх доспехов, у кого просто накинуты кое-как выделанные меховые накидки. Теплой одежды на всех явно не хватало, да и люди выглядели осунувшимися, усталыми. От их дыхания поднимался пар, но при виде княгини многие заулыбались.

— Никак что-то решится, княгинюшка? Уж лучше на приступ, чем тут как зверье лесное одичать.

— Да, нападать уж лучше, чем ожидать. Там ты либо взлетишь, либо успокоишься.

Ольга ободряла воинов, говоря, что древлянам гораздо хуже. Пусть у очагов, но когда скопом голодаешь… Все это понимали.

Свенельд ехал на коне немного позади Ольги. Размышлял, что они так толком и не обговорили, как вести разговор с послами древлян. Но когда увидел самих послов, понял: те на многое согласятся.

Вкруг Искоростеня тоже все было в ледяной корочке. Послов из града выехало четверо: двое изможденных древлянских бояр, старых, не из тех, кто рати водит, и двое воевод. Но и эти смотрелись невесть как. В одном Свенельд сразу распознал Мокея вдовьего сына: обычно дерзкий и смелый, древлянин сейчас выглядел угрюмо, люто посматривал из-под накинутой на голову волчьей личины. Причем посматривал единственным глазом, второй покрывала полотняная повязка, но все равно были видны исполосовавшие его щеку багровые рубцы. Второй был немолодой воевода с уныло обвисшими усами, и хоть глаза у него были целы, но на коне он сидел криво, несмотря на то что его тело обхватывали веревки, прикрученные к торчавшим из-за плеч кольям-подпорам: видно, воевода повредил спину, жив-то остался, а вот прямо держаться уже не мог. Вот такие послы… Да, видать, им несладко пришлось. Скорее всего, Ольге будет легко столковаться с ними, они уже на пределе. А не сговорятся… И Свенельд впервые подумал, что если у древлян таковы дела, то еще один приступ они, может, и не выдержат.