Тысяча и одна ночь - Эпосы

А затем Шарр-Кан потряс дротик той рукой, которой он взял его у христианина, так что едва не сломал его, и подбросил его в воздух, и дротик скрылся из глаз, но он поймал его другой рукой быстрее мгновения ока, и издал вопль, исходивший из глубины сердца, и воскликнул: «Клянусь тем, кто создал семь небосводов, я ославлю этого проклятого во всех странах!»

И он бросил в него дротик, и Лука хотел сделать с дротиком то же, что и Шарр-Кан, и протянул руку, чтобы поймать дротик в воздухе, но Шарр-Кан поспешил метнуть в него второй дротик и ударил его, и дротик попал в середину креста, бывшего у него на лице, и Аллах устремил его душу в огонь, скверное это обиталище![157] И когда неверные увидали, что Лука ибн Шамлут упал убитый, они стали бить себя по лицу и кричать: «О горе! О гибель!» И взывали о помощи к патриархам монастырей…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала девяносто первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда неверные увидели, что Лука ибн Шамлут упал убитый, они стали бить себя по лицу и кричать: «О горе! О гибель!» И взывали о помощи к патриархам монастырей, восклицая: «Где кресты?» И монахи стали молиться, а потом они все объединились против Шарр-Кана и, выставив острые мечи и копья, ринулись в бой и сражение.

И войско встретилось с войском, и груди оказались под ударами копыт, и заработали острые мечи и копья, и плечи и кисти ослабели, и кони как будто были созданы без ног, и глашатай войны непрестанно взывал, пока не устали руки и день не ушёл и не приблизилась ночь с её мраком. И оба войска расстались, и все витязи были от сильного боя и ударов копьём, как пьяные. И земли наполнились убитыми, и тяжелы были раны, и раненых не отличить было от мёртвых.

А потом Шарр-Кан встретился со своим братом Дау-аль-Маканом и царедворцем и везирем Данданом, и сказал своему брату Дау-аль-Макану и царедворцу: «Поистине, Аллах открыл врата погибели для неверных. Слава же Аллаху, господу миров!» – «Мы не перестанем воздавать хвалу Аллаху за то, что он снял печаль с арабов и персов, – ответил Дау-аль-Макан брату, – и люди, поколение за поколением, будут рассказывать о том, что ты сделал с проклятым Лукой, исказителем Евангелия, и о том, как ты поймал копьё в воздухе и поразил врага Аллаха среди людей. И слава твоя будет вечна до конца времён». – «О великий царедворец и грозный храбрец», – сказал потом Шарр-Кан. И царедворец ответил ему: «Я здесь!» И Шарр-Кан молвил: «Возьми с собою везиря Дандана и двадцать тысяч всадников и пройди с ними к морю расстояние в семь фарсахов. Двигайтесь скорее, чтобы быть близко от берега и чтобы между вами и врагом было два фарсаха. Укрывайтесь в ложбинах, пока не услышите, как шумят неверные, выходя с кораблей, и до вас не донесутся крики со всех сторон, когда между нами и ими заработают копья. И когда вы увидите, что наши войска повернули вспять, как бы убегая, и неверные ползёт за ними со всех сторон, даже со стороны моря и шатров, будьте в засаде; но едва ты увидишь знамя с надписью: «Нет бога, кроме Аллаха. Мухаммед – посол Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует!» – подними зеленое знамя, крикни: «Аллах велик!» и несись на них сзади и постарайся, чтобы неверные не встали между убегающими и морем». – «Слушаю и повинуюсь», – ответил придворный. И они сговорились об этом деле в тот же час, а потом войска снарядились и отправились, и царедворец взял с собою везиря Дандана и двадцать тысяч человек, как велел Шарр-Кан.

А когда настало утро, враги сели на коней, обнажив мечи, подвязав копья и неся оружие, и люди рассыпались по холмам и котловинам, и священники закричали, и головы обнажились, и взвились кресты на парусах кораблей, и воины направились к берегу со всех сторон. Они вывели коней на сушу и собрались нападать и убегать, и мечи заблистали, и толпы двинулись, и засверкали молнии копий на кольчугах, и завертелся жёрнов гибели над головами пеших всадников, и головы летели с туловищ, и языки немели, и глаза покрывались мраком, и лопались жёлчные пузыри. И мечи работали, и черепа отлетали, и отсекались запястья, и кони погружались в кровь, и воины хватали Друг Друга за бороду, и войска ислама призывали благословение и привет Аллаха на господина людей и возглашали хвалу милосердому за дарованные им милости. А войска неверных возглашали хвалу кресту и поясу, и выжимкам и выжимателю, и священникам и монахам, и вербному воскресенью и митрополиту.

И Дау-аль-макан с Шарр-Каном отступили назад, и воины повернули вспять и показали врагам, что бегут, и войска неверных поползли на них, думая, что они разбиты, и приготовились биться и сражаться. И люди ислама возвысили голос, читая начало главы о Короне, и убитые были растоптаны под ногами коней. И глашатай румов кричал: «О рабы мессии, исповедующие правую веру, о слуги первосвятителя, поддержка свыше явилась нам! Войска ислама склонились к бегству. Не поворачивайтесь же к ним спиною, но пусть овладеют мечи их затылками! Не прекращайте преследования, иначе вы отступитесь от мессии, сына Мариам, который заговорил в колыбели!»

И Афридун, царь аль-Кустантынии, подумал, что войска неверных побеждают, и он не знал, что это искусный Замысел мусульман. Он послал к царю румов весть о победе и говорил ему: «Нам помог только кал великого патриарха, когда запах его повеял и с бород и с усов и разлился среди всех рабов креста, присутствующих и отсутствующих. Клянусь чудесами, твоей дочерью Абризой, назареянкой, служанкой Мариам, и водами крещения, я не оставлю на земле ни одного бойца за веру, и я твёрдо принял это злое намерение».

И гонец отправился с этим посланием, а неверные закричали друг другу: «Отомстите за Луку!..»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала девяносто вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что неверные закричали друг другу: «Отомстите за Луку!» А царь румов стал кричать: «Отомстим за Абризу!» И тогда царь Дау-аль-Макан крикнул: «О рабы владыки воздающего, бейте неверных и отступников белыми клинками и серыми копьями!» И тогда мусульмане вновь повернули на неверных и заработали среди них режущим и секущим. И глашатай мусульман взывал: «На врагов веры, о любящий пророка, избранника! Вот время сделать угодное всеблагому, всепрощающему! О надеющийся на спасение в день устрашающий, поистине рай под сенью мечей!»

И вот Шарр-Кан со своими воинами ринулся на неверных и отрезал им путь к бегству и гарцевал и кружил между рядами. И вдруг всадник, прекрасно изогнувшийся, расчистил в войске неверных круг и стал гарцевать среди нечестивых, разя мечом и копьём, и наполнил землю головами и телами. И неверные устрашились его боя и склонили шеи под его разящими ударами, – а он опоясался двумя мечами, взором и острым клинком, и подвязал два копья, – копьё на древке и свой стан, – и обильные кудри его заменяли войско, обильное числом, как сказал о нем поэт:

Прекрасны кудри длинные лишь тогда,Когда их пряди падают в битвы день –На плечи юных с копьями у бедра,Что длинноусых кровью напоены.

А другой говорит:

Сказал я ему, когда он меч подвязал себе:«Довольно ведь лезвий глаз, и острый не нужен меч».Он молвил: «Клинки очей влюблённым назначены,А меч предназначен тем, кто счастья в любви по знал».

И, видя его, Шарр-Кан воскликнул: «Заклинаю тебя Кораном и знаменьями всемилостивого, кто ты, о витязь из витязей? Своими деяниями ты ублаготворил воздающего владыку, которого одно дело не отвлекает от другого, когда обратил в бегство людней неверия и беззакония». И витязь воззвал к нему, говоря: «Ты вчера заключил со мною союз, как ты скоро забыл меня!» И он откинул с лица покрывало, так что стала явна его скрытая красота, и вдруг оказалось, что это Дау-аль-Макан.

И Шарр-Кан обрадовался ему, но только он побоялся, что бойцы стеснятся вокруг нею и храбрецы обрушатся на него, и будет это из-за двух причин: во-первых, так как он молод годами и был укрыт от дурного глаза, и, во-вторых, потому, что его жизнь – величайшая опора царства. «О царь, – сказал он ему, – ты подверг себя опасности. Подведи твоего коня вплотную к моему коню. Я считаю, что враги тебе опасны, и лучше, чтобы ты не выходил из-под знамён, и мы могли бы метать во врагов твои верные стрелы».

«Я хочу быть равен тебе в бою и не жалею себя, сражаясь перед тобой!» – воскликнул Дау-аль-Макан. И затем войска ислама обрушились на неверных и охватили их со всех сторон и бились с ними, как должно биться, и сломили они мощь неверия, непокорства и нечестия. И царь Афридун опечалился, увидя, какое постигло румов дурное дело. А они повернули спины и предались бегству, направляясь к кораблям. И вдруг с берега моря вышли на них войска, и во главе их был везирь Дандан, повергающий храбрецов, который разил их мечом и копьём вместе с эмиром Бахрамом – начальником сирийских племён, предводителем двадцати тысяч львов.