Двор российских императоров. Энциклопедия жизни и быта. В 2 т. Том 2 - Сергей Девятов

Иногда император мог простить проштрафившегося слугу. Так, лето 1847 г. царская семья проводила в Петергофе. В один из дней лакей Андреев, служивший при детях цесаревича Александра Николаевича, упал на балконе «в припадке падучей болезни». Естественно, он был немедленно удален из детских комнат, а на его место прислан новый лакей. Казалось бы, инцидент был исчерпан, тем не менее неизвестные «доброжелатели» решили дать этому делу ход. Николаю I донесли о случившемся, при этом лакея представили пьяным. Император немедленно выговорил воспитателю Юрьевичу: «Это недосмотр и этого не должно быть нигде… что такого человека надо строго наказать: отдать в солдаты»615. Воспитатель сумел убедить императора, что его неверно информировали. Николай Павлович объяснения принял.

Однако через некоторое время действительно был замечен пьяный лакей. Воспитатель Юрьевич в письме к цесаревичу описал это следующим образом: «После вечернего собрания, когда фрейлина графиня Гауке садилась в карету, его величество, вышед на крыльцо, заметил, что находящийся при ней лакей (двора вашего высочества Перон) был в весьма нетрезвом виде, так, что едва держался на ногах». Император, увидев такое из ряда вон нарушение правил, сказал: «Вот еще новое доказательство, в каком беспорядке прислуга двора его высочества; это стыд, непростительно». Затем Николай Павлович распорядился направить Перона рядовым в Кронштадтский линейный батальон, и «ежели впредь узнает или услышит о таких беспорядках, то виновный также будет отдан в солдаты»616. За слугу попытались заступиться, мотивируя заступничество тем, что у лакея Перона жена и семеро детей. Император внял просьбам и помиловал. Лакея вернули на прежнее место. Тем не менее Николай I выговорил Юрьевичу: «Мне крайне неприятно, что я должен употреблять такие меры. Ты возьми на себя, чтобы все было в порядке; сам наказывай виновных, как знаешь, лишь бы до меня не доходили подобные дрязги»617. Как мы видим, императору не доставляло удовольствия принимать столь жесткие решения, однако он был убежден, что «держать в руках» прислугу необходимо.

Несмотря на все «показательные процессы», даже при Николае I в императорских резиденциях воровали. При либеральном Александре II эти факты участились. Причем утраты дворцовых интерьеров не всегда были связаны с банальным воровством. Например, в начале 1860-х гг. много старинной мебели было вынесено из Зимнего, Таврического и других дворцов как хлам в кладовые и даже на склад императорского Александрийского театра. Это было связано с изменением приоритетов в представлениях о прекрасном: на смену пышным дворцовым интерьерам, в создании которых принимали участие ведущие художники и архитекторы своего времени, пришел буржуазный потоковый стандарт – к слову, очень удобный и комфортный. Вместо произведений мастеров-художников появилась по распоряжению обер-гофмаршала графа Шувалова немецкая, солидно-буржуазная обстановка из магазинов Гамбса и Тура.

Все эти «утраты» привели к тому, что когда в начале 1880-х гг. при Александре III министр императорского двора граф И. И. Воронцов-Дашков пригласил Д. В. Григоровича сделать опись внутреннего дворцового убранства, тот со свойственной писателю выразительностью заклеймил порядок, при котором допущено было кричащее безобразие – в некоторых даже парадных комнатах рядом с восхитительными вещами стояли рыночные поделки618.

Воровали и впрямую: например, в 1858 г. на половине великой княгини Екатерины Михайловны были похищены бронзовые часы – вещь достаточно объемная, но тем не менее ее сумели вынести из дворца619. «Взяли» явно свои. Однако при этом надо учитывать, что, несмотря на почетность и ответственность службы придворной челяди, их жалованье было очень маленьким и не менялось десятилетиями. Правда, прислуге, близкой к императору, приплачивали из «комнатных сумм» к Пасхе, Рождеству, больничные, к отпуску и прочее, но было и множество других слуг, которые этих прибавок не получали. Видный чиновник Министерства императорского двора в период правления Александра III Василий Силыч Кривенко писал, что «ничтожность окладов бьет в глаза. Такие ответственные служащие, на руках и фактически в распоряжении которых находились драгоценное имущество на многие десятки миллионов рублей, оплачивались до смешного ничтожными окладами… Людей как бы наталкивали на злоупотребления»620.

Злоупотребления, о которых мало что известно, периодически выливались в громкие уголовные дела. Одно из таких дел случилось летом 1868 г., когда из молельной комнаты Большого придворного собора Зимнего дворца было украдено 972 рубля «общественной суммы» придворного духовенства. Преступников не нашли621.

Вскоре история повторилась, только в больших масштабах. В октябре 1869 г. граф обер-гофмейстер Шувалов донес министру императорского двора Адлербергу, что в Малой церкви Зимнего дворца из алтаря с жертвенника похищен церковный инвентарь: дискос, лжица, звездица – все вещи серебряные, вызолоченные, общим весом в 3 фунта 92 золотника. Также были украдены две лампады серебряные, местами вызолоченные, общим весом 12 фунтов 17 золотников, которые значились по описи под № 4 и 46. Все украденные вещи весили более 6 кг622. К тому же это была высокохудожественная работа, но главное – кража произошла в церкви императорской резиденции. При этом ключ от церкви находился у истопника, который был лично известен Шувалову своей благонадежностью. Все украденные вещи заменили до прибытия императорской фамилии. Сам факт кражи негласно расследовался обер-полицмейстером и заведующим Зимним дворцом Дельсалем.

Поскольку преступника опять не нашли, были приняты только профилактические меры: во-первых, поставлены засовы, окрашенные под цвет дверей; во-вторых, в отсутствие императорской фамилии выставлялся военный пост на площадке у Малой церкви Зимнего дворца при входе на Ротонду, а с возвращением монархов во дворец на этом посту по прежнему находились два часовых от легкокавалерийского караула623.

В 1882 г. было заведено дело о краже вина из погреба Александровского дворца. В результате обыска и следствия у виноторговцев в Царском Селе и Павловске выяснилось, что из винного погреба дворца было похищено 324 бутылки. Опознавал вино в ходе обыска буфетчик Бергман, которому было «вполне известно, какие вина находились в Царскосельском погребе». Например, шампанское «Цесаревич» (22 бутылки) оценивалось в 4 рубля 22 копейки за бутылку, херес «Дюшеко» – в 2 рубля 1 копейку624. Таким образом, суммы, вырученные в результате кражи, превосходили годовое жалованье.

«Конечно, нелегко было вести дворцовое хозяйство, обширное и сложное, – писал генерал Н. А. Епанчин, – но многое в нем нуждалось в улучшении… в придворном хозяйстве… была не только небрежность, но и недобросовестность, а попытки честных людей искоренять злоупотребления встречали упорное противодействие и иногда кончались им во вред».