Дневник. Том III. 1860-1861. Созерцательное богословие. Крупицы от трапезы Господней - Иоанн Кронштадтский

Отцу земному как образу Отца Небесного всякое почтение воздавай во всем и ничего земного и тленного не пощади для него — для его питания, одеяния, спокойствия, особенно для его пользы душевной; твоя скупость, вражда и нерасположение, раздражительность, гордость и непокорность да не приразятся никогда к его священной особе. Чти отца твоего (Исх. 20, 12) и ни из–за чего не питай к нему нерасположения и непочитания.

Паки, паки и паки восписую победительная и благодарственная [408] Преславной, всеблагомощной Госпоже моей Богородице Деве [409], яко избавила меня от тесноты огненной душу мою, уязвленную сопротивником чрез пожаление родителю благ земных. Воззвал к Ней от сердца, как к живой, с упоминанием, как к живой бездне благости [410] и милости молитву: Нескверная, неблазная, нетленная… [411] и чгненная теснота миновала, как не бывшая. — Слана Тебе, Госпоже и Царице всех!

Отче наш, Иже ecu на небесех (Мф. 6, 9)! Какое высокое, трогательное, духовное зрелище, когда эти слова в многочисленном церковном собрании или в кругу членов семейства, или в собрании питомцев, или в собрании воинов произносятся от души, истинно единым сердцем и едиными усты [412]. Какое великое зрелище, когда видишь, что эти слова оправдываются и в самой жизни людей, когда все имеют друг к другу чувства братской любви, живут мирно, повинуясь младшие старшим, менее умные более умным, друг другу отдавая должное, друг друга уважая, честию друг друга болъша творяще (Рим. 12, 10). Какое небесное поистине зрелище, когда, садясь за стол многочисленной и разнородной семьей, все едиными устами и единым сердцем говорят: Отче наш, и исповедуют Единого Отца Небесным, Всесвятым Царем, желая исполнения на земле воли Его Единого, исповедуя Его Единого питателем всех; какое высокое зрелище, когда хозяин дома свои блага — пищу и питие восписует не себе, а Богу, почитая дары Его общими для всех, когда он сравнивает себя со всеми другими и как бы сам принимает угощение, а не он угощает других.

Но какое поразительное и утешительнейшее духовное зрелище было, если бы вся земля, все народы, едиными усты и единым сердцем [413] возгласили на небо: Отче наш! Иже ecu на небесех! Да святится имя Твое — в нас всех! Да приидет Царствие Твое, как в начале, до грехопадения; да будет воля Твоя благая и совершенная как на небе — вечно, так и на земли, и да не царствует своеволие. Хлеб наш насущный даждь нам днесь (что если бы такой образ мыслей и желаний имели все) и остави нам долги наша (Мф. 6, 9–12)… и прочее… Но… когда–нибудь и будет это, ибо придет время, когда все живущие на земле будут единым стадом под единым Пастырем (Ср.: Ин. 10, 16).

Угощая гостей, особенно тех, кои не могут тебе воздать, и издерживая на них твое достояние, радуйся, что плоды твоих трудов и Божьи дары издерживаются на живые образы Божии, а не на мертвые истуканы твоих страстей, какими часто бывают, например, принадлежности домашнего убранства, богатые одежды, даже книги, если они лежат без употребления, не на пищу, питье, лакомства, не на удовлетворение своей грехолюбивой и сластолюбивой плоти, коей кончина — нетление (Ср.: Рим. 6, 21). Обещавший воздать за чашу воды студены (Ср.: Мф. 10, 42), которую не надо покупать и добывать трудом, воздаст тем более за твои снеди и пития, которые покупаются и добываются трудом. Вообще Божия Правда требует возме рить тебе тою мерою, еюже сам меришь (Ср.: Мф. 7, 2). Возлюбиши ближняго твоего якоже себе (Мф. 12, 39; Лев. 19, 18). Помни это постоянно и не отделяй другого от себя.

Любовь не мыслит зла (1 Кор. 13, 5). Мыслить какое бы то ни было зло есть диавольское дело, и диавол в человеке и с человеком мыслит его. Потому никакого зла не имей <в> сердце на другого II не мысли его, да не срастворишься с диаволом. Побеждай благим всякое зло (Рим, 12, 21), которое видишь или кажется тебе. В этом твоя мудрость духовная и подвиг христианской любви.

Умеренность и воздержание — мать здоровья. Пока умеренно ешь и пьешь и с разбором, а не все, что попадет под руку, особенно — пироги и грибы, тогда в теле все течет благополучно: нет тяжести в теле, не болит ни живот, ни голова — весь легок и бодр; а как начал много и без разбору есть и пить: смотришь, и тяжело сделается, и живот будет болеть, а за ним и голова, и нагноения будут образовываться на поверхности тела; и свяжет тебя за твою неумеренность, за твое безрассудство, за твою жадность при употреблении пищи и пития твое собственное тело.

Да будет воля Твоя, яко на небеси, и на земли (Мф. 6, 10), то есть во всех людях. Потому мы молимся: да будет воля Твоя и во мне грешнем [414] ибо в нас своя воля исполняется, воля грешной плоти и помышлений (Ср.: Еф. 2, 3), и воля диавола, который ежедневно соблазняет нас творить его волю и коего волю, действительно, мы ежедневно творим — все, с тою разницею, что одни из нас раскаиваются вскоре же после падения, а другие творят его волю и не каются, находясь в крайнем ослеплении и заблуждении, находя дела свои если не законными, то по крайней мере не стоющими большого, серьезного внимания, считая их делами глупости, неразумия, увлечения, привычки.

Не введи нас во искушение (Мф. 6, 13). Отчего молимся: не введи нас во искушение? — Оттого, что искушения вообще трудно переносить человеку не только плотскому, но и духовному. И если бы всех нас подверг Господь искушению, тогда мало кто устоял бы в вере и добродетели. Искушения Господа (См.: Мф. 4, 1–10). Иова (См.: Иов.). Павла апостола (См.: 2 Кор. 11, 23–27). — Иуды (См.: Мф. 27, 3–5; Ин. 13, 2, 27).

Между тем для людей, проводящих духовную жизнь, путешествующих к небу, необходимы искушения — потому что внутреннее состояние нашей души часто ускользает от нашего внутреннего самонаблюдения, будучи прикрываемо нашим самолюбием, которого много во всяком из нас. А неискушаемый, не зная, в чем он несовершенен, а в чем совершенен, если только какое–либо малейшее совершенство есть в нем, не может и очищаться, творить большие дела добродетели, совершенствоваться и все теснее и теснее соединяться с Богом. Вот потому и нужно подвергать человека часто искушениям — дневным и ночным, чтобы искусить его внутреннего человека: тверд ли он во всех добродетелях или хоть в одной какой–либо добродетели, или слаб его внутренний человек, плотян, продан под грех (Рим. 7, 14) и весьма легко поползновен, если не ко всякому греху, то по крайней мере к некоторым. И вот искушения от врага днем и ночью являют нашим духовным очам, какова наша душа, к чему она склонна более: к исполнению ли воли Божией, к угождению ли Богу, с: пожертвованием Ему (любви к самому себе) своим самолюбием и своею волею, или к исполнению коли греховного, плотского человека, воли плоти и помышлении (Еф. 2, 3). В этом смысле искушения необходимы для нас, как огонь необходим для очищения золота, и без искушений невозможно спасение. Потому Богоотец Давид молился: Искуси мя, Господи, и испытай мя, разжжи утробы моя и сердце мое (Пс. 25, 2). — Искушения, попускаемые нам от Бога, бывают весьма различны и многосторонни, по причине различия и многосторонности наших грехов и страстей: и враг касается всех многочисленных струн нашего сердца, чтобы испытать, какой оно даст звон — земной, плотской, греховный, диавольский или небесный, духовный, святой, Божий; какая будет в душе гармония — Божия или бесовская — или лучше — Божия ли гармония или бесовская дисгармония: чистая ли и твердая любовь к Богу и ближнему или греховная любовь к самому себе, к своей грешной плоти, так что ради этой греховной любви к самому себе мы готовы легко презреть волю Божию (которая есть святость наша) — любовь к Богу и ближнему — и ради ней готовы сделать всякое зло ближнему, сделать его и его достояние, как говорят, жертвою своей нечистой, плотской любви к самому себе. — И не часто ли бывает, что, по незаконной любви к себе, я нарушаю все заповеди о любви к Богу и ближнему: забываю единого Бога и поставляю себе многих богов, льстящих моей чувственности, наставляю себе и видимых кумиров — прекрасных граций, живых или на картине, или истуканов златых и сребряных, медных, деревянных, каменных и глиняных, бумажных (Ср.: Втор. 28,36; 29,17) (предметы домашнего убранства, или столовой, чайного сервиза, или кабинета бывают из разного рода вещества), — не буду почтительно произносить имя Божие, но невнимательно, легкомысленно, без нужды, как что неважное, пустое, как бы один звук, только раздающийся в воздухе и исчезающий, забуду возвещать время от времени — в воскресные и праздничные дни благодеяния и чудеса благости Божией, всемогущества и премудрости — на мне, грешном, и на всех людях, на всем создании небесном и земном; из–за греховного самолюбия — гордости, плотоугодия не почту своих родителей и тех, которые заступают их место, если для плотоугодия своего я сделаюсь убийцей — физически или нравственно, соблазном, или прелюбодеем, или вором, или лжесвидетелем, или завистником, желающим захватить от всех все в свои руки: и жену искренняго, и дом его, поле его, раба его, рабыню его, вола его, осла его и все, что ни есть у ближнего (Ср.; Исх. 20,17). — Худо, если мы,искушаемые, будем все только падать от искушений: мы навлечем на себя этим гнев Божий, как рабы неверные; и вот еще одна из причин, почему мы просим Господа, чтобы Он не ввел нас во искушение, ибо легко, легко пасть под искушением, как апостол Петр (См.: Мф. 26, 69–75), и прогневать Господа; лучше, много лучше, если Господь не введет нас в искушение, но избавит нас от лукавого (Ср.: Мф. 6, 13) искусителя, всюду расставляющего нам свои сети, и безбедно проведет нас чрез все его тенета. — Да, искушаемый и часто падающий должен страшиться, чтобы не подвигнуть долготерпения Божия к негодованию, потому что хотя искушения попускаются на нас Богом и хотя враг пас соблазняет, но кийждо из нас от своея похоти влечется и прельщается (Ср.: Иак. 1, 14) так, что остается нам полная свобода или похотствовать или не похотствовать, увлекаться или нет, прельщаться или не прельщаться. — Еще мы молим Господа, чтобы Он не ввел нас во искушение для того, чтобы не мечтать много о себе, о своих мнимых или хотя истинных совершенствах, которые суть дело Божие. Ибо, если оставит нас Божия благодать и введет нас неожиданно в искушение, то могут разбиться во мгновение в прах все наши совершенства. Этими словами молитвы Господь отвлекает нас от внутреннего услаждения собою, от самообольщения гордостию. Не введи нас во искушение — не лиши нас Своей благодати, не предоставь нас только нашей немощи, ибо мы слабы, немощны: дух бо бодр, плоть же немощна (Мф. 26, 41). Не введи нас во искушение (Мф. 6, 13), да не разыдемся кийждо во свояси (Ср.: Ин. 16, 32), творить свою волю, и да не оставим Тебе, как некогда разбежались в день страшного искушения своего апостолы Твои и Тебя единого оставиша (Ин. 16, 32) — как и некоторые другие оставили Тебя, и к тому не хождаху с Тобою (Ср.: Ин. 6, 66).