После бури - Фредрик Бакман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потому Цаккель не стала слушать их нытье и просто вышла из раздевалки, а Бубу, постояв с минуту под всеобщие вздохи, стоны и ругань, загадочно улыбнулся и сказал:
– Я знаю, как вас выбешивает, когда приходится делить лед с другими. Но ровно сегодня мы делаем это не ради тренировки, сегодня мы играем… ТРЕНИРОВОЧНЫЙ МАТЧ!
Настроение мгновенно переменилось, поднялся оглушительный гул ликования, потому что есть вещи, которые не меняются никогда: каждый в этой раздевалке когда-то был тощим юниором, каждый когда-то участвовал в тренировочном матче против основной команды и терпел поражение. В награду за это, если играть достаточно долго, в один прекрасный день ты сам войдешь в основную команду и обставишь следующее молодое поколение.
– А можно надеть старые свитера? – возбужденно спросил один из игроков.
Бубу с сожалением покачал головой:
– Нет. Сорри. Надо надеть новые, белые, с именами, – сказал он, и игроки, как всегда, недовольно заворчали.
Прошлой зимой спонсоры подарили команде новые свитера – белые и зеленые. Раньше клуб никогда не пришивал на тренировочные свитера имена и номера игроков, но сейчас это вдруг почему-то стало важно. Никто не понимал почему, пока как-то раз Фрак не привел фотографа, который встал в центре поля и начал снимать прямо во время тренировки. Фотографии понадобились Фраку для рекламного буклета, и сделать их надо было прямо на площадке, но во время игры это невозможно, вот он придумал такой вариант. Ребята, однако, оказались не настолько глупы – они видели, что фотограф снимает только одного игрока, и кто-то буркнул в адрес Фрака: «А не проще было написать имя Амата на всех свитерах, чтобы фотограф мог снимать всех подряд?»
Фрак, похоже, даже не уловил сарказма. Но после того случая все возненавидели эти свитера, а сегодня Цаккель нарочно заставила команду играть в них. Чтобы всех хорошенько разозлить. Бубу посмотрел на часы на стене, вышел в коридор, вернулся и еще раз посмотрел на часы, он готов был уже сдаться, когда наружная дверь скрипнула и ввалился Амат, запыхавшийся, с красными пятнами на лице. Бубино сердце сбилось с ритма, ноги готовы были сорваться с места, он едва удержался, чтобы не броситься к другу и не обнять его. Но это тоже была проверка.
Как бы Амату хотелось, чтобы можно было просто обняться и обо всем забыть. Он двинулся к Цаккель, стоявшей у бортика, та сделала вид, что его не заметила, он остановился, толстый, бледный, и не смог даже посмотреть ей в глаза. Она молчала, вынуждая его заговорить первым.
– Можно… можно мне снова тренироваться? – с усилием выговорил он.
– Команда набрана, – холодно ответила она и кивнула на площадку, куда только что выкатился Александр.
Амат посмотрел на него. Большой и сильный, на голову выше Амата, Александр двигался с той природной уверенностью в себе и заносчивостью баловня судьбы, которых у него самого никогда не было. «Полный комплект», – говорили о таких дарованиях старики в городе. Так они когда-то говорили о Кевине.
– Окей… а можно… а можно я тогда просто в зал схожу? Если не помешаю никому, – спросил Амат, в отчаянии заметив, что еле сдерживает слезы.
Цаккель даже не смотрела на него.
– Мы играем внутренний матч с юниорами. У них есть одно место, если хочешь поучаствовать.
Амат кивнул, глядя в пол и так тяжело повесив голову, что казалось чудом, что он вообще удерживается на ногах.
– Спасибо, – прошептал он.
– Можешь забрать свой зеленый свитер у нас в раздевалке и переодеться у юниоров, – сухо проинструктировала его Цаккель.
Поэтому Амату пришлось сперва пойти в раздевалку основной команды, где с его появлением воцарилась полная тишина, так как никто не видел его с самой весны, и забрать там свой зеленый свитер. А после – в раздевалку напротив, к юниорам, где воцарилась точно такая же тишина, только по совершенно другим причинам. Юниоры были всего на год младше его, но это не имело значения, сейчас они просто малышня, а он – их кумир. Один из них вскочил и предложил свое место на лучшей скамейке, где попросторнее, но Амат только грустно кивнул и сел в углу у самого туалета. Сюда всегда сажают «червяка», самого младшего и слабого игрока в команде. На этом месте он сидел, когда играл с юниорами в последний раз.
– Ты, что ли, будешь играть с нами? – спросил наконец кто-то.
Амат кивнул, и по раздевалке прокатился приглушенный счастливый ропот. Потом ропот затих, и Амат, сообразив, что все на него смотрят, почувствовал, как страх раздирает его изнутри. Ему и переодеваться-то не хотелось, не то что разговаривать, но эти ребята очевидно ждали, что он что-то скажет. Был бы тут Беньи – он бы просто встал и сказал: «Пошли, надерем им задницы!» – или что-нибудь в этом духе, и тогда все бы сорвались с места и с радостными криками последовали за ним. Но Беньи это Беньи, а Амат, к сожалению, это Амат.
– Извини! – ровно в ту секунду, как он об этом подумал, воскликнул игрок рядом с ним: он завязывал коньки, рука сорвалась, и он случайно заехал Амату по голени.
Пальцы у парня дрожали.
– Волнуешься? – тихо спросил его Амат.
Тот кивнул:
– Блин, это же основная команда! Они нас по стенке размажут!
Амат не знал, что на это ответить, и поэтому промолчал. Он разделся, тишина расползалась вокруг, как зудящие под кожей насекомые. Взяв в руки свитер, он заметил, что парень с завистью смотрит на него. У юниоров свитера были точно такие же, только без имен, и то, что в основной команде было сделано, вероятно, ради разового пиара, здесь считалось статусной фишкой. Если на твоем тренировочном свитере пришито имя, значит, ты нужен клубу и он не собирается менять тебя на другого игрока.
– У кого-нибудь есть нож? – тихо спросил Амат.
Ребята растерялись.
– Нож? – повторил кто-то.
Амат кивнул.
– У меня есть… – ответил маленький парнишка в противоположном углу, так как в хоккейной раздевалке в Бьорнстаде всегда найдется как минимум один охотник, а охотники всегда носят при себе нож.
Нож пошел по рукам, и, когда оказался у Амата, тот сразу же принялся спарывать свое имя. Буква за буквой, пока его свитер не стал таким же, как у всех. Потом встал, протянул нож владельцу и сказал:
– Я не очень-то силен по части всяких там речей и прочей хрени. Вы правы: сегодня основная
