Гёте. Жизнь и творчество. Т. I. Половина жизни - Карл Отто Конради

Это первые сохранившиеся фрагменты переписки Карла Августа и Гёте. Мы больше знали бы о беседах герцога с его новым другом в те важные недели и месяцы, если бы эта переписка не была ликвидирована, когда в 1797 году Гёте сжег все письма, полученные им от начала 1772 года, «из отвращения к тому, что тихий ход дружеского общения может быть предан гласности» («Анналы», 1797). Письмо Карла Августа от 25 декабря 1775 года сохранилось случайно. Между прочим, в письма Гёте к августейшему адресату не вкралось интимное «ты», в то время как герцог всюду, за исключением совершенно официальных деловых формулировок, последовательно пользовался этой доверительной формой обращения. Но и Гёте умел так варьировать обращения, чтобы подчеркнуть дистанцию или простой дружественный тон — от «милый господин» или «Серениссимо»[60] и вплоть до сугубо официальных формулировок: «Ваше Высочество», «Государь и повелитель».

Конечно, не следует думать, что в это время занимались только знаменитыми «веймарскими проделками». Не было недостатка в серьезных разговорах с Виландом, Кнебелем, Бертухом, ставшим в 1775 году тайным секретарем Карла Августа, с Георгом Мельхиором Краусом, художником и гравером по меди из Франкфурта. А также с Иоганном Карлом Августом Музеусом, профессором гимназии в Веймаре с 1770 года, автором романа «Грандисон второй» (1760–1762), сатирической травестии Ричардсона с его чрезмерной чувствительностью и «Народных сказок немцев» (1782–1786). Виланд сразу подружился с Гёте, забыв разногласия прежних лет. Уже 10 ноября 1775 года он писал Лафатеру, что «этого замечательного человека» он «полюбил всей душой» уже через три дня после его появления, что он его «видит насквозь, чувствует и понимает».

О том, насколько Карл Август стремился удержать Гёте в Веймаре, свидетельствует тот факт, что уже весной 1776 года он подарил ему дом и сад на берегу Ильма. Дом был, правда, в довольно ветхом состоянии, а сад запущен, но все это находилось на подступах к городу в окружении природы. Дневниковая запись от 21 апреля сообщает: «Веймар. Вступил во владение садом». Вскоре дом был приведен в такое состояние, что там можно было жить. Здесь, рядом с городом, Гёте прожил один шесть лет, с 1776 по 1782 год. Сюда он мог укрыться, когда хотел и когда позволяли дела, здесь он изучал акты Тайного консилиума и готовил его заключения, здесь весной 1777 года начал «Театральное призвание Вильгельма Мейстера», здесь создал большие фрагменты прозаического варианта «Ифигении», проекты «Эгмонта» и «Тассо», и здесь ему явились строки стихов, ставших потом знаменитыми (вроде, например: «Заполняет все вокруг / Блеск туманных струй»). Но так как в садовом домике можно было жить не во всякую погоду и Гёте должен был всегда иметь еще и городскую квартиру, то за эти шесть лет он снимал квартиры, меняя их по надобности.

В воскресенье 19 мая 1776 года Гёте писал Шарлотте фон Штейн: «В первый раз ночевал в саду и привязался теперь навсегда […]. Покой здесь беспредельный». Гёте называет себя «эрдкулин» — это сказочный зверек, он живет один в лесу, кормится от земли и угощает хороших людей, когда они к нему приходят. Филипп Зайдель жил вместе с ним в садовом домике, кухарка Доротея помогала готовить еду. Нельзя сказать, чтобы в скромно обставленном домике условия были комфортабельными. Когда стояли сырые и холодные дни, из кабинета Гёте влекло на кухню, к огню. («Здесь, внизу, такая сырость, я опять в кухне…» — письмо Шарлотте фон Штейн, поздняя осень 1778 г.) Но гости приезжали, и их можно было принять. Иногда Гёте приглашал музыкантов, и не только для гостей. «Вчера были Гердеры и герцог и Зекенд[орф], до восьми часов была музыка, потом мы поужинали, затем я читал кое-что смешное, это помогает пищеварению» (письмо Шарлотте фон Штейн от 3 ноября 1778 г.). И позднее, когда Гёте жил уже в доме на Фрауэнплан, «нижний сад» (он называл его так вместе с домом в отличие от сада на Фрауэнплан) оставался любимым местом для отдыха и прибежищем. Уже глубоким стариком Гёте приказал сделать новую калитку и площадку перед домом выложить галькой в стиле помпейской мозаики. Согласно дневнику, он был там в последний раз 20 февраля 1832 года: «Поехал в нижний сад. Пробыл там несколько часов».

Министр в кабинете

Назначение Гёте членом Тайного консилиума прошло далеко не гладко. К этому совету, который являлся высшим совещательным органом, то есть кабинетом герцога, при вступлении в права регента Карла Августа принадлежали три советника, имевших пост и право голоса: Его Превосходительство действительный тайный советник (то есть высший чиновник герцогства Саксен-Веймар-Эйзенах) Фридрих барон фон Фрич (1731 года рождения), тайный советник Ахатиус Людвиг Карл Шмид (1725 года рождения) и тайный советник-ассистент Кристиан Фридрих Шнаус (1722 года рождения). Все это были чиновники, за много лет административной деятельности накопившие огромный опыт. Вначале молодой регент ничего не изменил в составе кабинета, лишь весной 1776 года он стал подготавливать перемещения. Вместо тайного советника Шмида, который выходил из совета, так как должен был стать президентом правительства, он хотел видеть в консилиуме Гёте. Оправдать это решение было нечем, кроме как юридическим образованием и сверходаренностью. Можно было ожидать, что предполагаемое назначение человека на двадцать лет моложе их и без всякого опыта встретят скептически, а то и откровенно враждебно. К тому же герцог имел намерение назначить также молодого камерального советника фон Кальба (1747 год рождения) президентом камеральной палаты, то есть главой финансового управления. В записке фон Фричу после предшествовавшего обсуждения в беседе герцог осветил свой план 23 апреля 1776 года: «Вас, господин тайный советник, я еще раз прошу сохранить за собой первое место в Тайном консилиуме […]. Мое мнение о докторе Гёте Вам известно, ему я предназначаю последнее место в Тайном консилиуме и титул тайного советника посольства» (это означало 1200 талеров жалованья в год). Уже на следующий день фон Фрич письменно изложил свои возражения против назначения Гёте и без обиняков заявил в конце, что он «не может заседать в коллегии, членом которой с этого момента становится вышеозначенный доктор Гёте». Тогда Карл Август счел нужным высказаться с полной ясностью и 10 мая 1776 года сформулировал текст письма, обдуманная решительность и весомая аргументация которого еще и сегодня могут заслужить внимание партий и организаций: «Но Гёте человек порядочный, у него доброе, отзывчивое сердце. Не только я один, но многие понимающие люди желают мне счастья в отношениях с этим человеком. Его ум и гениальность известны. Вы должны понимать, что такой человек, как он, не может выполнять скучную механическую работу в государственной администрации, чтобы пройти в ней все этапы снизу вверх. Пренебрегать гениальной одаренностью там, где она может принести пользу, — значит ею злоупотреблять […]. Что до мнения мира, который не одобрил бы того, что доктора Гёте я определяю в свою высшую коллегию при том, что он не был амтманом, профессором, надворным или правительственным советником, то оно ничего не изменит. Мир судит на основе предрассудков. Я же, как и каждый, кто хочет выполнить свои обязанности, работаю не для того, чтобы добиться славы, а единственно для того, чтобы отчитаться перед богом и собственной совестью, не ожидая от мира оваций».