Иосиф Сталин – беспощадный созидатель - Борис Соколов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Между тем, «независимость» Блюхера определялась сугубо географическими факторами – удаленностью Хабаровска от Москвы на многие тысячи километров. По этой причине многие вопросы организации и снабжения войск на Дальнем Востоке ему зачастую приходилось решать самостоятельно. Но, разумеется, он никак не мог без приказа из Кремля начать войну с Японией, как думали некоторые в эмиграции. И Сталин на заседании Военного совета 2 июня 1937 г. защищал Блюхера от участников военно-фашистского заговора:
«Они сообщают (своим германским хозяевам. – Б. С.), что у нас такие-то командные посты заняты, мы сами занимаем большие командные посты – я, Тухачевский, а он, Уборевич, а здесь Якир. Требуют – а вот насчет Японии, Дальнего Востока как? И вот начинается кампания, очень серьезная кампания. Хотят Блюхера снять. И там же есть кандидатура. Ну, уж конечно, Тухачевский. Если не он, так кого же. Почему снять? Агитацию ведет Гамарник, ведет Аронштам. Так они ловко ведут, что подняли почти все окружение Блюхера против него. Более того, они убедили руководящий состав военного центра, что надо снять. Почему, спрашивается, объясните, в чем дело? Вот он выпивает. Ну, хорошо. Ну, еще что? Вот он рано утром не встает, не ходит по войскам. Еще что? Устарел, новых методов работы не понимает. Ну, сегодня не понимает, завтра поймет, опыт старого бойца не пропадает. Посмотрите, ЦК встает перед фактом всякой гадости, которую говорят о Блюхере. Путна бомбардирует, Аронштам бомбардирует, нас в Москве бомбардирует Гамарник. Наконец, созываем совещание. Когда он приезжает, видимся с ним. Мужик как мужик, неплохой. Мы его не знаем, в чем тут дело? Даем ему произнести речь – великолепно. Проверяем его и таким порядком. Люди с мест сигнализировали, созываем совещание в зале ЦК.
Он, конечно, разумнее, опытнее, чем любой Тухачевский, чем любой Уборевич, который является паникером, и чем любой Якир, который в военном деле ничем не отличается. Была маленькая группа. Возьмем Котовского, он никогда ни армией, ни фронтом не командовал. Если люди не знают своего дела, мы их обругаем – подите к черту, у нас не монастырь. Поставьте людей на командные должности, которые не пьют и воевать не умеют, – нехорошо. Есть люди с 10-летним командующим опытом, действительно, из них сыплется песок, но их не снимают, наоборот, держат. Мы тогда Гамарника ругали, а Тухачевский его поддерживал. Это единственный случай сговоренности. Должно быть, немцы донесли, приняли все меры. Хотели поставить другого, но не выходит.
Наконец, созываем совещание. Когда он приезжает, видимся с ним. Мужик как мужик, неплохой. Созываем совещание в зале ЦК. Он, конечно, разумнее, опытнее, чем любой Тухачевский, чем любой Уборевич, чем любой Якир».
Арестовали же Блюхера 22 октября 1938 года за провальные действия в боях в июле – августе 1938 года у озера Хасан, а отнюдь не за бонапартистские намерения. Плохой полководец Сталину был не нужен, и он не слишком сожалел, что Блюхера насмерть забили на допросе 9 ноября.
Минаков полагает: «Даже при удачном осуществлении «дворцового переворота» военным заговорщикам следовало подумать о том, кто же будет управлять государством, причем в условиях, осложнившихся ожиданием близкой большой войны. Исторический опыт показывает, что даже генерал Бонапарт, при всех своих несомненных и разносторонних способностях, с учетом его эпохи, выросшей из века Просвещения, создавал и преобразовывал свою Империю все равно главным образом в милитарном направлении. «Перманентная война» определяла вектор движения «имперской Франции». Конечно, История предоставляет нам вроде бы и иные примеры: генерала Ш. де Голля, генералиссимусов Ф. Франко, Чан Кайши. Однако следует заметить, что ни один из названных генералов не являлся выдающимся полководцем. Все они, даже весьма способный в военном отношении де Голль, оказавшись перед выбором – быть генералом или быть политиком, – волей, быть может, объективных обстоятельств, выбрали второе. Все названные советские генералы, включая Тухачевского, Уборевича, Якира и др., были людьми, что называется, «до мозга костей» военными, прославленными на полководческом поприще, особенно первые, самые выдающиеся из советской военной элиты. При всем своем хорошем общем культурном развитии, в частности Тухачевский, они выросли не из века Просвещения, а из Первой мировой войны и из века декаданса европейской культуры. Они прекрасно понимали, что в любом случае им понадобятся хорошие хозяйственники, умеющие управлять и государством в целом, и отдельными его, невоенными, отраслями. Мало того, все они, конечно же, не собирались менять вектор социально-экономического развития страны, особенно ввиду надвигавшейся войны. Все они, независимо от субъективных симпатий или антипатий, были за социализм, но с несомненной, по крайней мере, на данном этапе, оборонной доминантой. Вот почему Тухачевский так сожалел о гибели Пятакова, на которого, во всяком случае, он лично, очевидно, делал большую ставку как на будущего «премьера».
Утверждения, будто бы Тухачевский сожалел о том, что расстреляли Ю.Л. Пятакова и что он с товарищами в свое время не расстрелял Сталина, – это из доноса, поступившего через несколько месяцев после казни Тухачевского, опубликованного с глухой ссылкой на архив ФСБ. Это позволяет поставить под сомнение как аутентичность документа, так и достоверность показаний, в нем содержащихся. Сомнительно, что на подобные темы Тухачевский рискнул говорить в военном госпитале в присутствии медсестры и в период, когда начались политические процессы. Рассуждения по поводу Франко, де Голля и Чан Кайши вряд ли справедливы. Все они были полководцами и пришли к власти именно как военные лидеры. Де Голль успел достаточно успешно повоевать с немцами в 1940 году. Чан Кайши относительно успешно воевал как с коммунистами, так и с китайскими милитаристами в 20-е и в начале 30-х годов. Франко же смог выиграть гражданскую войну, в которой он был не только политическим лидером, но и полководцем, поскольку лично принимал все основные военные решения. Правда, ни французская, ни испанская, ни китайская армии были отнюдь не самые боеспособные в мире в то время, поэтому всем трем генералам до полководческой славы Наполеона было далеко. К тому же Испания после прихода к власти Франко больше не воевала. Но с достижениями перечисленных далее советских полководцев полководческие достижения Франко, де Голля и Чан Кайши были вполне сопоставимы. Ведь военные достижения кандидатов в бонапарты всегда оцениваются в рамках национальной военной традиции, а не абсолютной мировой шкалы.
Из перечисленных иностранных полководцев только Чан Кайши может считаться настоящим бонапартом, поскольку был порожден революцией и из революционера стал военным диктатором. Франко никак не может считаться бонапартом, поскольку с революцией никак не был связан и никогда ей не служил, а, наоборот, подавлял то левое правительство, которое в конечном счете оказалось у власти как отдаленное последствие революции, свергнувшей монархию. Что касается де Голля, то он не был ни революционером, ни диктатором, поэтому его вообще трудно рассматривать в качестве кандидата в бонапарты.
Что же касается перечисленных советских военачальников, то ни один из них не собирался стать советским бонапартом. А если бы кто-то из них все-таки собирался это сделать, он должен был думать не о том, кто будет премьер-министром после свержения Сталина, а о том, как именно совершить переворот. Но как раз конкретной подготовки переворота ни за Тухачевским, ни за Якиром, ни за Уборевичем, ни за Гамарником, ни за другими советскими кандидатами в бонапарты замечено не было. На такую подготовку нет даже намека в опубликованных материалах следственных и судебных дел не только восьми главных обвиняемых, но вообще всех высокопоставленных командиров и комиссаров, обвиненных в участии в «военно-фашистском заговоре». А ведь и Тухачевский, и Якир, и Уборевич были профессиональными военными и понимали, что военный переворот – это весьма сложная военно-политическая операция. Для ее успеха требовалось наличие в Москве или рядом со столицей преданной заговорщикам воинской части, которая могла бы арестовать правительство и убить Сталина. Подготовка такой части – это самая рискованная часть любого переворота, поскольку именно на этой стадии разоблачение заговора наиболее вероятно. Ведь на сторону будущего переворота надо привлекать десятки, даже сотни солдат и командиров, агитируя их против Сталина. А об этом легко могут узнать и комиссары, и осведомители НКВД, и те командиры и красноармейцы, которые сохранят верность Сталину. А любой донос грозит привести к краху заговора.
Минаков склонен доверять показаниям бывшего первого заместителя наркома иностранных дел Н.Н. Крестинского и бывшего наркома внешней торговли А.П. Розенгольца, данным на процессе 1938 года. Они утверждали, что в конце марта или в начале апреля 1937 года у них состоялось совещание с Тухачевским на квартире Розенгольца. Последний утверждал, что на этом совещании Тухачевский сообщил, что он твердо рассчитывает на возможность переворота, и указывал срок, полагая, что до 15 мая, в первой половине мая, ему удастся этот военный переворот осуществить». Правда, Крестинский заявил, что переворот намечался на вторую половину мая. Срок 15 мая был нереален, ибо Тухачевский в этот день должен был находиться в Англии. Его поездка была отменена только 23 апреля.