Логово Костей - Дэвид Фарланд

Заметив Габорна, многие Посвященные поднялись и начали, пошатываясь, отходить, шипя и распространяя в воздухе запах беспокойства.

Габорн бросился вперед, подпрыгнул и вонзил копье в стимулирующий треугольник ближайшего Посвященного. Тварь зашипела и испустила отвратительный чесночный запах, затем начала слабо бить по копью, пока наконец ее лапы не расползлись. Опустошители медленно, неуверенно попытались напасть на Габорна, создавая устрашающую стену из тел, сверкающих зубов и когтей. По мере того как Габорн двигался внутрь помещения, они карабкались друг другу на спины в попытке дотянуться до него.

Габорн, высоко подпрыгнув, атаковал ближайшего опустошителя. Он вонзил свое оружие в стимулирующий треугольник, увернулся от удара и рванулся к следующему монстру. Через несколько мгновений его оружие стало скользким от пурпурной крови и серых мозгов. Запекшаяся кровь покрыла его руки до локтей, залила лицо. Он вытер ее рукавом и двинулся дальше.

На голове каждого Посвященного была руна, светящаяся мягким серебряным светом. Габорн думал, что руна отмечает отданный дар, но почему-то руны имели не такие очертания, как у людей. Поскольку опустошители использовали язык запахов, это означало, что начертанные на них руны должны быть подтверждены их мускусной вонью.

Прямо за стеной опустошителей Габорн ощутил специфическое зловоние, напоминающее запах гнилого кабачка.

Едва он почувствовал этот запах, как услышал внезапное предупреждение Земли: «Бей!»

Он прыгнул на опустошителя, пробежал по его голове и всмотрелся вдаль. Примерно в шестидесяти футах через толпу пробивался, отступая, опустошитель. На его лбу мерцала только одна серебряная руна, но дюжины синих огненных рун бежали по всей длине его ног. Это вектор, понял Габорн.

«Бей!» — снова приказала Земля.

Габорн подпрыгнул на двадцать футов, перекувырнулся в воздухе, миновав троих опустошителей, и приземлился, вонзив копье в стимулирующий треугольник монстра.

Сразу же все опустошители вокруг него зашипели, и запах тревоги наполнил пещеру.

— Габорн! — послышался полный отчаяния крик Аверан.

Он оглянулся на нее. Она стояла у самого входа в зал, держа в руках черный жезл из ядовитого дерева.

— Я не могу помочь тебе! Я не могу убивать беспомощных Посвященных! Что мне делать?

Сердцем Габорн почувствовал, что девушка в опасности.

— Знаешь ли ты, где находятся Великие Печати?

Аверан кивнула.

— Иди и уничтожь их, — сказал Габорн.

И в самом деле, Земля сейчас предупреждала его, что девушка должна уйти. Приближалась опасность, и если Аверан останется, она умрет.

Габорн снял свою брошку с зеленым опалом и перебросил ей. Теперь ему придется сражаться только при свете мерцающих на Посвященных опустошителях рун.

Не говоря ни слова, Аверан развернулась и бросилась прочь со всех ног.

Габорн удвоил темп, прорываясь сквозь опустошителей. Монстры разъяренно шипели на него, царапаясь и скрежеща зубами.

Габорн стремительно атаковал их, уворачивался от ударов, резко бил копьем, принюхиваясь к воздуху в поисках запаха векторов.

Миг — и снова его оружие наносит удар.

Теперь он понимал план Земли. Опасность всюду вокруг него нарастала. Великая Истинная Хозяйка почувствовала его присутствие и придет за ним, как сделал бы любой Властитель Рун, стремящийся защитить своих драгоценных Посвященных.

Он был рад, что отдал свой источник света, теперь ему даже лучше были видны светящиеся руны опустошителей.

Он чувствовал растущую волну опасности.

Она приближалась. Габорн швырял копье в опустошителей, проскакивал между ногами одного, вспрыгивал на спину другого и поражал вектора.

Она стояла в дверях.

Он убил уже, быть может, пятьдесят Посвященных, в том числе трех векторов. Он резко развернулся ко входу в зал.

Тьма клубилась в дверях — тень, которая затемняла саму ночь. Это не было просто воображением Габорна. Темные испарения втекали в помещение, как туман. Что бы ни приближалось, оно было не простым опустошителем.

И внезапно Габорн увидел это.

Чудовище появилось среди теней. Это был опустошитель более крупный и раздувшийся, чем любой из ужасных магов, с которыми когда-либо сталкивался Габорн. Его лапы щелкали по полу, а раздувшийся живот издавал скрипящие звуки, когда он скользил по полу. Громкое шипение сопутствовало ему, когда он продвигался вперед, воздух с силой струился из его огромного зада.

Вонь была чудовищной. Габорн ощущал пахнущие плесенью дары как прогорклый жир, или гнилой кабачок, или истлевшие волосы; воздух был так густо заполнен ими, что он задыхался.

Тьма распространялась от монстра, и по мере того как он приближался, тени сгущались у ног Габорна.

Внезапно он изумился. Очертания твари исказились, и он не мог сфокусировать зрение на ней. Его внутреннему взору казалось, что опустошитель вдруг увеличился в объеме, стал выше и маячил над ним, словно заполнил весь зал, всю вселенную.

Глава тридцать шестая

Падение Тьмы

Пусть запомнят не то, как я жил, но то, как я умер.

Ночь стремительно опустилась на Каррис. Солнце село за горами, последний свет скрылся за пеленой дыма. В двадцати милях к северу опустошители лавиной хлынули с горных склонов, и глухой шум их шагов заставлял людей содрогаться. Боренсон не мог хорошо разглядеть их, потому что тучи гри затмили небо над головой. Слышались странные, похожие на голоса каких-то неземных труб, крики ревунов и шипение опустошителей. Но был и еще один звук, пробудивший тревогу в Боренсоне, — тупое угрожающее бум, бум, бум, движущееся впереди опустошителей, как отдаленный гром.

Орда была менее чем в часе пути. На стене замка люди запели боевую песню, чтобы воодушевить свои сердца.

В умирающем свете Чондлер провел Боренсона на его пост, пока горожане вытаскивали доски из старого подъемного моста и сталкивали их в озеро.

— Приближается всадник! — раздался крик с крыши.

Боренсон обернулся и увидел, что в сумерках с юга действительно скачет всадник, копыта его быстрого серого имперского боевого коня грохотали по дороге. Всадник пригнулся в седле, ветер яростно трепал его одежду.

Он мчался по дороге и уже огибал поворот. Мост был разрешен более чем наполовину, но мощный скакун перепрыгнул провал и резко остановился не больше чем в дюжине ярдов от Боренсона.