Sindroma unicuma. Finalizi (СИ) - Блэки Хол

     Неожиданно я поняла, что забыла имя своего жениха. Цветы в букете начали сереть, краски истирались на глазах.

     - Experizi*! - крикнул появившийся в двери Егор.

     Я бросилась прочь от него. Стены затряслись, с потолка сыпалась штукатурка, дорога исчезала за спиной, пожираемая пустотой.

     Примчавшись домой, я кинулась к шкафу. Побросаю вещи в сумку и уеду туда, где никто не найдет. В раздвижном шкафу-купе оказалось пусто - вешалки голы, полки пусты.

     В столовой сидела сестра и смотрела в окно, залитое оранжево-молочным сиянием.

     - Что происходит? - спросила я у неё.

     Вместо ответа Аффа встала, открыла створки окна и пропала в нем.

     - Viva*! - раздался голос, от которого заходили ходуном стены. Квартира напоминала кукольный домик, чью крышу вот-вот снимут огромные руки и вытащат меня как игрушку.

     Стены рушились, и обломки разлетались в стороны. Пустота наступала, поглощая пространство. Скоро она подберется и ко мне.

     Навстречу приближался Егор, но он не видел меня. Парень прошел мимо, оглядываясь по сторонам.

     - Где ты? Dictimi in mai*, - повторял без конца. - Dictimi in mai*.

     Он остановился и вытянул наугад руку. Подобравшись на цыпочках, я нерешительно прикоснулась к его ладони, и меня потянуло, засасывая в воронку.

     Борись! Дыши! Проснись! Вспомни! Живи! - хлестали бичом приказы.

     В груди нарастала острая боль. Она наматывалась в клубок, который распирал ребра и сдавливал легкие.

     - Вернись ко мне, - твердил голос. - Вернись!

     Боль расползалась, угрожая лопнуть перезревшим гнойником.

     Сконцентрироваться. Собраться. Вернуться.

     Клубок рос. Он раздувался и разрастался, пульсируя, точно живой, и, напрягшись, вдруг... вытолкнулся, выстрелив. Чужое исторглось без остатка, и в теле воцарилась непривычная легкость.

     Я открывала рот как рыба, выброшенная на берег. Хрипы, кашель - меня выворачивало наизнанку.

     Замелькали тени, послышались звуки, открылись глаза...

     ________________________________________________________

     сertamа*, цертама (пер. с новолат.) - состязание, соревнование, как правило, нелегальное

     defensor * , дефенсор (перевод с новолат.) - защитник

     Ашшавара аба - поцелуй смерти

     Dictimi in mai, диктими ин май (перевод с новолат.) - вернись ко мне

     Viva*, вива (перевод с новолат.) - живи

     Аrredi*, арреди (перевод с новолат.) - борись

     Spirari*, спирари (перевод с новолат.) - дыши

     Memori*, мемори (перевод с новолат.) - вспомни

     Experizi*, эксперизи (перевод с новолат.) - проснись

     23. Жизнь разнообразна и удивительна

     Жила-была кукла. У нее сгибались руки, ноги и умели закрываться глаза.

     С куклой играли. Ее кормили, расчесывали, умывали, ворочали и переодевали, укладывали спать, пели песни или разговаривали. Последнее не суть важно - главное, ласковые интонации, с которыми обращались к кукле.

     В основном, играли двое, но приходил и третий. И играли они в больницу, - однажды поняла кукла. Непонятно, почему всплыло слово "больница", но оно означало провода с присосками, которые помногу раз на дню прикрепляли то к голове, то к рукам и ногам, то в область сердца. Кукле ставили уколы, делали компрессы, обтирали, мяли, смазывали, поили, светили в глаза и щелкали пальцами перед лицом.

     В какой-то момент кукла распознала, что вливаемое в рот оказалось кислым, а когда в очередной раз решили воткнуть иголку в руку, она отдернула её, сопротивляясь. Точнее, "отдернула" - громко сказано. Так, судорожное движение, к которому присоединилось недовольное мычание. Кукла поняла, что звук издала она, а вокруг засуетились, забегали и снова начали опутывать проводами с присосками, хотя делали это недавно. Затем возле куклы собралась целая толпа, но с ней не играли, а долго и оживленно разговаривали между собой, и все были одеты в одинаковое и белое.

     Кукле показалось, что из-за тесноты нечем дышать, и она замотала головой, выражая протест. Размахивающую руками возбужденную толпу вымело, а возле куклы остался тот, третий, ставший знакомым, и он улыбался - широко и открыто.

     После этого случая кукле удавалось отдохнуть, лишь когда смеживались веки, потому что в оставшееся время с ней стали играть в больницу беспрерывно.

     Однажды кукла посмотрела вверх и увидела потолок, а вокруг стены, окна и дверь. Выяснилось, что куклу поселили в игрушечном домике и устраивали для нее день и ночь, зажигая за окном фонарик.

     Когда кукла в очередной раз открыла глаза, она вдруг поняла, что проснулась. Кукла догадалась, что ее существование состоит из яви и отключающегося периодически сознания, пропадающего в небытие, однако неизменно возвращающегося в тот же кукольный домик.

     Кукла начала различать тех, кто играл с ней. Двое приходили часто и поочередно, а третий - пореже. Иногда третий приходил еще с кем-то, и они переговаривались в стороне, а потом исчезали за дверью.

     Однажды в кукольный домик затащили большой черный лист и водрузили перед куклой. Теперь время от времени куклу устраивали с удобством, чтобы она смотрела картинки, появляющиеся на листе. Еще куклу заставляли слушать звуки. Некоторые её усыпляли, а другие, наоборот, вызывали желание вскочить и запрыгать.

     Куклу наряжали. На руки и щиколотки надевали браслеты, на шею вешали красивые бусы и кулоны, которые потом заменяли новыми.

     Однажды вместо зеленых и голубых картинок на черном листе показывали лица. Они чередовались, их было много, и вскоре кукла начала уставать от мелких деталей. Что-то ей казалось знакомым, и она хмурила впустую лоб, силясь вспомнить, а что-то проскальзывало незамеченным мимо внимания, пока вдруг на листе не появилось изображение: усыпанная желтым дорожка, по которой шел человек.

     Кукла замерла и впилась глазами в картинку, а потом вдруг задергалась, порываясь встать. Писк приборов участился, равномерные неровности на ползущей ленте превратились в высокие хребты и глубокие впадины.

     Прибежал один из тех, кто играл с куклой.

     - Тише, тише, - прижимал её к кровати. - Успокойся.

     А кукла тянула руку к картинке на черном листе и промычала:

     - М-м-м... Мэ-э-эл...

     Появился и тот, третий.

     - Кто такой Мэл? Вспоминайте! - потребовал, очутившись возле куклы.

     - М-м-мэл... М-мэл... Мэл... Мэл...

     Куклу было невозможно остановить. Непонятно, что больше потрясло её - человек на картинке или появившаяся возможность произносить звуки.

     Третий торопливо засосал иголкой в шприц содержимое флакона и ловко ввел в капельницу. Вскоре лекарство подействовало.

     - Мэл, Мэл, Мэл... - бормотала кукла как заведенная, уже засыпая.

     - Вы безмерно рисковали, Улий Агатович, - докатились обрывки фразы сквозь наваливающуюся дремоту. - Посмотрите, какая сильная реакция. Она перевозбуждена.

     - Кто не рискует, тот не пьет, не ест и не ходит на своих ногах. Этак мы с десяток лет ползли бы к конечному результату и не факт, что доползли.

     На следующее утро с куклой поиграли как обычно. Ее умыли, покормили, поставили уколы, поменяли капельницы и прикрепили присоски с проводами к голове. Перед куклой снова появилась картинка с идущим человеком, а затем ее сменили другие изображения. То же лицо смеялось, оно же смотрело задумчиво вдаль, тот же человек опирался о капот машины и он же обнимал кого-то, наклонившись, чтобы... поцеловать?

     Куклу подкинуло на кровати, и снова ее удержали крепкие руки.