Сияние - Стивен Кинг

Холлоранн остановился и опустил окошко. Полицейский в натянутой на уши меховой казачьей шапке указал затянутой в перчатку рукой в сторону потока машин, которые двигались к северу по И-25.

– Наверх вам не попасть, – проорал он Холлоранну, заглушая ветер. – Проедете два выезда, выберетесь на девяносто первую и возле Брумфилда выедете на тридцать шестую!

– Думаю, я смогу объехать его слева! – прокричал Холлоранн в ответ. – Куда вы меня пихаете, это ж двадцать миль крюку!

– Я тебя сейчас твою долбануюголову спихну! – заорал фараон. – Этот въезд закрыт!

Холлоранн дал задний ход, подождал, пока в потоке машин появится просвет, и поехал дальше по дороге И-25. Указатели сообщили, что до Шейенны, Вайоминг, всего лишь сто миль. Не ищи Холлоранн свой въезд, он отправился бы сразу туда.

Он немного прибавил скорость, до тридцати пяти, но больше не посмел: снег уже грозил залепить дворники, а поток машин двигался совершенно бредово. Двадцатимильный крюк! Холлоранн выругался. В нем снова поднялось чувство, что у мальчика остается все меньше времени, оно затопило его, почти задушило своей безотлагательностью. И в то же время он ощущал обреченную уверенность, что не вернется из своего похода.

Он включил радио, покрутил и после рождественских объявлений нашел прогноз погоды.

– … уже шесть дюймов, но в зоне Денвера к вечеру ожидается еще фут. Местная полиция и полиция штата убедительно просят вас без крайней необходимости не выводить машины из гаража и предупреждают, что большинство горных дорог уже закрыто. Так что оставайтесь дома, смазывайте лыжи и слушайте…

– Спасибо, мама, – сказал Холлоранн и свирепо выключил приемник.

46. Венди

Около полудня, после того, как Дэнни отправился в туалет, Венди вынула из-под подушки завернутый в полотенце нож, положила его в карман купального халата и пошла к двери ванной.

– Дэнни?

– Что?

– Я иду вниз приготовить нам что-нибудь на ленч. Угу?

– Угу. Хочешь, чтобы я спустился?

– Нет, я все принесу наверх. Как насчет омлета с сыром и супа?

– Согласен.

– Она еще немного помедлила возле запертой двери.

– Дэнни, ты уверен, что все хорошо?

– Ага, – ответил он. – Только будь осторожна.

– Где отец? Ты знаешь.

В ответ донесся до странности невыразительный голос:

– Нет. Но все нормально.

Она подавила настойчивое желание продолжить расспросы, еще чуть-чуть пощупать границы проблемы. Проблема была, они с Дэнни знали, в чем она, и ковыряться в этом значило бы только еще сильнее напугать Дэнни… и себя.

Джек потерял рассудок. Когда около восьми утра буран, озлившись, принялся изо всех сил лупцевать отель, они с Дэнни сидели на его кровати и слушали, как внизу, спотыкаясь и что-то выкрикивая, бродит Джек. Основной шум вроде бы доносился из бального зала. Джек немузыкально исполнял обрывки песенок, вел спор с немым собеседником, один раз громко закричал, от чего они уставились друг на друга с застывшими лицами. Наконец, стало слышно, как Джек, спотыкаясь, возвращается через вестибюль, и Венди подумала, что слышит громкий стук – как будто Джек упал или с силой распахнул настежь какую-то дверь. Примерно с половины девятого (то есть уже три с половиной часа) царило молчание.

Она прошла по короткому коридорчику, свернула в главный коридор второго этажа и направилась к лестнице. Остановившись на площадке, Венди поглядела вниз, в вестибюль. Он казался пустынным, но серый снежный день оставил в тени почти все длинное помещение. Возможно, Дэнни ошибается. Возможно, Джек окажется за стулом или диваном… а может, за стойкой… поджидая, чтоб она сошла вниз…

Она облизала губы.

– Джек?

Никакого ответа.

Нащупав рукоятку ножа, Венди начала спуск. Она много раз представляла себе конец своего замужества – развод, гибель пьяного Джека в аварии (эта картина неизменно посещала ее в два часа темного стовингтонского утра), а иногда Венди грезила наяву, как ее отыщет другой человек – Галахад из мыльной оперы, – он закинет их с Дэнни на седло своего снежно-белого коня и умчит прочь. Но она ни разу не рисовала себе такой вот картины: чтобы она, подобно преступнице, вся – сплошные нервы, кралась по коридорам и лестницам, а в руке сжимала нож, уготованный для Джека!

От этой мысли Венди волной накрыло отчаяние. Пришлось остановиться на полпути, ухватившись за перила – от страха, как бы не подкосились ноги.

(Признайся, дело не только в Джеке – он-то здесь единственное реальное существо. Прицепиться можно и к другим вещам – тем, в которые ты не можешь поверить и в которые тем не менее, тебя заставляют поверить: к кустам живой изгороди, к сувенирам с вечеринки, которые были в лифте, к маске…)

Она попыталась оборвать мысль, но было слишком поздно.

(и к голосам)

Потому что время от времени казалось, что внизу – не одинокий безумец, который кричит и беседует с призраками обитающими внутри его крошащегося рассудка. Время от времени Венди слышала (или только думала, что слышит) похожие на то замирающий, то усиливающийся радиосигнал другие голоса, и музыку, и смех. Вот к ней доносилась беседа Джека с кем-то по фамилии Грейди (имя было смутно знакомым, но откуда, она не могла сообразить): ее муж что-то утверждал, задавал вопросы и, хотя царило молчание, его голос звучал громко, будто Джек хотел перекричать непрекращающийся шум на заднем плане. И тут же, вселяя ужас, раздавались иные звуки, как бы скользнувшие на место – танцевальная музыка, аплодисменты, веселый и все же властный мужской голос, который, кажется, пытался убедить кого-то произнести речь. Эти звуки доносились периодами от тридцати секунд до минуты (достаточно, чтобы ослабеть от ужаса), а потом снова исчезали и слышался лишь голос Джека. Тон был приказным, а речь немного невнятной – ах, как хорошо Венди помнила эту манеру выражаться нетрезвого Джека! Но в отеле, кроме шерри для готовки, пить было нечего. Разве не так? Да, но если она сумела вообразить, что отель полон музыки и голосов, не мог ли Джек вообразить, что пьян?

Эта мысль ей не понравилась. Совершенно.

Венди добралась до вестибюля и осмотрелась. Бархатный шнур, отгораживающий бальный зал, сняли; стальная стойка, к которой он был прикреплен, перевернулась, как будто кто-то, проходя мимо, неосторожно задел ее. Из высоких, узких окон бального зала на ковер в вестибюле через открытые двери падал мягкий, приятный белый свет. Венди с колотящимся сердцем прошла к распахнутым дверям и заглянула. Пусто и тихо. Единственным звуком было то любопытное субауральное эхо, которое как бы задерживается во всех больших комнатах – от самых крупных соборов до самых крохотных гостиных, где играют в бинго.