За кулисами путча. Российские чекисты против развала органов КГБ в 1991 году - Андрей Пржездомский

— Да, — ответила она, — а кто это?

— Ольга, а муж ваш уже приехал?

— Нет. А кто это? — снова спросила она.

— А когда он приезжает?

— Сегодня, — машинально ответила Оля. — Ас кем я говорю?

В ответ раздалось что-то похожее на протяжный вздох:

— Да так… Спасибо!

— А кто? Кто это? — уже настойчиво прокричала в трубку Оля, но услышала короткие гудки.

Она снова вернулась на кухню, стала продолжать заниматься пирогами. Но непонятный звонок как-то сразу сбил радостный настрой. В голову опять стали лезть всякие неприятные мысли и ассоциации. Она вспомнила такие же непонятные звонки до Нового года, озабоченность и даже нервозность мужа, которую он проявлял при одном упоминании о них. Ей снова пришли на память его предупреждения о том, что надо быть очень осторожной и осмотрительной. Правда, ей казалось, что он, как всегда, несколько сгущал краски, перестраховывался как бы. Оля не воспринимала всерьез разговоры о каких-то угрозах, о том, что над их семьей может нависнуть опасность, что надо быть очень внимательной. Андрей, видя это, раздражался, говорил о том, что она не понимает реальной обстановки и не отдает себе отчета в серьезности их положения.

Многое в предупреждениях мужа Оля относила на счет неприятностей на его работе, подробностей которых она не знала. Впрочем, о том, что он оказался временно без работы и может вообще быть уволен из органов, она знала. Правда, никак не мота взять в толк, почему такой деятельный и самоотверженный человек, каким был Андрей, вдруг мог оказаться не у дел. Простых объяснений у нее не было.

Интуиция подсказывала Оле, что у Андрея все как-нибудь сложится. Она не могла объяснить себе, на чем держится эта ее уверенность. Просто чувствовала, что не может такой человек, как ее муж, быть невостребованным.

Отхлебнув глоток светлого пенящегося пива, Олег прислушался к тому, что звучало с телевизионного экрана. Комментатор рассказывал о большом турне государственного секретаря США Джеймса Бейкера.

«…Посетил Кишинев, Ереван, Баку, Ашхабад, Душанбе, Ташкент, Москву, Челябинск-70. Выступая незадолго до этого визита в сенатском комитете по иностранным делам, Бейкер заявил: «Развал Советского Союза дал нам выпадающую раз в столетие возможность продвинуть американские интересы на восток и по всему миру…»

Эта фраза повернула мысли Кузина в другое русло. Теперь он уже думал не о том, как хорошо себя чувствует в этом мягком кожаном кресле, с кружкой пива в руке, перед экраном импортного телевизора с ласкающей взгляд надписью «Sony». Им стали завладевать мысли о будущем, о том, как он будет строить свою жизнь, какие громадные возможности открывают перед ним эти невзрачные бумажки, которые называются «деньги».

«Нет, что ни говори, а деньги — это все! Если их нет, ты — ничтожество, быдло, шваль! Если они у тебя есть, ты — человек, личность, хозяин! Все, чему нас учили — форменная ерунда и вранье! Так уж устроен человек — если он хочет быть хозяином жизни, если стремится стать свободным и самостоятельным, то он должен зубами и когтями вырвать для себя место под солнцем. Да, если нужно, то следует идти по головам, отталкивая слабых и неспособных. В этом смысл борьбы за выживание. Выживает сильнейший. Выживает тот, кто, пренебрегает ложными принципами морали, выдуманными слабаками, кто умеет ради достижения цели поступиться всем: правилами приличия, нормами закона, лицемерными понятиями долга, чести, дружбы, любви».

— Олежка, что там показывают? Опять политика? — прервала размышления Кузина Надя. — Может, сходим куда-нибудь? — спросила заискивающе. — В театр или в гости, просто погулять?

— Едрён батон! Ну что ты такая надоедливая! Только задумался… А ты опять… — с привычной грубостью ответил Кузин Надежде. Потом, спохватившись, что напрасно обидел жену, нехотя проговорил: — Прости, Надюха! Я так! Садись рядом. Выпей пивка. Я тебе сейчас налью. Знаешь какое? Немецкое! Настоящее! Не эти помои, которые продают!

— Ты же знаешь, Олег, я не пью пиво.

— Знаю, знаю! Садись, поговорим. Мне нужно тебе кое-что объяснить. Это связано с институтом…

Жена с удивлением посмотрела на Олега, предчувствуя какой-то серьезный разговор. Она уже давно привыкла, что муж ничего не рассказывает ей о работе. Конечно, это можно было бы отнести на счет особенностей его службы, но она давно уже заметила, что работа ему опостылела и даже стала обременительной.

У Олега появились новые друзья, такие же, как и он, энергичные молодые люди, с которыми он встречался по вечерам в каком-нибудь ресторане, а потом появлялся дома — слегка помятый, выпивший, развязно-грубый. Надя ни о чем его не расспрашивала, да и если бы попыталась это сделать, то в ответ услышала бы только одно: «Не суй свой нос не в свое дело!» Она замкнулась еще больше, часами просиживала с книгой или уходила к подруге, которая жила в соседнем доме. Безусловно, она еще год назад заметила, что у мужа стали появляться деньги. Она не задавала ему вопросов, а он не удосуживался объяснить ей, откуда они. Сначала она думала, что это премиальные, которые он стал регулярно получать на службе, но потом поняла, что поступление денег, скорее всего, связано с его новыми друзьями. Надю это очень беспокоило, но она отгоняла тревожные мысли.

— Понимаешь, Надюха, я решил все-таки уволиться со службы.

Надя, наверное, хотела что-то у него спросить, но он, не дожидаясь ее вопроса, стал быстро и громко, срываясь на крик, объяснять ей, почему принял такое неожиданное решение:

— Чего я там потерял? Вкалывал, как папа Карло! А что взамен? Эти гроши? Нет! Нищим быть не хочу! Сейчас не то время! На дворе — девяносто второй год! Демократия! Каждый может поступать как хочет! Свобода выбора! Поняла?!

Надя смотрела на мужа, не скрывая своего удивления. Впервые за несколько месяцев он удостоил ее разговором о том, что ее беспокоило и угнетало.

— Ну, пораскинь своими мозгами! Зачем мне оставаться быдлом, если я могу стать человеком! Я, с моей головой, с моими способностями, могу стать богатым! Ты хочешь быть богатой? Ну скажи, едрён батон, хочешь?

— Все хотят, Олежка.

— Все! — передразнил ее Олег. — Чего мне до всех? Мне важно, как я буду жить, а не кто-то там еще! Поняла?

— Я не пойму, Олег, что ты хочешь этим сказать?

— А я хочу сказать, что у нас теперь начнется новая жизнь! Завтра я подам рапорт и уйду… Нечего мне там делать! Сейчас из КГБ уходят все, кто может хорошо устроиться!

— Ой, Олежа, мне страшно! А что ты будешь делать? Ты же не бизнесмен! Ты ведь…

— Да чего ты понимаешь? Не бизнесме-е-ен! Да из меня бизнесмен получится лучше, чем из многих! Я даю тебе деньги? Скажи, даю?

— Даешь.

— Ты что, не понимаешь, что это за деньги? Ты что, думаешь, что это так? Продпаек? Премия? Дождешься от них! Да я уже целый год занимаюсь бизнесом! И занимаюсь успешно! А уйду — вообще стану настоящим предпринимателем! Я чувствую… Я чувствую в себе силы! Я могу! Поняла?

Он вскочил с кресла, со стуком поставив пустую пивную кружку на пол. Было видно, что Кузин взволнован теми словами, которые только что произнес. Наверное, он и сам только сейчас понял, какое жизненно важное решение принял.

— А может быть, Олег, подождать немного? Не все же уходят, — попыталась робко возразить Надя.

— Не все? Да, не все! Остаются самые тупые, самые неспособные, самые… самые… — Казалось, он не может подобрать нужного слова, которое соответствовало бы тому чувству нескрываемого презрения, которое испытывал Кузин к своим бывшим коллегам.

— Но, Олежка, не все ж дураки! Вот ты работал с Орловым. Помнишь его? Умный же человек. Он тогда еще тебе помог…

— Что-о? Помог! Да что ты понимаешь, дура! Он мне помог! Да это — козел! Сволочь! Идейный придурок! Его пинают ногами, а он… пашет, пашет! Пахарь долбаный! Ничего! Он еще получит свое! Так отоварят — мало не покажется! Вот выкинут его — сам приползет ко мне… Кагэбэшник хренов!

Надя строго посмотрела на мужа и неожиданно твердым голосом проговорила:

— Ты ведь тоже был кагэбэшником!

— Был! — даже не закричал, а завопил Кузин. — Был! Был! Ну и что?!

Он стоял со сжатыми кулаками. Лицо его было перекошено гримасой ненависти. Казалось, еще немного и он набросится на жену, вымещая на ней всю накопившуюся в нем злобу. Надя, не говоря ни слова, повернулась к мужу спиной и подошла к окну.

Вся улица была залита солнцем. Его лучи, отражаясь от снежного ковра, застилающего землю, делали все ярким, контрастным. Грязно-черные проплешины и голые стволы деревьев только подчеркивали ослепительную картину мартовского дня.

«А ведь уже весна!» — подумала Надя, и от этой мысли ей стало почему-то очень горько.

Орлов шел по знакомому коридору, где еще совсем недавно проходила бурлящая жизнь молодого Российского комитета, где пережили его сотрудники августовские дни смутных ожиданий и гнетущей неопределенности, где были рабочие кабинеты Иваненко и его сотрудников. Сейчас здесь было непривычно тихо. Центр активной работы переместился в соседнее здание, большинство кабинетов пустовали, поскольку их еще не успели заселить новые хозяева. Впрочем, не закончился и сам дележ новой территории, и пока новые начальники не определились, кто займет тот или иной кабинет, переезд сотрудников был невозможен.