Аналогичный мир - 3 (СИ) - Татьяна Зубачева

— Чего так? Летом ещё за платили, это осенью началось.

— Хорошо так удалось. Работают двое, я да дед, а кормят всех. Это ещё ничего-о.

Лицо его блестело от выступившего пота. Ел он быстро, по-рабски, но аккуратно. Хлеб, свой и, взглядом спросив разрешения, Эркина завернул в бумажную салфетку и сунул в карман.

— На завод только от Комитета берут, не знаешь?

— Не знаю. Но… документ-то есть у тебя?

— Откуда?

— А у остальных?

— Угнанные они, — вздохнул парень. — У деда… ну, улаживает он как-то. Мне б до весны дотянуть, чтоб в батраки куда подальше. А ты?

— Я на заводе, грузчиком, — Эркин задумчиво смотрел на него. — Иди в Комитет, парень, не продержитесь так.

— Ошалел, — парень зло посмотрел на него. — Комитет! Знаю я, наслышан. Деда за укрывательство, а если нет, то в богадельню, малых в приют, а меня куда? На исследования? Мамка помирала, говорила, чтоб вместе держались, семьёй.

— Семьи не разлучают, — возразил Эркин. — Ты слышал, а я там был, месяц в промежуточном и Центральном сидел, плохо мне там не было. И в Комитете ссуду дают. Безвозвратную.

— И большую? — насмешливо хмыкнул парень.

— По десять тысяч на человека и ещё десять тысяч на семью, — спокойно ответил Эркин.

Парень с полуоткрытым ртом уставился на Эркина, судорожно сглотнул и… захохотал. Он смеялся долго, взахлёб, даже слёзы на глазах выступили.

— Ну… ну ты даёшь, — наконец выдохнул он. — Ну, отмочил, ну, спасибо, повеселил. Слушай, ты это сам придумал, нет? Слушай, таких же деньжищ не бывает.

Эркин спокойно переждал его смех улыбнулся.

— Сходи и узнаешь. Я сначала тоже так думал, — и повторил: — Семьи не разлучают.

— Семьи, — возразил парень. — А мы… с бору по сосенке.

Эркин понимающе кивнул.

— Пишут со слов. Так что, как скажете, так вас и запишут. Сейчас на подёнке?

Парнишка хмуро кивнул.

— И той сейчас нет. Мужики все вернулись, по-соседски друг другу помогают, понимаешь, задарма, они все тут родичи, сябры да соседи, а мне… хорошо ещё бабку нашли, она одна, как это, да, бобылка, ну, и пустила нас, за работу, ну, по дому.

— Знаю, — Эркин улыбнулся воспоминанию. — Сам так в Алабаме снимал.

В пельменной было пусто, никто их не торопил, но сидеть над пустой тарелкой тоже не будешь, это уж надо спиртное брать, что совсем ни к чему.

— Ладно, — Эркин положил на стол рубль, наели копеек на шестьдесят, ну, семьдесят пять от силы, ну, да ладно. — А Комитета тебе не миновать.

— Как и Оврага, — усмехнулся парень. — Спасибо за еду, видно, что ж…

Он встал, застегнул куртку и натянул шапку. Оделся и Эркин. Вдвоём они вышли на улицу.

— Без документов тебя не возьмут никуда, — тихо говорил Эркин. — А документы только через Комитет выправишь. Так что сам иди, пока милиция не отвела. Дед, говоришь, есть, вот он и идёт пускай. Он говорить будет, а ты рядом стой и улыбайся, учить тебя, что ли?

— Там бабы или мужики? — так же тихо спросил парень. — На кого целить?

— Всех навалом. Сам посмотришь. Не бойсь, трахаться не придётся.

— За ради семьи я и это смогу, — мрачно ответил парень, натягивая глубже ушанку. — Ладно, бывай.

— Бывай, — кивнул Эркин.

И уже разойдясь с парнем, подумал, что имён они друг другу так и не спросили, и не назвали. Ну, да ладно, не так уж велико Загорье, встретятся. А здорово будет, если малец на завод попадёт.

Перешагивая через две ступеньки, Эркин поднялся на свой этаж, поздоровался с семенившей куда-то по своим старушечьим делам бабой Тосей из правой башни — интересно, чего это её в наше крыло занесло? — тщательно обтёр бурки о коврик и открыл дверь.

— Э-эри-ик! — привычно встретил его радостный визг Алисы. — Ты пришёл!

— Ага, — согласился Эркин, раздеваясь и развешивая полушубок, ушанку, шарф, бурки — пусть обтаивают — и понёс на кухню сумку с покупками.

— А ты чего купил? — суетилась Алиса. — Вкусненькое? Да?

Суетилась Алиса неспроста. Вчера между ними вышел очень серьёзный инцидент. Эрик, правда, маме ничего не сказал, но ведь он может и сегодня это сделать.

Вчерашнее происшествие царапало и Эркина, он и домой поэтому не торопился, сидел с этим парнем в пельменной. Жене он ничего не сказал: язык не повернулся. Женя хоть и говорит, чтобы он Алису перестал баловать, но вчера… вчера он всё границы перешёл…

…Вчера Женя предупредила, что задержится на работе и придёт не раньше десяти вечера, что-то у них там срочное в машбюро, и он с Алисой весь вечер были вдвоём. Сначала всё шло нормально. Они пришёл с работы, они пообедали, и Алиса отправилась спать, а он стал заниматься уборкой в квартире. Потом пополдничали, и Алиса пошла в коридор играть. И вышел он в коридор случайно, просто так, да нет, решил придверный коврик обмыть, и надо же такому! Как раз малыши из-за чего-то поссорились. И он услышал звонкий голос Алисы, бодро частивший ругательства сразу на двух языках. В первый момент он даже особого внимания не обратил: ну, поссорились, ну, бывает, дети же. А тут как раз шла по коридору эта… Норма Джонс из квартиры напротив, и, увидев выражение брезгливого ужаса на её лице, он ринулся в гущу ребятни, молча выдернул оттуда Алису и так же бегом, рывком вдёрнул её в квартиру и захлопнул дверь.

— Э-эрик?! — изумилась Алиса. — Ты чего?!

По-прежнему молча — говорить он не мог, вернее, боялся, чувствуя, что сам сейчас загнёт похлеще Андрея, — он втащил Алису в ванную, открыл в раковине воду и взял кусок коричневого мыла для стирки. Притихшая от непонимания и страха — таким стало его лицо — Алиса молча подчинялась ему.

— Открой рот и высунь язык, — натужно выдавил Эркин.

И… и намылил покорно высунувшийся розовый язычок.

— А теперь смывай.

Глотая слёзы, Алиса прополоскала язык от едкой пены. Он уже спокойно дал ей полотенце, помог вытереть залитую водой грудь на пальто, раздел, повесил её пальтишко сушиться. Так же молча Алиса переобулась, понимая, что о продолжении прогулки не может быть и речи. Он отвёл её на кухню, чайник был ещё тёплый, и он налил ей чаю и дал конфету, чтобы она отбила едкий вкус мыла. И когда Алиса, исподлобья глядя на него, приканчивала чашку, тихо сказал:

— Это очень плохие… грязные слова. Ты не должна их говорить.

Алиса молча кивнула…

…Больше они об этом не говорили. И оба не хотели, чтобы об этом узнала Женя. Алиса была уверена, что мама добавит, ведь сколько раз говорила, что ругаться нельзя. А Эркин… Эркин не хотел объяснять, что увидев и услышав дерущихся и ругающихся малышей, сразу вспомнил своё. Питомник. Как надзиратели стравливали их и покатывались со смеху, глядя на их драки, и заставляли ругаться за кусок хлеба, и потом, уже в учебке, учебном Паласе, их заставляли с белыми говорить правильно, а друг с другом только руганью, и били, когда они путались. Незачем это Жене знать.

Он уже заканчивал разборку покупок, и суп на плите уже закипал, когда Алиса решила рискнуть:

— Эрик, а… а я больше не буду этих слов говорить, хорошо?

— Хорошо, — кивнул Эркин, ставя на стол тарелки.

— А ты маме не говори об этом, ладно? — Алиса чинно заняла своё место и вздохнула: — Чего её волновать, ладно?

Эркин с интересом посмотрел на неё и улыбнулся.

— Ладно.

— Чур-чура, уговор без передела, — быстро сказала Алиса.

Эркин кивнул и поинтересовался:

— И что я должен сказать.

К его странностям — ну, что он не знает простейших вещей: считалок, сказок, игр с их правилами — Алиса уже давно привыкла и потому деловито объяснила:

— А ничего, всё уже сказано.

— Тогда хорошо.

Эркин разлил по тарелкам суп, нарезал хлеба. Алиса, совершенно удовлетворённая исходом конфликта, ела с аппетитом и почти аккуратно.

— Эрик, а ты какой суп больше любишь?

Эркин пожал плечами.

— Я всё люблю, — и встал, собирая тарелки.

На второе картофельное пюре и мясной обжаренный фарш. Про огурцы Женя говорила… он достал из-под окна миску с солёными огурцами.

— Эрик, ты мне один нарежь, а другой так дай. Похрупать.

— Держи, — не стал спорить Эркин.

Он тоже любил маленькие солёные огурцы, твёрдые и весело хрустящие на зубах. Поэтому, выбрав большой огурец, нарезал его ломтиками и подели себе и Алисе поровну, а два маленьких выложил целыми.

— Ага, спасибо.

— На здоровье.

Алиса старательно орудовала вилкой, подражая Эркину. Интересно, как это получается, что когда они едят вдвоём, Эрик ей столько кладёт, что и добавки не хочется, и на тарелке ничего не остаётся.

— А на третье компот?

— Кисель, — заглянул в кастрюлю Эркин. — Сейчас молоко достану.

Кисель был такой густой, что его не пили, а ели ложкой. Алиса очень старалась есть аккуратно, но почему-то щёки оказались в киселе, и на платье… пятно.