Аналогичный мир - 3 (СИ) - Татьяна Зубачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жариков привычно оглядел убранный стол, попробовал дверце сейфа и закрыл шкаф-футляр. Всё, день окончен. Ещё на один день ближе к возвращению домой, на Родину. А какие там начнутся проблемы… лучше пока не думать.
Очередная «работа с картотекой» была в разгаре. На столе, кушетке, даже на стульях лежали карточки, у двери ведро с плавающей в нём тряпкой, а Крис и Люся, сидя в узком простенке между шкафами, упоённо целовались. Руки Криса уже несравнимо смелее гладили плечи и спину сидящей у него на коленях Люси.
— Ой, не могу больше, — выдохнула Люся, отрываясь от губ Криса. — Ой, Кирочка…
— Тебе хорошо? — робко спросил Крис.
— Ага! — вздохнула Люся, кладя голову ему на плечо. — Я только устала чего-то, давай так посидим, ладно?
— Ладно, — охотно согласился Крис.
Обхватив Люсю обеими руками, он плавно покачивал её, будто баюкал. Люся, доверчиво прильнув к нему, даже глаза закрыла.
— Кира, — она говорила, не открывая глаз, — а тебе хорошо?
— Ага-а, — таким же вздохом ответил Крис.
— А ты слышал, говорят, летом мы уедем. В Россию. Правда, хорошо? Ты хочешь уехать?
— Конечно, хочу.
— Мы… мы ведь не расстанемся?
— Нет, конечно, нет, Люся. Я всегда буду с тобой. Я…
Крис запнулся. Он хотел сказать о клятве, что даст ей клятву, и тут же6 вспомнил, что уже дал клятву, так что… нет, всё равно, это неважно, они же едут со всем госпиталем, они всё равно будут вместе.
— Люся, ты… ты ведь не уйдёшь из госпиталя? — решил он всё-таки уточнить.
— Конечно, нет, Кирочка, что ты? — Люся вздохнула. — Да мне и некуда идти. У меня же никого нет, все погибли.
Крис сочувственно вздохнул. Эту фразу он слышал много раз и знал, как нужно реагировать. Но Люсю ему было действительно жалко. Да ведь в самом деле, остаться одному, совсем одному… хреново, что и говорить.
— Люся, я всегда буду с тобой.
— Ага, Кирочка, спасибо, родной мой.
Криса всегда удивляло, когда Люся называла его родным, ведь никакого родства между ними быть не могло, он хоть и метис, но ведь не от русского же, ни в резервацию, ни, тем более, в питомник русский попасть не мог. Но никогда не спрашивал у Люси, почему та так его зовёт, да и всё равно ему, лишь бы Люся не гнала его, а он бы так до утра сидел.
— Мы будем вместе, Люся.
— Всегда-всегда, правда?
— Правда, Люся.
Люся только вздохнула, и их губы как-то сами собой встретились. Крис сильнее обнял её, прижал к себе, осторожно погладил по бедру. Его руки блуждали по телу Люси тоже… как сами по сбе. Он уже ни о чём не думал, и всё выходило само собой.
ТЕТРАДЬ СЕМЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
Крещенские морозы кончились. Часто шёл снег, мелкий и колючий, небо затягивали тучи, но солнце просвечивало уже не красным, а жёлтым пятном, и дни стали заметно длиннее. И с работы домой в первую смену Эркин шёл уже не в сумерках, а засветло, и Женя возвращалась не в темноте.
В выходные они днём ходили гулять все вместе. По Торговой улице, рассматривая витрины, к Торговым рядам, где в воскресенье рассыпался целый городок лотков и палаток со всяко всячиной, на рынок в Старом городе, туда обязательно с санками, и по дороге домой Алиса гордо восседала на санках в обнимку с заполненной чем-нибудь корзиной. Ходили гулять и на Новую площадь, где за дощатым забором на глазах вырастала громада необычного дома. О нём писали в газете, что это Культурный Центр. Была даже большая статья о том, что там такое будет. Эркин вечером на кухне читал эту статью вслух, спотыкаясь на длинных трудных словах вроде «библиотеки» и «квалификации». Читал он уже неплохо, и писал тоже, правда, медленно.
Отпраздновали день рождения Алисы. Позвать в гости всех её приятелей и знакомцев, с кем она носилась каждый вечер по коридору, Женя не рискнула: всё-таки это ж больше двадцати человек одной ребятни, а ещё и их родители… их всех и усадить-то негде будет. Но Зина с Тимом и детьми и, конечно, баба Фима были приглашены. Посидели в празднично убранной кухне, попили чаю с тортом, конфетами и другими вкусностями. Потом Алиса, Дим и Катя ушли играть в Алискину комнату, а взрослые ещё посидели уже за своими разговорами. А в коридор Алиса вышла с большим кульком конфет и всех угощала. Шесть лет всё-таки исполнилось, не шутка, осенью в школу пойдёт.
Эркин шёл домой, с удовольствием слушая поскрипывание снега под бурками, сбив ушанку на затылок: мороз сегодня совсем мягкий. За отворотом полушубка газета, в руках сумка с кое-какими покупками. Шёл и жмурился от солнечных золотистых искр. Народу на улице мало: он с покупками малость припозднился, и основной поток идущих на смену и со смены схлынул. Но на идущего впереди парня он бы и в толпе обратил внимание. Опасливая осторожность ловких движений, обтрёпанная рабская куртка, втянутые в рукава от мороза руки, рабские сапоги… «Ого, — усмехнулся Эркин, — глядишь, ещё одно новоселье скоро будет», — и прибавил шагу, нагоняя парня. Интересно, куда его поселят, ведь в их крыле все квартиры уже заняты.
Услышав шаги за спиной, парень опасливо полуобернулся, и по этому движению Эркин окончательно убедился: спальник и, похоже, джи.
— Привет, — дружелюбно поздоровался он по-русски и продолжил по-английски рабским приветствием: — Еды тебе.
— И тебе от пуза, — настороженно ответил парень, быстро оглядывая Эркина. — Давно здесь?
— С декабря, — охотно ответил Эркин. — А ты?
— Не очень, вот-вот только. Как здесь с работой?
— Хорошо, — убеждённо сказал Эркин. — Завод большой, стройка, автокомбинат, — он невольно перешёл на русский. — Ну, и ещё можно найти.
Парень кивал, слушая перечень, и спросил совсем тихо, по-камерному.
— Эл?
— Такую работу ищешь? — удивился Эркин. — Не перегорел, что ли?
— А ты?
— Давно уже, — спокойно ответил Эркин.
— И я, — парень неохотно улыбнулся и стало видно: он-то — мальчишка совсем, не больше семнадцати и… да, точно, трёхкровка.
— Так чего трепыхаешься?
— Впервые своего встретил, — парнишка улыбнулся смелее. — Думал, нас всех к ногтю. Кончили.
— Всех кончить нельзя, — убеждённо сказал Эркин. — Кто-нибудь всегда уцелеет. Ты на Корабль сейчас?
Парнишка мотнул головой.
— Не, — и вздохнул: — Там комитетские, а мы…
Вот тут Эркин удивился. Чтоб не через Комитет… это ж как так получилось?
— А ты что? Не через Комитет?
— Куда мне, — вздохнул парень и старательно выговорил по-русски: — Со свиным рылом да в калачный ряд.
— Чего так?
— А ты что? — он смотрел на Эркина с искренним недоумением. — Через Комитет?
— Ну да.
— Так… так там же… врачи, — последнее слово он выдохнул с суеверным ужасом.
Эркин понимающе кивнул.
— На осмотре когда только рубашку снимаешь. Это не страшно.
— А мне говорили, всё смотрят, — упрямо возразил парень. — А ну как опознали бы меня, тогда что? Им куда деваться?
— Кому? — не понял Эркин.
— Ну… моим, — совсем тихо сказал парень. Я ж… я ж один работаю, могу работать.
— Ладно, — Эркин быстро оглядел улицу. — Ага, вон она, пошли поедим.
У входа в пельменную парень задержал шаг, но Эркин плечом подтолкнул его.
— Топай, малец.
В маленькой пельменной было тепло. Парень попытался было сказать что-то о деньгах, но Эркин камерным шёпотом велел ему заткнуться и громко заказал две двойных порции со сметаной. Заняли столик в углу, Эркин снял и положил на свободный стул полушубок и ушанку, парень расстегнул куртку и снял дешёвую облезлую ушанку. Миловидная пухленькая официантка поставила перед ними большие наполненные дымящимися пельменями тарелки, хлеб и, пожелав приятного аппетита, вернулась за стойку.
— Давай, наворачивай.
Парень кивнул.
— Спасибо, — выдохнул он между двумя ложками.
— На здоровье, — усмехнулся Эркин. — И много вас?
— Четверо, я пятый. Кто мал, кто стар, ну и я…
— Как же ты через границу без Комитета проехал?
— Ещё той весной… просочились, границы тогда, считай, не было, до осени там на Территориях крутились, и стало нас относить, ну, знаешь, как щепки водой. Мамка в тифу слегла, не встала. Ещё… всякое было, — он всё сильнее перемешивал русские и английские слова. — Они меня зимой в горячку прикрыли, не сдали патрулям, ну, я и остался, семья же, понимаешь, а с Хэллоуина мы и рванули, чтоб под поворот не попасть, а денег ни хрена, летом за жратву работали.
— Чего так? Летом ещё за платили, это осенью началось.
— Хорошо так удалось. Работают двое, я да дед, а кормят всех. Это ещё ничего-о.
Лицо его блестело от выступившего пота. Ел он быстро, по-рабски, но аккуратно. Хлеб, свой и, взглядом спросив разрешения, Эркина завернул в бумажную салфетку и сунул в карман.