В неизведанные края - Сергей Обручев

Горы в цвету

Но верь мне, в этом горьком поле

Растут чудесные цветы.

База для экскурсии в горы устраивается на берегу вблизи последних утесов. Лодку мы прячем под кусты и наливаем водой, чтобы не рассохлась; вещи складываются в кучу и покрываются брезентом. Все, что нужно нам, мы повезем в байдарке. Не придется брать ни подушек, ни одеял – только легкие спальные мешки. Палатки наши также легки и миниатюрны: они сделаны из тонкой прорезиненной материи, легкий пол пришит к палатке. Самый тяжелый груз в байдарке – это запас продовольствия.

Наконец-то мы с Ковтуном имеем возможность отделиться от лодки и вести непрерывную научную работу. Байдарку поведут Курицын и Перетолчин. Она так легка, что и один мог бы справиться, но под кустами на быстринах и в водоворотах безопаснее, если второй помогает сзади. Быстрое течение постоянно прижимает байдарку к берегу, и, в то время как один тянет бечеву, другой отталкивает байдарку от берега веслом.

Часто приходится переезжать с одной стороны на другую из-за утесов, кустов и отмелей. Выгружать весь груз слишком долго: байдарка забита до отказа, в ней больше двадцати тюков и тючков; поэтому при переездах Перетолчин садится верхом поверх груза, спустив ноги в воду, и гребет двухлопастным веслом. Переехав на другую сторону и выгрузив наиболее тяжелые мешки, он возвращается и забирает Курицына, который садится также поверх вещей. Это весьма неспортивный и опасный способ плавания в байдарках, и ни один инструктор спорта не разрешил бы садиться таким образом.

Собравшись в одно русло возле первых утесов, река Уваткын выше опять распадается на множество проток в широкой долине. Мы еще в предгорьях, и плоские увалы тянутся далеко от реки.

Осмотрев конец первого увала, мы с Ковтуном спускаемся в обширные заросли кустов, окаймляющих реку. В кустах перепархивают самцы куропаток и низко-низко перелетают через протоки реки. Кажется, вот сейчас упадет в воду! Медленно, смешно и часто махая крыльями, куропатки благополучно перебираются на другой берег.

Через десяток километров река вновь подходит к утесам. Здесь придется заночевать на низкой площадке, только недавно освободившейся от воды. Место это ничем не примечательно для туриста, но для геолога очень интересно: здесь проходит граница между областью молодых третичных лав Анадырского плато и более старых мезозойских лав Северного Анюйского хребта. Выше река пересекает уже восточную оконечность хребта, а плато тянется к востоку.

Выше утесов снова обширные заросли кустов ивы и ольхи, разделенные протоками. Мы разбредаемся в разные стороны; я поднимаюсь на левый берег и вижу, как остальные трое проводят байдарку через правые протоки. Место очень неудобное: протоки расходятся веером, и надо перейти на противоположную стрелку. Переплыть в байдарке трудно: течение слишком быстрое, и мои товарищи храбро пускаются вброд по пояс в воде. Черные фигурки людей странно дергаются, протягивают друг другу весло для помощи, одно из них падает, байдарка пляшет на волнах. Вечером мы ставим палатки на отмели между двух проток. Перетолчин очень доволен стоянкой: есть хорошее место для сети. Мы везем с собой маленькую ставную сеть, и каждую ночь, если только есть удобный затон, Перетолчин отправляется на байдарке и ставит сеть со всеми предосторожностями исконного рыбака. Нередко сеть приносит нам больших черных хариусов – вкусную рыбу, которую обычно называют сибирской форелью. Эти хариусы – арктический вид, Thymallus arcticus, с громадным спинным плавником. Но, так же как и более южные виды, он очень вкусен, особенно если зажарить его на сковородке с яичным порошком.

Так идем мы еще два дня. Долина суживается, склоны ее становятся высокими и покрыты непрерывными осыпями, иногда попадаются утесы. Проток мало, но зато приходится переезжать с берега на берег из-за утесов, обрывающихся прямо в воду. Вскоре появляются и первые признаки более серьезных препятствий – стремнины с камнями, которые в Сибири называют шиверами. Скоро, наверно, увидим и настоящие пороги.

После перехода через первую шиверу мы с Ковтуном расходимся: я иду по левому берегу для осмотра утесов, а он уходит на горы правого берега. Километрах в шести выше река круто поворачивает, отсюда начинается узкая поперечная часть долины. Взобравшись на осыпь, на повороте я стараюсь выяснить, что сулит нам дальнейший подъем по реке. Кажется, довольно много неприятностей – шиверы, теснины.

По той стороне реки тянется полоска тундры – болотистый луг с мелкими кустиками березки Миддендорфа. И между ними бредет бурый мишка. Он останавливается, нюхает что-то в траве, потом опять двигается вперед своей развалистой походкой. Кажется, что он медленно передвигает лапами; на самом деле его шаг гораздо быстрее человеческого. Вот его бурая шкура мелькает уже против меня у устья ручья. Куда он пойдет? Может быть, ко мне? У меня, как обычно, нет ружья – кому охота таскать с собой лишние тяжести, – но на осыпи вокруг меня много камней, и, может быть, я сумею его достойно встретить.

Но медведь, очевидно, передумал: он направляется на восток, прямо к Ковтуну. Немного погодя, как рассказывал потом Ковтун, они встретились. Сначала медведь показался вдали, но Ковтун не пожелал познакомиться поближе и поспешил уйти на соседние холмы. Мишка счел невежливым в качестве хозяина тундры отклонить знакомство, зашел с другой стороны и вылез из-за холмов. Ковтун стал уходить – медведь за ним. Пришлось остановиться: от медведя все равно не убежишь, если он захочет догнать. Мишка подошел на двадцать шагов и встал на задние лапы, чтобы рассмотреть человека получше. Хотя известно, что чукотские медведи не нападают на людей, но, перефразируя слова М. Литвинова в одной из его политических речей, можно сказать: «Знают ли сами медведи, что им не полагается нападать?» И Ковтун поспешил вынуть единственное свое оружие – перочинный ножик. Вид ли этого страшного оружия испугал медведя, или то, что Ковтун поднял свой черный тюлевый накомарник и открыл лицо, но мишка повернулся и убежал.

Если добавить, что в этот день Ковтун видел еще полярного волка, рыскающего по тундре, то надо признать, что его рабочий день был вполне достоин полярных романов.

Рабочий день Курицына и Перетолчина также был чреват неожиданностями: ряд неприятных шивер и один порог заставили их порядком повозиться с байдаркой.

Мы стали на ночь у конца большой шиверы. Река пенящимся потоком, усеянным камнями, выходила с юга из извилистого ущелья. Выше, в самом ущелье, река мчится по узкому руслу с громадными камнями и низвергается с них бурными каскадами. Байдарку можно переправить через этот страшный порог, только обнеся ее и груз по берегу. Но на это мы потратим много времени, а верховья реки уже близки; легче дойти до них пешком.