Курская битва. Огненная дуга - Александр Михайлович Золототрубов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Кажется, прав Конев, мой фронт сделал немало», — не без чувства гордости отметил в душе Ватутин, оторвав взгляд от оперативной карты, на которой начальник штаба генерал Иванов регулярно отмечал продвижение соединений фронта. Пожалуй, никогда ещё Ватутин, этот «высоко эрудированный и мужественный военачальник», по словам заместителя Верховного главнокомандующего маршала Жукова, не был так доволен собой, как в дни Курской битвы. Его люди выстояли в тяжких кровавых боях! Хотя слова «доволен собой» не в полной мере отражали его состояние, ибо в ходе сражения Верховный высказал ему упрёки: во время контрнаступления он действовал медленно, тогда как обстановка требовала быстрых решений.
«Я ещё раз вынужден указать вам на недопустимые ошибки, неоднократно повторяемые вами при проведении операций...» Эти слова Верховного до сих пор жгли Ватутину душу, хотя он и старался забыть их. Будь на его месте другой военачальник, он мог бы пасть духом, только не Ватутин. Его девиз — надо уметь хотя бы чуть-чуть опережать врага — жил в нём и не угасал ни на минуту. Но порой Николай Фёдорович прытко, наспех принимал иные решения, что могло отрицательно сказаться на проведении операции.
Однако в этот раз он был уверен, что сделал всё, что требовала от него Ставка, — разбил врага и открыл дорогу с белгородско-харьковского плацдарма в пределы Левобережной Украины и Донбасса. «И мне не стыдно будет смотреть в глаза Верховному, когда окажусь у него на приёме», — с лёгким волнением подумал Ватутин.
Ночь прошла спокойно, командующего фронтом никто не беспокоил. Он хорошо отдохнул, проснулся рано утром, когда в окно заглянуло солнце и его острые лучи запрыгали по стене. Адъютант, кареглазый капитан с открытым, добродушным лицом, уже не спал. Услышав в соседней комнате тяжёлые шаги хозяина, он поспешил к нему.
— Что-нибудь нужно, товарищ командующий? — спросил он, застыв у двери.
— Тащи во двор воду, буду умываться, только её не грей, мне прямо из колодца, — попросил Николай Фёдорович.
Во дворе штаба он разделся до пояса. Адъютант плеснул ему на руки ледяной воды — Ватутин даже поморщился от холода.
— Вот это то, что надо! — воскликнул он. — Закалка, так сказать.
На пороге штаба появился генерал Иванов.
— Семён Павлович, не желаешь принять после сна ледяной душ? — улыбнулся Ватутин.
— У меня насморк ещё не прошёл, товарищ командующий. Хочу вот на минуту заскочить в санчасть и попросить капли в нос. Вы с утра никуда не собираетесь?
— Пока нет, а что?
— Мне нужно съездить в штаб соседней армии.
— Можно, Семён Павлович, но не задерживайся там.
— Куда прикажете подать завтрак? — спросил адъютант, когда Ватутин умылся и перед зеркалом расчёсывал волосы.
— Вот побреюсь, и тогда накрывай стол. — Николай Фёдорович взглянул на свои наручные часы. — Сейчас семь утра, а через час можно и позавтракать. Мне не звонили?
Оказывается, ему звонил командующий 5-й гвардейской танковой армией генерал Ротмистров.
— Было это в первом часу ночи, когда вы уже крепко спали, о чём я и сказал генералу.
— Чего хотел Павел Алексеевич?
— Он не сообщил, но если дело срочное, говорю ему, то разбужу командующего, — объяснил адъютант. — Он коротко бросил, мол, до утра потерпит.
«Что-то Павел Алексеевич не даёт о себе знать», — слегка огорчился Ватутин.
Едва он подумал об этом, как на столе затрещал полевой телефон. В трубке послышался басовитый голос Ротмистрова:
— Хочу доложить, что заявку на танки и всё остальное направил в Генеральный штаб, как вы и распорядились. Пока молчат.
— Добро, Павел Алексеевич, — гулко отозвался Ватутин. — Я переговорю по ВЧ с генералом армии Антоновым и попрошу его ускорить решение вопроса. Под Прохоровкой мы приняли на себя главный удар врага, — напомнил командующий. — Выстояли, хотя и понесли большие потери.
Генерал Ротмистров усмехнулся в трубку.
— В Генштабе вы, Николай Фёдорович, долго служили, вас там знают, так что поддержка должна быть. Да и Верховный вас ценит.
— Павел Алексеевич, только без подхалимажа, ты знаешь, я не люблю этого, — одёрнул командарма Ватутин.
— Виноват, извините, — бодро ответил Ротмистров.
«Может, товарищ Сталин меня и ценит, — отметил про себя Николай Фёдорович, когда положил трубку на аппарат. — Но перед Воронежским фронтом Ставка поставила новые задачи, и кто знает, как дальше пойдут дела. Но в одном я уверен: сделаю всё, что надо, и себя щадить не стану!»
Его мысли прервал звонок аппарата ВЧ, который стоял на тумбочке рядом с рабочим столом, и Николай Фёдорович легко дотянулся до него рукой.
— Слушаю!
— Кто слушает? — тихо спросил слегка картавый голос на другом конце провода.
«Сталин!» — вмиг сообразил командующий фронтом и громко произнёс свой псевдоним:
— Генерал Фёдоров!
— Вот теперь я вас узнал, — весело проговорил Верховный. — Чем занимаетесь?
— Наводим порядок в дивизиях, пополняем войска всем необходимым, ремонтируем подбитые танки... Словом, забот у нас по самое горло. Намечаю завтра в 14.00 провести Военный совет фронта, на котором обсудим наши недоработки, выяснившиеся в ходе ожесточённых боёв.
— Вылетайте в Ставку, есть к вам разговор, — бросил в трубку Верховный требовательным голосом и тут же добавил: — Ненадолго едете, вечером сможете вернуться обратно. А Военный совет обязательно проведите. У вас было немало огрехов в ходе контрнаступления, а надо стараться, чтобы их не было.
— Ясно, вас понял, товарищ Иванов!.. — коротко ответил Ватутин, а про себя отметил, что поездка придётся ему кстати, есть ряд вопросов, которые можно будет доложить Верховному, и самое первостепенное, главное — танки! Нужно восполнить их потери.
Едва Ватутин переговорил по телефону, как к нему вошёл начальник штаба генерал Иванов, вернувшийся из соседней армии.
— Что, звонили из Москвы? — спросил
