Ванечка и цветы чертополоха - Наталия Лазарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пашка же откровенно посмеивался над Ванькиной застенчивостью перед девушками, глядя, как тот краснеет перед Милой, как едва смеет взглянуть на Олесю, как избегает встречаться с другими девчонками. Но даже за эти смешки Ванька не упрекал его, вероятно, считая их справедливыми или оправданными. Тогда, в Москве, он дичился девчонок, когда вечером они пошли гулять компашкой с Костиком и позвали с собой Лену и Наташу, Пашкину соседку и её подругу. Они в тот раз ещё долго считали мелочь, собранную со всех карманов, стоя перед магазином, когда подъехал на каком-то джипе мужик, прилично одетый, но под градусами, и, выйдя из машины, спросил: «Ребят, сколько не хватает?» Они что-то промямлили в ответ, а он дал им сотню и скрылся за дверью магазина. Ребят покорила его щедрость и дерзость, когда он вышел ещё с одной бутылкой и преспокойно себе сел за руль и уехал.
Ещё Ванька, пока был в гостях в Москве, учился кататься на скейтборде. И здорово у него получалось управляться с этой доской. Тут уж Пашка учительствовал. Несколько раз хорошенько приложившись к асфальту, стесав колени и локоть, Ванька практически за один вечер научился кататься. Другого времени у него на это не было. В деревне по просёлкам не больно-то покатаешься. И Пашка вспоминал, как его друг уже ободранный и окровавленный, но объятый горячим азартом, всё вскакивал и вскакивал на гремящую доску, и катался, катался, катался…
Пашка мечтал ходить по морю вместе с ним, сплавляться по реке, вместе покорить какую-нибудь горную вершину и часто представлял их в одной связке, в одном сугробе, у одного костра. Так было и сейчас: Ванька улыбается ему откуда-то сверху, — не то с мачты, не то со скалы, — лицо всё залито солнечным светом, и расползшиеся в улыбке губы вовсе не кажутся чрезмерно большими и пухлыми.
Так, лучшими воспоминаниями, он потихоньку и отогрелся.
Пашка был опрокинут, когда немедленно прочёл телеграмму следователя, которую принесла ему тётка двадцать четвёртого августа! Так и сполз спиной по стене, на которую облокотился, и сидя на корточках долго перечитывал. Ему всё казалось, что кто-то сыграл с ним злую шутку. С этим ощущением он и приехал в Спиридоновку на похороны. И смог осознать, по крайней мере, увидеть глазами горькую правду, когда прощался с Ванькою у гроба. А Милка даже проститься не могла — сбежала, эко её скрутило! Следователь, молодец, пошёл её утешать, да так и не смог привести. Что поделаешь? Девчонка! Потом она всё же пришла с отцом. Конечно, обязательно надо было проститься.
Бряцая ключами, Пашка вошёл в квартиру. Навстречу ему выбежала обрадованная мать. Они обнялись, но и потом она ещё долго крутилась вокруг него и дотрагивалась то до волос, то до плеча, то до рук.
— Павлушка! Похудел! Повзрослел! Мужчинка ты мой! — причитала она.
— Ты тоже хорошо выглядишь, мамуль. — И это была правда.
Отец вышел на шум, обменялся с сыном крепким рукопожатием и тоже на чуток обвился вокруг взрослого ребёнка.
— Ну, как ты? Жалко Ваньку. Похоронили?
— Похоронили. Я нормально. Как бабушка?
— Болеет. Капризничает. Скоро врач обещал выписать.
— Жаль, не успеваю навестить…
— Ничего. На побывку приедешь — навестишь.
— Обнимите её за меня. И про Ваньку, наверное, ей лучше ничего не говорите пока. Она его любила.
— Да. Скажем, когда поправится, — согласилась мать. — Пойдём ужинать. Баранина с картошкой и салатом. Небось, устал с дороги?
Пашка устал, но не подал вида. Он нахваливал еду, а ел очень мало и плохо. Отец достал бутылку водки и разлил по стопкам.
— Давайте выпьем! Пусть земля Ваньке будет пухом.
— Царствие Небесное тебе, Ванечка! — добавила мать, и стопки опрокинулись в рты. — До чего хороший был мальчик!
— Бать, налей ещё, — попросил Пашка и выпил, ничего не говоря и ни на кого не глядя. Сразу после захрустел огурчиком.
Пашка ещё с часик посидел с родителями, скупо рассказывая о себе, о жизни в общежитии, о трёхмесячном рейсе в составе команды парусника «Мир» и чувствуя, что даже водка не развязала ему язык, а потом вдруг поднялся.
— Я пойду, пройдусь по столице. Если долго меня не будет, значит, завяз у кореша, не ждите и не волнуйтесь, а ложитесь спать.
Родители не очень обрадовались такому повороту, но постарались сына понять.
Он вышел в вечернюю Москву, с наслажденьем узнавая район, вспоминая, как когда-то свалился с этой корявой ветлы, как бегал в этом дворе, и здесь гонял с одноклассниками мяч, а здесь живёт Марта Егоровна (вон у неё свет в окошке!).
Тут мимо проехал голубой троллейбус. Проехал не просто по асфальту, но по сознанию пацана, по его чувствам. И вдруг Пашка сорвался с места и кинулся бежать очертя голову. Бежал он до тех пор, пока не оказался перед дверью квартиры, где жила Лиза Чайка. Он запыхался и вспотел, голова слегка ещё кружилась от выпитого горючего. В нём боролись смущение и всепоглощающее желание увидеть её. Он по-родственному уткнулся лбом в дверь, стараясь обрести нормальное дыхание. Наконец рука потянулась к звонку и выжала из него знакомый звук — желание победило.
Повезло: дверь открыла Лиза, значит, она всё ещё жила здесь. Но он опешил — Лиза исхудала, довольно коротко подстриглась, и на руках у неё сидел полугодовалый малыш. Это была какая-то другая женщина, очень сильно напоминавшая прежнюю Лизу.
— Привет! — Казалось, Лиза сейчас потрёт глаза, не веря им. — Павел?
Она проверяла: не чудится ли он ей?
— Лиза! — он снова пробовал на вкус её имя, так надолго и глубоко застрявшее внутри него. — Привет!
Карапуз улыбнулся, взвизгнул, понимая, что и с ним поздоровались, и изрёк забавным детским голоском:
— Бу-бу.
— Не стой на пороге, входи!
Он робко вошёл, тут же разулся.
— Пойдём на кухню! Мы сейчас с Максимкой тебя чаем поить будем. Будем, Макс?
Мама вопросительно поглядела на сына, и он сказал:
