Записки морского офицера, в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год - Владимир Броневский

День был жарок, и море тихо, но заходящее солнце предвещало бурю; небо покрылось мрачностью; южный горизонт горел молниями и от сей же стороны шла зыбь. Слишком нагруженный баркас начало заливать, ветру еще не было, но сильным волнением выбивало весла из рук гребцов. Не успевая отливать воду, принуждены мы были бросить в море купленную провизию, ядра, порох и все другие тяжести. После полуночи ветер подул, но противный, и нас несло к Дарданеллам. Матросы, другой день не имея покоя и 10 часов сряду гребя без отдыха, напрягали последние усилия, но баркас мало подвигался вперед против зыби. К утру ветер начал свежеть: на рассвете сделалась буря, но, к счастью, я успел взять выше островов Маври и мог полным ветром пристать к кораблю «Мощному». Ночь сия стоила мне великого беспокойства, ибо, не имея с собой компаса, не был точно уверен, так ли держу, и если б не удалось достигнуть к Маври, то бы должен искать спасения в Дарданеллах, что и случилось с двумя катерами корабля «Мощного»; но к счастью, корабль «Скорый» и «Венус», отправленные адмиралом к Имбро, увидели их, спустились и спасли; у «Венуса» под самыми батареями европейского мыса изорвало марсели, и фрегат с крайней опасностью едва мог обойти мыс Грео.

«Скорый» и «Венус» прибыли к северной оконечности Имбро, высадили там 300 солдат и албанцев, но турок не нашли; ибо они уже переехали на лодках в залив Сарос; почему «Скорый» возвратился в Тенедос, а «Венус» занял свой пост в авангарде. На фрегате меня встретили как воскресшего из мертвых; ибо греки, посланные с Имбро, уверяли, что нас всех побили.

10 апреля турецкая эскадра из 7 кораблей и 6 фрегатов пришла из Мраморного моря и остановилась в устье Дарданелл у азиатской крепости, а 2 корабля стали у европейского берега. Сего числа 4 наших корсара прошли за остров Имбро к западу.

Офицерский запас уже давно истощился, морской провизии матросам выдавали также скупой рукой; надеялись что-нибудь достать на Имбро; но я возвратился оттуда по пословице: ездил ни по что, привез ничего. В полночь, на праздник Пасхи, слушали заутреню, любовались пальбой со флота и Тенедосской крепости и сами при громе артиллерии обнялись, похристосовались по-братски, поздравили друг друга с великим праздником; а разговелись черным размоченным сухарем. Не привыкнув в такой день столь строго поститься, хотя мы и шутили, но не долго; скоро все разошлись по каютам философствовать, предаваться романическим мечтаниям, один лег спать, другой пел заунывные песни. Матросы также сбивались с ладу, прохаживались на шканцах в новых мундирах, вспоминали, как в России в сие время уже все веселы, и также шутили с горем пополам. К вечеру со флота виден был идущий баркас; оный пристал к нашему борту, наполненный баранами, бочонками вина, корзинами яиц и зелени. Какая радость! Адмирал вспомнил о нас и, уделив из своего запасу, прислал нам разговеться. Подарку этому мы так обрадовались, что тотчас развели на кухне огонь, часто посылали торопить поваров и наконец в полночь сели обедать. На рассвете и матросы разговелись, начались игры и песни, все были довольны, забыли прошедшее и с большим удовольствием наслаждались настоящим. Турки в Дарданеллах что-то суетились, корабли переходили с места на место. Может, они думали воспользоваться нашим праздником, но как бы они обманулись; у нас кроме великого изобилия воды, получаемой с островов Маври, вино в бочках очень повысохло.

16 апреля корабли «Уриил» и «Скорый» сменили нас в авангарде, а мы возвратились к Тенедосу, где флот наш усилился двумя кораблями, прибывшими из Адриатики, и 20 корсарами, кои, получив военные флаги, отправились в разные места Архипелага для крейсерства.

21 апреля, дабы уничтожить сообщение чрез залив Сарос, находящийся по северную сторону Дарданельского полуострова, откуда могли перевозить провиант, капитан получил повеление идти между Имбро и Румелийским берегом. Контр-адмирал Грейг в то же время с 4 кораблями отправился к Смирне, где должен был крейсировать пред входом сей гавани между Хио и Метелином. Главнокомандующий имел в предмете как блокаду сего богатейшего торгового города, так и то, чтобы развлечением сил поощрить турок выйти из Дарданелл. К нам присоединился идриотский корсар, курьер Архипелагский, капитан Кирико Скурти.

22-го, по прибытии в залив, взяли два судна и, прошед до самого конца его, остановились на якоре у островков, на одном из коих находится укрепленный монастырь. Турки сделали по нас несколько безвредных выстрелов. 23 апреля, возвращаясь назад, у пунто Журонто заметили два судна, называемые здесь соколевы, они были отшвартованы[78] к берегу, толпа турок были готовы защищать их. Маневр, который сделал капитан корсара, заслужил общую похвалу и принес бы честь наилучшим матросам. Ветер был свеж, корсар близ берега под всеми парусами дал залп, пустил беглый огонь картечью, уменьшил паруса, задержал несколько ход, придержался как можно ближе к соколеве, и в то время баркас, бывший на бакштове, пристал к ней, греки вскочил на судно, в одно мгновение ока обрубили канаты и таким образом вытащили оное кормой на бакштове из гавани в море. Два пленных, взятых на соколеве, показали, что в сем местечке находится султанский магазейн и пекут хлебы для армии, посему фрегат бросил тут якорь, несколькими выстрелами очистили берег и все гребные суда, тотчас были туда посланы; греки также не замедлили к нашим людям присоединиться и в полчаса, когда неприятельская конница, артиллерия и пехота начали спускаться с высот, успели нагрузить другую соколеву хлебами, мукой и всем, что попало под руку, остальное зажгли и возвратились без потери.

Прибытие наше в Сароский залив причинило туркам немалое беспокойство. Большая их армия, которой вверена была защита Дарданелл и столицы, соединилась и заняла кругом берегá залива, ибо тут они ожидали высадки наших войск. Главнокомандующий, нашед средство иметь сообщение с Константинополем и даже с армией генерала Михельсона, действовавшей на Дунае, с намерением распространил слух, будто бы 100 000 наших и английских войск, вместе с греками и славянами, выйдут на берег в сем заливе, и таким образом, оставив Дарданеллы в стороне, пойдут прямо в столицу, которая от конца залива находится только в трех днях марша. Слуху сему столько поверили, что 5000 албанцев взбунтовались, заклепали в одной дарданельской крепости пушки и, видя свою ошибку, после кровопролитного сражения пробились и ушли в свои горы, предав на пути все турецкие селения огню и мечу. К сему присоединился недостаток в хлебе, который прежде получали из Египта и Архипелага; и с сего времени Константинополь был свидетелем кровавых происшествий. Многие паши были казнены, а потом и сам султан Селим был свержен с престола.