Сексуальная жизнь наших предков - Бьянка Питцорно

– В министерстве подтвердили мои подозрения: это алтарный образ конца XVI века, и на части он разрублен почти сразу после окончания росписи. Причём, судя по всему, не художником, которому могло внезапно разонравиться собственное творение: хотя очистка ещё продолжается, уже очевидно, что проявившиеся детали – очень тонкой работы. Да и в любом случае автор вряд ли стал бы уничтожать тщательно подготовленную доску (они тогда очень ценились), а написал бы что-нибудь поверх. Рука «мастера из Ордале», тут сомнений нет: скорее всего, фрагменты первоначально составляли большой образ Мадонны на престоле в окружении ангелов и святых. Но кто решил его уничтожить и почему, до сих пор загадка.

Ван Ладинга слушал очень внимательно.

– Я бы предположил, что речь идёт о ревности – история знает такие случаи. Судя по тому, что Вы, доктор, рассказали, картину могли счесть оскорбительной или, например, посчитать аморальным сам сюжет – это ведь было в самом начале контрреформации. Вам не кажется, что на первоначальном образе могла присутствовать обнажённая натура, которую сочли непристойной?

– Сомневаюсь. Фигуры, которые реставраторам удалось раскрыть, выглядят соответственно времени – в длинных одеяниях, полностью скрывающих тело, в плащах с поясами... И потом, все они выполнены в характерном змеевидном стиле, а наш мастер, если не считать груди «Мадонны Млекопитательницы», никогда не изображал наготу.

– А ты передала в министерство фрагмент с портретом Химены? – спросила Ада, не слышавшая о расследовании с июля.

– Нет, решила притвориться, что нашла его последним, когда остальная часть головоломки уже была собрана. Мне жаль с ним расставаться. К тому же это самый важный для атрибуции элемент, с которым я могу работать. Конечно, рано или поздно его придётся вернуть, но пока я предпочла бы этого не делать.

– Ну, раз уж он до сих пор здесь, покажи его синьору ван Ладинге – может, он что-нибудь придумает.

Пройдя в ризницу, Чечилия открыла шкаф и, развернув ткань, достала перепачканную зелёной краской дощечку. Несмотря на оставшуюся после первичной очистки патину, ярко-рыжие волосы младенца Иисуса сразу же вспыхнули, привлекая взгляд.

Изумлённый Геррит почесал в затылке, прищурился, взял дощечку из рук Чечилии, осторожно поднёс к окну и повертел, стараясь поймать луч низкого закатного солнца. Потом он склонил голову, почти коснувшись дощечки носом, чтобы получше рассмотреть надпись «Diego filius», и с недоуменно обернулся.

– Я уже видел этот образ, – сказал он. – Вернее, не этот, а такой же. И кстати, прекрасно сохранившийся, что, впрочем, и не удивительно: его не замазывали зелёным и не пытались очистить растворителем.

– Быть того не может! – воскликнула Чечилия. – Скорее всего, Вы видели нечто похожее, но не тот же образ. Религиозная живопись часто следовала модным канонам. Например, пейзаж вот в этой части явно восходит к Леонардо...

– Нет-нет, – прервал её голландец, – точно такую же! Если бы речь шла только о лице Мадонны – ладно, но тут ещё и огнекудрый младенец... Таких больше нет. Младенец Иисус, да и вообще святые с рыжими волосами в истории искусства встречаются крайне редко: считалось что так Господь выделяет лжецов и прочих девиантов. Рыжие волосы – атрибут предателей, ведьм, блудниц...

Чечилия инстинктивно поправила выбившуюся прядь.

– ...кающихся Магдалин, героинь, соблазняющих злодеев, чтобы спасти свой народ, Далилы, Иаили, – продолжил антиквар, улыбнувшись девушке, чтобы снять напряжение. – И на том образе, что прошёл через мои руки, тоже была надпись «Diego filius». Это не совпадение.

– Не может быть! – растерянно повторила Чечилия.

– Простите, Геррит, я, может, чего-то не поняла, – вмешалась Ада. – Вы утверждаете, что видели картину, идентичную этой. Где, в Тоскане? Или в Голландии? Когда? И где она сейчас? Кто Вам её показывал?

– Я лично держал её в руках, у меня в магазине, в Амстердаме, пару лет назад. Не помню, кто эту картину принёс, но принесли на продажу, и мы её продали. Та же здесь рука или сделанная кем-то другим копия, я без дальнейших исследований сказать не могу, но если и копия, то прекрасно исполненная.

– Не может быть! – снова повторила Чечилия. Казалось, она сейчас расплачется.

– Невероятно, но вовсе не невозможно, – ответил ван Ладинга. – Художники тогда много путешествовали. Живописцы из Нидерландов часто приезжали в Италию, а многие итальянцы надолго оседали у нас, на Севере.

– Значит, «мастер из Ордале» мог работать в Голландии? – недоверчиво переспросила Ада.

– Кто знает? Возможно, доска, которую принесли ко мне в магазин, была расписана в Италии: картины тоже путешествовали, не только художники.

– Думаете, её можно будет отследить? – Чечилии наконец удалось взять себя в руки, и она снова выглядела спокойной и решительной.

– Думаю, да, мы же ведём реестр покупок и продаж. Через месяц, когда вернусь на работу, я сообщу, кому мы её продали.

– А раньше никак? Я не могу ждать месяц!

– Слушай, Чечилия, а почему бы тебе самой не съездить в Амстердам? Самолётом туда-обратно за пару дней обернёшься, – предложила Ада.

– Мне кажется, идея неплохая, – одобрил ван Ладинга. – Я понимаю, что Вам, доктор, не терпится разгадать эту тайну, да и сам тоже весьма заинтригован. Могу порекомендовать неплохую