Через невидимые барьеры - Марк Лазаревич Галлай

Но Раушенбах свою фантастическую гипотезу довольно убедительно обосновывал:

– Ракетная техника сегодня – это большое хозяйство, запущенное на полный ход. Королев же очень любил начинать – и не любил продолжать… Ракетная техника в начале тридцатых годов только зарождалась, и это определило выбор Королева… Он искал новое!..

Итак, отчет о готовности к пуску человека был написан, подписан и выпущен в свет божий – сиречь в инстанции, каковым это дело надлежало санкционировать.

И вот наступил день заседания Государственной комиссии, которое впоследствии назвали «историческим». (Я взял это слово в кавычки, хотя если оценить происходившее в свете всего, что за ним последовало, то, действительно, иначе не назовешь.) Один из заместителей и ближайших многолетних сотрудников Королева подготовил по его поручению к этому заседанию доклад – всеобъемлющий, богато аргументированный, насыщенный объективным анализом всех «за» и «против».

Но, войдя в зал, Королев почуял (интуиция у этого человека была редкая), всем своим нутром почуял накал волнения, более того – взвинченности значительной части присутствующих. Причем присутствующих, которым предстояло не просто отсидеть на заседании – «для представительства», – а решать дело! Да еще к тому же давать ответственные справки, а некоторым и отвечать на прямой вопрос: «По вашей части все готово? Никаких препятствий нет? Вы ручаетесь?..»

Оценив ситуацию, Сергей Павлович сказал своему заместителю:

– Давайте лучше я сам…

И сделал доклад сам. Если, конечно, позволительно назвать докладом выступление следующего содержания:

– Корабль на космодроме. Подготовка заканчивается. Предлагаю разрешить пуск с человеком.

И сел.

Дальнейший ход дела – поскольку конкретное предложение было четко сформулировано – неизбежно свелся к вопросу: «Кто за?»

Несколько человек решительно подняли руки, за ними потянулись остальные. И вопрос был решен…

А начнись обсуждение развернутого доклада – и все неминуемо утонуло бы в деталях, ранее уже многократно и всесторонне обсужденных…

Да, психолог он был большой!

И – тут это проявилось снова – умел «взять на себя».

Решительное поведение Королева при обсуждении вопроса о пуске первого пилотируемого «Востока», конечно, опиралось не только на его редкостно волевой характер, но и на огромную, многоплановую подготовку выраженной им позиции. Над этим делом работали, без преувеличения, тысячи людей в течение многих месяцев.

Ну а если ответственное решение надо принимать самому – в одиночку или почти в одиночку? Да еще к тому же в условиях страшного дефицита времени – за считаные минуты? Каков был Королев в такой ситуации?

История космических полетов дает нам возможность ответить и на этот вопрос.

Подходил к концу полет «Восхода-2», во время которого космонавт А. Леонов впервые вышел в открытый космос и пролетел рядом с кораблем почти над всей территорией Советского Союза – от Крыма до Камчатки. После того как Леонов благополучно вернулся на корабль и основное задание этого пуска было, таким образом, успешно завершено, полет вступил в свою заключительную фазу.

«Восход-2» пролетел над районом космодрома и пошел на последний виток. По каналам радиоуправления с Земли бортовая автоматика была включена на выполнение ориентации, торможения и спуска – все это должно было последовательно произойти в течение полутора часов последнего витка.

И тут-то выяснилось, что команда не прошла! Неожиданность! Ошеломляющая, тревожная неожиданность. Исправная работа автоматики за ряд предшествующих пусков успела стать привычной и как бы само собой разумеющейся.

Когда сваливается такая неожиданность, по-человечески естественно желание в течение какого-то времени переварить ее, свыкнуться, осознать. Наконец, само принятие жизненно важного решения требует размышлений, консультаций, обмена мнениями.

Однако об этом не могло быть и речи. Какие там размышления, консультации, обмены! Времени для них нет – корабль-то уже отхватывает в каждую быстро мелькающую секунду по восемь километров трассы последнего витка!

Но сколько-нибудь заметного количества времени и не потребовалось: на борт «Восхода-2» сразу же, без малейшей паузы, было передано:

– Команду получите через тридцать секунд.

Что можно успеть за тридцать секунд? Разве что бросить окружающим:

– Ну, так что же будем решать?..

Причем надо сказать, что вопрос этот прозвучал несколько риторически, так как, еще не задав его, Королев распорядился своему заместителю Шабарову: «Данные на ручной спуск!» – и через несколько секунд получил эти данные: расчетное время включения ТДУ. Тем не менее СП счел нужным спросить мнение главного специалиста по системам ориентации космических кораблей:

– Даем согласие на ручную?

А главное – спросить о том же самого себя, ибо в подобных острых случаях нет у человека лучшего консультанта, чем он сам, – особенно у такого человека, каким был Королев. И через тридцать секунд командная радиостанция космодрома передала уверенное разрешение технического руководителя полета:

– Включайте ручное управление. Ориентируйтесь и запускайте тормозную установку вручную…

Общеизвестно, что спуск «Восхода-2» окончился, если не считать отдельных неточностей, благополучно. Тысячу раз продуманная, подробно расписанная в инструкции и тщательно отработанная со всеми экипажами на тренажере методика ручного управления кораблем успешно прошла практическую проверку. На высоте оказались и космонавты, в частности командир «Восхода-2» Павел Беляев. Но и от руководителя полета тут потребовалось немало!

Говоря о космических (да и не одних лишь космических) полетах, мы обычно подчеркиваем, с одной стороны, талант, работоспособность, знания людей, остающихся на Земле, – и, с другой стороны, волю, выдержку, решительность улетающих. Оказывается, эта раскладка качеств, хотя, в общем, и справедливая, несколько односторонняя.

Воля, выдержка, решительность – причем самой высокой пробы – порой нужны людям, остающимся на Земле, в не меньшей степени, чем космонавтам.

…Замечу в скобках: попадались мне и другие варианты изложения этого эпизода. Так сказать, иные редакции. Вот как рассказал о нем один из участников собеседования с журналистами, посвященного воспоминаниям о Юрии Гагарине:

«Когда во время полета Беляева и Леонова появилась неисправность в системе ориентации и космонавты запросили у «Земли» разрешение перейти на систему ручного управления, Гагарин находился на связи… Рядом сидели члены Государственной комиссии, сидел Королев. Думали. Юрий Алексеевич взял микрофон и сказал:

– «Алмаз», ручную посадку разрешаю, – и обернулся к Королеву.

Королев молча кивнул. Потом Сергей Павлович посмотрел на членов Государственной комиссии и сказал:

– Вот так надо руководить…»

Услышав про этот вариант, отличающийся – пусть не принципиально, но все же достаточно, чтобы это было небезразлично для истории, – от того, который был известен мне, я решил попытаться уточнить: как все-таки было дело в действительности?

Мне весь этот эпизод был известен со слов его очевидца.

Но, исходя из старого принципа, что и показания очевидцев бывает полезно проверить, я обратился еще к одному свидетелю – заместителю Главного конструктора Б. Е. Чертоку, тоже находившемуся в момент, о котором идет речь, непосредственно в