Гладиаторы - Олег Ерохин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тебе известно, где ты находишься: здесь поклоняются Танату, богу Смерти. И здесь зарабатывают на поклонении Танату: немного, но на жизнь хватает. И как ты понимаешь, те, которые зарабатывают, зарабатывают на тех, которые поклоняются.
До недавнего времени мы брали по тысяче сестерциев с каждого, кто переступая порог нашего храма в надежде вымолить у Таната отсрочку от собственной смерти, и по тысяче сестерциев с каждого, кто хотел принести нерушимую клятву…
— Так много? — удивился Сарт.
— Это плата за риск: ведь культ нашего бога не разрешен понтификами. Так вот, получив сестерции‚ мы исполняли обряд моления Танату, и этим обрядом прихожане наши были довольны…
— Потому что вы, исполняя проклятый обряд свой, убивали? — опять перебил Валерия египтянин.
— Вот тут и начинается то, без чего не случилось бы сегодняшнее… Сначала мы не убивали. Один из нас разыгрывал жертву, которую в ходе обряда якобы протыкали ножом на жертвеннике: нож, окрашенный под железо, был сделан из папируса, и крепости его хватало только на то, чтобы проткнуть пузырь из кожи, наполненный бычьей кровью, который мы клали на якобы протыкаемую ножом грудь «жертвы». А под этот пузырь мы подкладывали металлическую пластинку: нож о нее ломался, сделав свое дело оросив кровью жертвенник. Внимающие нашему обману простаки в этом месте, конечно же, охали: от страха и от тайного удовольствия — они получали то, что хотели.
Так было до поры до времени… Однажды старый Блоссорий купил рабыню и, собрав нас, жрецов, зарезал ее на жертвеннике, выкрикивая заклинания. И когда тело рабыни перестало трепетать, он сказал, что видел Таната сквозь свежую кровь и что Танат, мол, за такую славную жертву раскрыл ему секрет бессмертия. И Блоссорий сказал нам этот «секрет»: бессмертен, то есть неподвластен смерти, тот, кто не жив.
Затем Блоссорий спросил нас, предваряя наш вопрос: «Так как же достичь бессмертия?» И сам ответил: «Для этого надо при жизни окунуться в смерть: думать о смерти, видеть смерть, нести смерть». С тех пор смерть на жертвеннике стала явью.
Но Блоссорий не ограничился тем, что сам стал убивать, этого ему показалось недостаточно для бессмертия. Он, видно, решил, что для достижения подлинного бессмертия мало убить, надо еще и заставить убить. «Смерть слишком коварна, чтобы можно было надеяться уберечься от нее, обороняясь, — стал поучать он нас. — Вы не можете быть огражденными от смерти: вы или покоритесь ей, или заставите ее саму повиноваться вам, то есть станете ее властелином». Но что это значит — стать «властелином» смерти? По Блоссорию, это значило излучать смерть, нести смерть, сеять смерть.
И Блоссорий стал поступать согласно своей вере: он открыл двери храма всем без разбору. Ведь он видел свое бессмертие в том, чтобы учить убивать.
— Мне кажется, ваш Блоссорий просто сошел с ума.
— Я знал, что ты все поймешь именно так. Это я понял еще тогда, в тот раз, когда ты вместо того, чтобы перерезать горло жертве, швырнул нож в Таната. Именно поэтому я сегодня и спас тебя. Но слушай, что было дальше.
Когда к нам повалили толпы, я, ставший к тому времени правой рукой Блоссория, понял, что нам осталось недолго молить о смерти. Стоило узнать о нас городским властям, и нам крышка. Какое уж там бессмертие! Блоссорий и в самом деле оказался безумцем. От него надо было избавиться. Но как?
Последнее время Блоссорий косился на меня, словно подозревал. Он даже избегал оставаться со мной один на один, хотя дела храмовой казны требовали этого. Рядом с собой он постоянно держал двух-трех таких же безумцев из жрецов, каким был и сам. Я не мог подобраться к Блоссорию — я был в отчаянии. К счастью, тут подвернулся ты.
Однажды, когда Блоссорий только начал учить нас по-новому, мы, младшие жрецы, спросили его: то бессмертие, к которому он нас ведет, действительно ли, либо существует только в воображении?
Блоссорий ответил: «Малодушные! Бессмертие настолько же действительно, достигни вы его, насколько действительна будет смерть ваша, если вы его не достигнете. Смерть есть переход живого к мертвому, а бессмертие есть переход неживого к немертвому».
Мы ничего не поняли и попросили пояснить.
Блоссорий сказал: «Вы знаете, что бог Смерти Танат делает живого мертвым, — это и называется смертью. Но что значит „живой“? Это значит — осознающий себя отдельно от пустоты, которая стоит за смертью, и боящийся этой пустоты. Ну а если слиться с пустотой, то что тут сможет поделать Танат? Танат может только одно: нести смерть, то есть обращать в пустоту, в ничто все сущее. А что он сможет сделать с вами, если вы уже будете слиты с пустотой разумом? Только одно — сделать эту вашу пустоту действительной, как действительна смерть. То есть Танат, разрушая ваше тело, сделает действительным ваше сознание, то есть даст вам способность жить без докучливой плоти. Разумеется, вы будете жить не как сейчас, поэтому я сказал вам, что в бессмертии вы будете не „живыми“, а „немертвыми“. „Значит. Танат, приносящий смерть, может дать и бессмертие?“ — спросили мы. — „Да“. — „Но как?“ — „Дождитесь появления Таната перед тем, кто стоит на пороге бессмертия, — и увидите“.»
Все поняли: Блоссорий говорил о себе.
Пользуясь тем, что всем запомнился этот разговор с Блоссорием, мне исподволь удалось внушить жрецам, что Танат, безусловно, дарует лучшему из нас (то есть Блоссорию) бессмертие, явившись в осязаемом облике. Мы, мол, достаточно много крови пролили на его жертвеннике, чтобы рассчитывать на это. Блоссорий знал о моих разговорах и одобрял их. Мне же оставалось только одно: подыскать человека, который сумел бы разыграть представление, изобразить, что в него вселился Танат, и «даровать бессмертие» нашему Блоссорию, то есть убить его. Как раз тут появился ты.
Когда ты, лежа на жертвеннике, легким движением разорвал крепкие, как думали все, веревки, всем показалось — в тебя вселился бог. Но никто, кроме Таната, не осмелился бы хозяйничать в его храме — значит, это был Танат, Ты нарисовал в воздухе букву «Т», как это всегда делал тот из нас, кого мы раскрашивали под Таната, и сделал ты это прямо перед Блоссорием, чьего бессмертия мы ожидали. Все поняли этот знак как дарование Блоссорию бессмертия и доказательство этому не замедлило явиться: с Блоссорием что-то сделалось невиданное…
— Невиданное? — удивился Сарт. — А я думал, он просто умер.
Валерий усмехнулся:
— Конечно умер! Но это для нас с тобой и для тех, кого он не успел еще охмурить. Для тех же, кого он успел сделать идиотами (а такие среди жрецов есть — увидишь сам), он достиг бессмертия, его же смерть — только видимость, ибо бессмертие не может прочувствовать смертный. Так, с твоей помощью, Блоссорий стал бессмертным, а я — главным жрецом.
— Так что же тебе нужно от меня еще?
— А вот что: ты должен еще несколько раз разыграть Таната перед жрецами. И это тебе, при моей поддержке, удастся. Жрецы поверили (насколько в них было веры), что в тебя сегодня во время обряда вселился Танат, а я скажу, что поскольку твое тело понравилось Танату, он наверняка им периодически будет пользоваться.
— Но зачем тебе все это нужно?
— Мое положение не столь крепко, сколь крепко было положение Блоссория. Мне нужна поддержка. (Валерий усмехнулся.) Ну а кто лучше бога может поддержать жреца в его споре с другими жрецами?
— И в чем же будет заключаться эта моя поддержка?
Валерий посуровел.
— Насчет спора я пошутил. Спора не будет — безумцев не переспоришь.
Валерий, потупившись, замолчал, и молчание тянулось так долго, что Сарту надоело ожидать. Или чернобородый решил заснуть, или забыл о его присутствии. Надо ему напомнить о себе.
А может, чернобородый задумал такую гадость, что у него не поворачивается язык говорить об этом?
— Должен сказать, я еще не ушел, — произнес Сарт. — А ты хотел рассказать о моей «поддержке». Можешь начинать, только давай поподробнее.
Не поднимая головы, Валерий покачал ею, словно сетуя на такую дотошность, и проговорил:
— Понимаешь ли, из-за того, что Блоссорий в последнее время открыл доступ в храм всем желающим, не разбираясь, сколь надежен их язык, о нас скоро узнают городские власти. И храм сразу же снесут, а нас, жрецов Таната‚ скорее всего казнят: ты знаешь, как строг закон к служителям культов, которые не разрешены. Получается, вскоре погибнем и мы, жрецы храма, и храмовая казна, то есть вскоре погибну и я, и храмовая казна, блюсти которую мне было поручено еще Блоссорием. В казне пять миллионов сестерциев, и мне не хочется дарить их Риму… Понимаешь, к чему я клоню? Я должен спасти храмовую казну, ну и себя заодно, а также тех жрецов, которые еще не совсем обезумели. Однако один я, даже теперь, став главным жрецом, не в силах это сделать: пять миллионов не унесешь в кармане, а вывезти казну из храма явно невозможно шестнадцати жрецам из двадцати пяти Блоссорию все же удалось внушить, что для того, чтобы получить бессмертие, нужно остаться верным смерти до конца. Другими словами, о спасении храма и казны, то есть о жизни, этим безумцам говорить нечего. Они растерзают меня как отступника, если я прикажу им такое. Но с твоей помощью, возможно, мне удастся с ними справиться.