Гладиаторы - Олег Ерохин

— Это как?

— Так, как мне удалось сегодня справиться с Блоссорием… Я скажу им: поскольку бог вселился в тебя однажды, не исключено‚ то он посетит нас в теле твоем еще не раз. Нужно только повторить обряд, то есть связать тебя, а одному из нас с жертвенным ножом встать перед жертвенником. Мне поверят. Желающих получить удел Блоссория, то есть якобы бессмертие, будет достаточно: это будут те шестнадцать жрецов, которые обезумели. Когда же этих шестнадцати не станет, я смогу без хлопот укрыть казну в безопасном месте.

Чернобородый кончил.

Теперь Сарту стало ясно, что хотел от него чернобородый: он хотел с его помощью расправиться с теми, кто мог бы помешать ему выкрасть храмовую казну. Поэтому чернобородый и спас его.

Сарт нахмурился. Опять его принуждали убивать!.. Но, если вдуматься, кого убивать? Того, кто нес смерть. А разве убийство убийцы есть убийство?

— Ладно, я помогу тебе, — проговорил египтянин. — Только вот что мне непонятно: неужели шевеления в воздухе моего пальца достаточно для того, чтобы тот, перед носом которого произошло это шевеление, помер? Неужели фанатики-жрецы настолько пропитаны страхом к своему богу, что тут же дохнут, лишь только страх этот подкрепляется чем-то, хотя бы даже ложью?

— Не совсем так, дружище Сарт. Не совсем так, — улыбнулся Валерий. — Для верности я буду смазывать ручку ножа особым ядом, как сделал в этот раз. Стоит только мельчайшей крупице этого яда попасть на ранку, как тут же наступает смерть. А ручка у ножа деревянная, занозистая.

Глава пятая. Введение в греховность

Орбелия сняла с себя столу, затем верхнюю тунику и осталась только в легкой тунике из виссона. Огромное ложе на полкомнаты манило усталое тело покоем и одновременно отталкивало, будя воспоминания. Ложе напоминало Орбелии о муже. Ах, как было бы здорово, если бы этой ночью он не пришел!

Некоторую подавленность испытывала Орбелия в присутствии Пизона с самого начала их знакомства, когда он впервые появился в усадьбе ее отца. С недавнего же времени к этой подавленности добавилось еще и иное чувство — сродни тому, которое испытывает одинокий путник, на глазах которого маленькое облачко вдруг превратилось в грозовую тучу, слепящую молниями. А безопасного убежища поблизости нет.

Вначале Пизон с медлительной значительностью своих речей и жестов показался ей бесконечно далеким от нее, росшей среди дубов под звуки пастушеского авлоса. Неудивительно, что до поры до времени Пизон не очень-то интересовал ее: она думала, что он заглядывает к ним на виллу ради бесед с ее отцом, поскольку и в самом деле Пизон, появляясь, почти не разговаривал с ней, зато часами рассуждал о былом величин республики со старым Орбелием. Как же она была удивлена, когда Квинт Орбелий сказал ей, что Пизон просит ее руки…

Своими речами Пизон совершенно очаровал Орбелия, однако старик все же на всякий случай расспросил о нем ближайших соседей из тех, которые часто бывали в Риме. Оказалось: Пизона никогда не видели в обществе Калигулы, наоборот — он терся среди тех, кому Калигула был ненавистен; за Пизоном не числилось ни одною скандала с женщиной; Пизон хотя и позволял себе иногда поигрывать в кости, но никогда не продувался дотла. Словом, жених был хоть куда, а старый Орбелий чувствовал, что не долго ему уже осталось…

Первое время Пизон был довольно ласков с Орбелией, однако после того, как они переехали в Рим, все как-то незаметно переменилось.

Орбелия вспомнила свое первое столкновение с Пизоном. Однажды она услышала дикие крики, доносившиеся из атриума. Пройдя туда, она увидела нечто, заставившее ее похолодеть: Пизон и Клеон, его доверенный раб, а в далеком прошлом — его дядька, ногами избивали человека, валявшегося на мраморных плитах, устилавших пол атриума. Человек этот был одет как раб Пизона.

Тогда она закричала. Орбелии иногда секли своих рабов, но не сами и уж не смертным боем… Пизон и Клеон остановились. И на лице Пизона не было и тени былой значительности…

«Чего тебе? — бросил Пизон. — Или никогда не видела, как учат раба?»

В ответ она сказала что-то дерзкое — тогда она еще не знала Пизона. Кажется, она пригрозила, что уйдет: она-де не собирается жить ни со зверем, ни с безумцем.

Пизон зарычал — да так страшно, так натурально, что она испугалась, как бы он не кинулся на нее. Справившись, Пизон проговорил:

«Оттащи этого негодного раба в барак, Клеон. Освобождаю его от работы на неделю — пусть понежится!»

Развернувшись, Пизон зашагал к двери, ведущей в вестибул, а она вернулась в свои покои.

Пизон появился у нее под вечер. От него несло вином. Блестя бисеринками пота, он просил ее не сердиться и клялся ей в любви, а она молчала… Под конец Пизон, «дабы досадная размолвка поскорее забылась», предложил ей воспользоваться приглашением Постума Долабелла, которое было доставлено утром: Долабелл устраивал великолепное пиршество ближайшей ночью и хотел бы видеть на нем «благородного Пизона с супругой».

В Риме среди богатых было принято набивать себе брюхо по ночам и в компании, об этом Орбелия уже слышала. И она согласилась: не вечно же ей дуться на своего мужа, который к тому же раскаивается.

У Постума Долабелла было шумно всю ночь: кто горланил по-пьяному, кто танцевал, кто блевал, а кто и болтал о республике. Орбелии было непривычно и противно дикое веселье но приходилось терпеть… Под утро один неловкий раб разбил кратер[61], как оказалось, расписанный каким-то известным вазописцем. Хозяин, Постум Долабелл, то ли злясь, то ли веселясь этому (хотя с чего бы?)‚ насмешливо крикнул рабу, склонившемуся над черепками:

— Ну что, негодник, расколол? Лучший мой кратер расколол! Придется мне, видно, развеять огорчение маленьким развлечением… Все в сад, дорогие гости, все в сад!

Возлежавшие за столом у Долабелла кое-как поднялись (кто самостоятельно, кто — с помощью рабов) и, весело гомоня, потащились в сад, который окружал дом хозяина. Орбелии волей-неволей пришлось присоединиться ко всем, хотя она и не понимала смысл такого перемещения. Она попыталась спросить Пизона, но тот только посмеивался.

Гости Долабелла расположились вокруг большого круглого бассейна в центре сада и принялись ждать. Орбелии показалось все, кроме нее, знали, что далее произойдет… Вот послышался голос хозяина: «Не упрямься, Диодор, — мои гости заждались уже», и Орбелия увидела, как к бассейну подвели раба, разбившего кратер. Раб почему-то отчаянно упирался.

«Они что, хотят его утопить? — подумала Орбелия с испугом. — Нет, не может быть. Руки и ноги его свободны, разве что он не умеет плавать… Но почему мы должны смотреть, как будет барахтаться этот несчастный раб? И что же тут веселого?»

«Кидайте его!» — крикнул Долабелл и захлопал в ладоши, как хлопают перед выходом известною актера. Раб оказался в бассейне.

От кромки бассейна раба отделяло шагов пять, не больше. Раб сделал два мощных гребка, перекрывших половину этого расстояния (опасения Орбелии оказались напрасны — он был неплохим пловцом), но тут вода вокруг него забурлила и окрасилась кровью. И Орбелия увидела, как вокруг раба закрутились, змееобразно извиваясь, рыбьи тела: то были хищные мурены. Своими острыми зубами мурены принялись кромсать живую плоть, и раб кричал, захлебываясь, и захлебнулся…

Орбелия потеряла сознание. Она не слышала ни едких реплик гостей Долабелла в свой адрес, ни насмешек, обращенных к Пизону: Пизону говорили, что раз его жена так расчувствовалась, то не иначе как она состояла в любовной связи с этим рабом. У Пизона были светлые волосы, а раб был черноволосым, и Пизону советовали поискать черные волосы на ее лобке…

Орбелия пришла в себя по пути домой. Ее, полулежавшую, несли на носилках рабы, а рядом с ней сидел Гней Пизон. На одном из поворотов полог носилок слегка отогнулся, и Орбелия увидела Марка, своего брата. Ее пронесли совсем рядом от него… Неуверенная, наяву ли это, она все же поманила его рукой. На большее у нее не хватило сил.

Дома Гней Пизон сказал ей:

«Как же это ты так, дорогая? Не следует огорчаться из-за каких-то рабов, это просто смешно. Не будешь же ты горевать о курице и ругать повара, который зарезал ее, чтобы приготовить для тебя прекрасное жаркое!»

«Но это было бессмысленное убийство!» — возразила она, возмущенная той легкостью, с которой убили раба.

«А вот и нет: многие получили удовольствие, глядя, как забавно он барахтался в воде. Что же касается тебя… Я не зря начал с курицы и повара. Помнишь паштет из молок мурен, который так хорошо умеют готовить мои повара? Что‚ слюнки потекли? Так вот: мой управляющий покупает мурен у Долабелла…»

Орбелию стошнило. Пизон принялся хохотать, глядя на ее удрученный вид.

«Поклянись, что никогда не будешь бить рабов», — услышала вдруг Орбелия свой голос. Просто удивительно, как она сумела тогда совладать с собой.