Девочка по имени Зверёк - Маргарита Разенкова

Послышалось тревожное, но вежливое бормотание:

– Я не причиню вам никакого вреда, да и не способен на это. Клянусь! Я попал в ужасное положение и отчаянно нуждаюсь в помощи. И мне отчего-то подумалось, что вы человек добрый и хоть и молодой, но справедливый. Так уж мне показалось, когда я молился, прося у Бога помощи и увидев вас на дороге.

«Монах? – удивленно подумал Тэдзуми. – Что-то не похоже: небрит, одет, как горожанин, а одежда недешевая, но уж больно необычная. Кто же это?»

– Сними капюшон! – велел он нетерпеливо.

Человек, смиренно и печально вздохнув, откинул капюшон, и Тэдзуми от досады поморщился: «Как я сразу не догадался: южный варвар! Европеец!»

Худой, нескладно-высокий, заросший многодневной щетиной, незнакомец производил, тем не менее, странно двойственное впечатление: внешне – бессилия, но одновременно – решимости и силы, отражавшихся в его блестящих от волнения глазах.

– Португалец? Кто ты и что здесь делаешь?

Тэдзуми приготовился услышать новую порцию скорбных вздохов и какие-нибудь жалкие объяснения, но странный человек неожиданно приосанился, извлек откуда-то из недр своего ужасного одеяния увесистую книгу и поднес ее к носу Тэ д з уми.

– Я слуга Господа! – заявил он с пафосом.

– А-а, проповедник-христианин! – равнодушно констатировал Тэдзуми, с лязгом возвращая в ножны излишний в этой ситуации меч.

– Да, монах-францисканец! – с искренней радостью подтвердил незнакомец. – Я прибыл в ваш край, чтобы проповедовать слово Божье!

– Для чего и позвал меня сюда, в кусты? – уточнил Тэдзуми.

Толстая книга опустилась вниз, христианин пригорюнился:

– Надо признать, что вы правы, мой молодой друг. Не место здесь проповеди. Сейчас я прошу о помощи.

– Ага, значит, проповедь впереди, – не удержался от иронии Тэдзуми. – Но, знаешь ли, мне некогда, я тороплюсь. И вообще, ты здорово рискуешь, сообщая о себе первому встречному: вы, христиане, давно уже вне закона! И убей я тебя прямо сейчас, никто и допытываться не станет, куда ты делся. Если есть, кому допытываться. Ты не боишься?

– Не боюсь, – голос странного собеседника Тэдзуми стал мирен и спокоен, – я давно ничего не боюсь: христианин должен быть готов к смерти в любую минуту. И бояться нам должно не смерти, разрушающей лишь тело, а греха, убивающего душу.

– Греха? А что вы, христиане, называете грехом?

– Грех – отступление от того, что заповедано нам Небесным Отцом, нарушение Его законов, о чем наша совесть…

– Ну, понятно, – перебил Тэдзуми, – все это я слышал и от наших священников: не сходить с пути, предписанного Буддой, и не нарушать законов Небесного Дао. А о смерти мы, самураи, думаем то же: быть готовым к ней прямо с утра и в любую минуту. Все это не ново!

Францисканец открыл было рот, чтобы продолжить свою речь, и по глазам его было видно, что он страстно хочет внести уточнения и дополнения в только что сказанное, но Тэдзуми был неумолим:

– Я не собираюсь слушать! Повторю вопрос: чего ты от меня хочешь? Отвечай либо проваливай!

– У меня совсем нет денег, – торопливо заговорил монах, – я устал, ослаб от недоедания, а мне нужно добраться до какого-нибудь западного порта и попытаться отправиться домой.

– Если смерть не страшит тебя, зачем тебе спасаться? – искренне удивился Тэдзуми.

– Смерть и вправду не страшит меня, – терпеливо пояснил собеседник, – но и искать мне, христианину, ее не пристало! Я могу погибнуть здесь безо всякой пользы, а ведь жизнь – бесценный дар Бога! Другое дело, если придется защищать мою веру, тогда я непременно буду сражаться и готов погибнуть за Христа!

– Я уже слышал об этом человеке, хотя толком ничего не знаю. Но то, что ты погибнешь здесь, кажется весьма вероятным, ведь у тебя даже нет оружия!

– Вот мое «оружие» – Библия, слово Божье! – Францисканец опять поднес свою книгу к лицу Тэдзуми, трепетно, как святыню, сжимая ее грязными пальцами.

Тэдзуми деликатно (его учили почитать святыни, даже и не буддийские) отстранил Библию от своего лица. Этот человек, как ни странно, начинал нравиться ему. Если бы кто-нибудь попросил его обосновать эту неуместную симпатию, он мог бы сказать: «Этот человек кажется мне удивительно храбрым для своего незавидного положения. Он не страшится смерти, как самурай, несгибаемо уверен в своем Пути и беззаветно предан своему Богу. Для уважения мне не требуется больше ничего! Пусть он как христианин и объявлен вне закона приказом бакуфу».

В сердце Тэдзуми приказ правительства сёгуна вступил в явное противоречие с тем, чему его учили с детства. Например, уважать достойного противника. И он решил помочь.

– Вот этих денег, – он протянул христианину свой кошелек, – тебе вполне хватит, чтобы добраться до западного побережья и дождаться корабля из Европы. Они все же частенько наведываются в наши порты, несмотря на запрет правительства. Надеюсь, Небо будет милостивым к тебе: ты очень смелый человек, мне это понравилось.

Францисканец прижал к груди кошелек, глядя на Тэдзуми полными благодарности глазами. Его губы что-то беззвучно шептали, но под конец он произнес громко: «Амэн!» Это слово понравилось Тэдзуми, и он даже несколько раз, словно пробуя на вкус, повторил его – «Амэн» тепло и мягко угнездилось в душе. Тэдзуми улыбнулся: приятное слово.

Он повернулся, чтобы уйти, но францисканец вдруг доверительно проговорил:

– Меня зовут падре Луис. Я священник. Падре Луис Сантъяго.

– Ты не обязан был сообщать мне свое имя! Это может связать наши кармы крепче, чем нужно. К тому же мне нипочем не произнести, да и не запомнить твоего диковинного европейского имени.

Тэдзуми сделал вторую попытку уйти, но португалец схватил его за рукав кимоно:

– Подождите. Я все же хотел бы знать ваше имя!

– Зачем? – удивился Тэдзуми.

– Я буду молиться за вас!

– Какому же богу?

– Всевидящий и Всемогущий Бог един!

– Тогда поминай в молитве «того молодого человека на проселочной дороге», – улыбнулся Тэдзуми. – Если твой бог всевидящ, он видит нас сейчас и поймет, кого ты будешь иметь ввиду.

Полуденная медитация в заросшей зеленью лощине ручья принесла свои плоды. Тэдзуми уверился, что два на первый взгляд нелепых случая (с крестьянкой, спасенной им из реки, и христианином-монахом) и одно недоразумение (Тэдзуми имел в виду, отныне несколько пренебрежительно, Юки) – все, происшедшее за последние несколько месяцев, хотя и неслучайно, но никоим образом не говорит о том, что он-де мог отклониться от своего Пути и пропустить что-нибудь важное.

Тэдзуми размышлял несколько часов, оставаясь в полном уединении, неподвижности и тишине. Он сидел на каменистом берегу, прямо у воды, едва не касаясь ее сапогами. Было бы здорово устроиться над водой – на каком-нибудь упавшем дереве. Но такого не нашлось, а рубить растущее Тэдзуми поленился.

Ручеек звонко бежал по камням, заглушая птичий гомон, густая листва склоненных к воде ив служила навесом от солнца. В лощине было чуть душновато, но ровно настолько, чтобы даже помогать медитации.

Тэдзуми долго смотрел на бегущий меж камней неширокий, но упругий поток – занятие, которому он мог предаваться часами. Мысли постепенно умиротворялись ритмичным, будто пульсирующим бегом воды. И сознание, завороженное мерцающими солнечными бликами, привычно подчинилось неглубокому дыханию, внутренней сосредоточенности и твердому намерению Тэдзуми разрешить свои сомнения.

Осознание событий пришло не сразу, но пришло, несомненно, твердо: все, что им совершено – не напрасно. Смысл событий, правда, ускользал. Особенно в последней истории с монахом-христианином, в которой сквозила недосказанность, незавершенность. «Странные люди, как этот португалец, часто вмешиваются, самым бесцеремонным и опрометчивым образом, в чужую карму, – подумал Тэдзуми. – Посмотрю, – решил он, – не изменит ли свой ход моя жизнь».

Жаль, что у него нет наставника, чтобы растолковать происшедшее, а обращаться к астрологам или гадателям Тэдзуми не хотел. Он вспомнил, как отец говаривал: «Небесному Дао более угодно твое послушание, чем понимание. А понимание будет даровано – когда ты будешь готов. Если не понимаешь, как действовать, делай, как должно и смотри на знаки судьбы. Вселенная полна смыслов».

Тэдзуми больше не станет терзать себя сомнениями: если Небу будет угодно, оно «подскажет» ему, что делать. Надо лишь быть внимательным к знакам, тут и там рассыпанным предупредительной судьбой. И все же жаль, что наставника у него нет! Не поискать ли?..

Задав себе этот вопрос, Тэдзуми мысленно неожиданно вернулся в сад родного дома, где под сенью старой вишни он подобрал весной три лепестка, три вопроса судьбы… Теперь их осталось два. Возможно, один из них… О, Будда! Конечно! Как он не догадался раньше? «Найди наставника, Тэдзуми» – так ясно услышал он совет, подаваемый Свыше.