Легенды Западного побережья (сборник) - Урсула Ле Гуин

Придя в отчаяние, похититель-фанатик решил обучить девочку английскому языку, чтобы дать ей возможность донести до людей мудрость, «данную ей от рождения». По его словам, «девчонка отказывалась учиться»; она молчала, а если и говорила, то еле слышно, и «не подчинялась», когда он пытался заставить ее повторять слова чужого языка. Ее «хозяин» запретил всем остальным людям видеться с нею. Когда же несколько сектантов в итоге обратились к официальным властям, девочке было лет семь, ее уже три года как прятали в подвале, и по крайней мере в течение последнего года, а то и больше, похититель регулярно избивал ее кнутом, «чтобы научить говорить», как он объяснял впоследствии, «потому что девчонка была слишком упряма». Но малышка продолжала молчать. Она была страшно запугана, явно голодала, однако терпела все побои и издевательства и не говорила ни слова.

Как только все это открылось, девочку моментально вернули семье, которая вот уже три года ее оплакивала, считая, что она забрела на ледник, заблудилась там и погибла. Родные встретили истерзанную малышку со слезами радости и горя. Насколько вся эта ужасная история повлияла на ее дальнейшее состояние, неизвестно, потому что АПИМ сразу же закрыло большую часть территории Азону для любых посещений извне — и для туристов, и для ученых. С тех пор в горах Азону не бывал более ни один иностранец. Вполне можно предположить, что соплеменники девочки были крайне возмущены, но и об этом никогда не было сказано ни единого слова.

ВРЕМЕНА ГОДА В АНЗАРАКЕ

Однажды я долго беседовала с одним старым анзаром, управляющим небольшой гостиницей, которую курирует АПИМ. Гостиница эта построена на острове посреди Великого Западного Океана, вдали ото всех берегов и от миграционных путей Анзарака. Только этот остров в настоящее время и разрешено посещать туристам из иных миров.

Кергеммег живет там постоянно, являясь единственным представителем местного населения. К тому же он — отличный гид. Только благодаря его присутствию туристы имеют возможность почувствовать хотя бы слабый аромат здешнего колорита, иначе этот остров был бы похож на тысячи других тропических островов, каких полно в любом из сотни миров — там много солнца и всегда веет легкий ветерок; там все словно пропитано ленью; там листва деревьев похожа на перья, там золотистые пляжи, а у внешнего края лагуны о рифы разбиваются огромные сине-зеленые белогривые волны. Большая часть туристов прибывает сюда, чтобы походить под парусом, половить рыбу, поваляться на пляже и попить богатого ферментами местного напитка ю; их не слишком интересует ни жизнь остального Анзарака, ни тот единственный старый анзар, что живет рядом с ними. Сперва они, конечно, смотрят на него с некоторым изумлением и старательно его фотографируют. Надо сказать, Кергеммег действительно поражает воображение: ростом футов семь, все еще довольно сильный, худощавый, даже, пожалуй, несколько угловатый, но лишь немного ссутулившийся под бременем прожитых лет; у него узкий череп, большие круглые черно-золотистые глаза и… клюв. Причем именно клюв придает его лицу выражение типа «все или ничего», хотя, пожалуй, из-за клюва лицо его не столь выразительно, как лица тех, у кого рот и нос существуют раздельно; впрочем, глаза Кергеммега и его брови способны весьма отчетливо выразить те чувства, которые он в данный момент испытывает. Он, может быть, и стар, но натура безусловно страстная.

Его явно несколько раздражали туповатые и равнодушные туристы; он чувствовал себя среди них одиноким и, похоже, даже обрадовался, обнаружив во мне благодарного слушателя (конечно же, не первого и не последнего в его жизни, но пока что единственного), и с удовольствием принялся рассказывать о своем народе. Мы частенько сидели с ним теплыми долгими вечерами, прихлебывая из высоких стаканов замечательный ледяной напиток ю, и любовались тем, как в фиолетовой темноте, пронизанной ярким светом звезд, светится море и мерцающими облачками вьются у крон перистолиственных деревьев целые рои светляков.

По словам Кергеммега, анзары с незапамятных времен следуют некоему Пути. Он называется Мадан. Это, собственно, основной закон жизни народа Анзарака, то, благодаря чему вершится здесь все на свете и все на свете существует. Как и в нашем слове Путь, в слове Мадан есть скрытый смысл понятия «вечность»; это тот единственный Путь, каким, по словам Кергеммега, и должен был следовать его народ, но, увы, на какое-то время отклонился от него в сторону. «Но теперь, — сказал он, — мы вернулись к Мадану и опять поступаем так, как поступали всегда».

Люди часто говорят: мы так поступали всегда, а потом оказывается, что их «всегда» — это не более одного-двух поколений, или веков, или, самое большее, тысячелетий. Культурные навыки, традиции цивилизации — это, можно сказать, мелочь в сравнении с традицией расы или народа. Ведь в нашем мире, например, человеческие существа действительно очень немногое делали и делают помимо главного: поисков пищи и воды, сна, пения, разговоров друг с другом, произведения на свет потомства, выкармливания детей и, возможно, некоего объединения с другими человеческими существами. Такова уж наша человеческая сущность, таковы те поведенческие императивы, которым мы следуем. Но какую гибкость и изобретательность мы проявляем в поисках новых занятий для себя, новых жизненных путей! Как искренне, как отчаянно ищем мы тот единственно верный путь, тот Истинный Путь, который, как нам кажется, мы давным-давно потеряли в гуще всяких новшеств, возможностей и предоставленного выбора…

Анзары имели, правда, несколько иную возможность выбора, чем мы. Возможно, более ограниченную. Но не менее интересную.

В их мире солнце имеет большие размеры, чем в нашем, и они находятся дальше от своего солнца, чем мы, и, хотя период обращения их планеты вокруг собственной оси примерно равен нашим суткам, год у них примерно соответствует двадцати четырем земным годам. И времена года здесь соответственно гораздо продолжительнее и вольготнее, ибо каждое из них продолжается целых шесть земных лет.

В каждом мире и каждом климате, где есть весна, именно весной наступает так называемый брачный сезон — время любви, размножения и зарождения новой жизни. А для существ, чья жизнь продолжается всего несколько сезонов или несколько лет, каждая весна — это также время выбора партнера, время вступления в брак, время начала новой жизни. Именно так это и происходит с анзарами, средняя продолжительность жизни которых — по их же подсчетам — всего три года.

Они населяют два континента — один расположен на экваторе и чуть севернее, а второй раскинулся на севере до самого полюса; оба континента соединены длинной гористой перемычкой, как Южная и Северная Америки, хотя в мире Анзарак все имеет несколько меньшие масштабы. Всю остальную территорию здесь занимает океан с несколькими архипелагами и множеством разбросанных в морском просторе островов, ни на одном из которых ныне люди не проживают, за исключением того острова, который использует АПИМ для туристов из иных миров.

Кергеммег рассказывал мне, что год в Анзараке начинается тогда, когда в городах юга, среди бескрайних равнин и пустынь, скажут свое слово Служители Года. И тогда огромные толпы соберутся, чтобы увидеть, как солнце замедлит свое движение у вершины той или иной священной башни или же пронзит своим первым утренним лучом ту или иную священную цель. Это момент солнцестояния, и, начиная с него, жара будет неумолимо усиливаться, иссушая земли, выжигая зеленые пастбища, поля, прерии, заросшие дикими злаками; в течение долгого засушливого сезона обмелеют реки и пересохнут колодцы. Но весна вслед за солнцем продвигается и на север, и там, на далеких горах начинают таять снега, а долины пестреют зеленью и цветами… И анзары тоже неизменно следуют за солнцем.

«Все, я улетаю, — говорит один старый друг другому старому другу, встретив его на улице города. — Там встретимся!» Молодые люди, кому всего год от роду — по-нашему, это двадцать один — двадцать два года, — распрощавшись с друзьями, с коллегами и с любимыми спортивными клубами, бросаются искать в лабиринте жилых конгломератов, более всего похожих на общежития или так называемые дома гостиничного типа, одного или обоих своих родителей, с которыми расстались прошлым летом, и найдя их, как ни в чем не бывало входят в дом ленивой походкой и бросают небрежно: «Привет, пап!», или «Привет, мам! Похоже, снова пора на север». И кто-то из родителей отвечает, стараясь ничем не обидеть своего «ребенка» (тем более руководящими указаниями по поводу долгого и трудного пути, который их отпрыск в раннем детстве уже совершил однажды вместе с ними): «Да, мы тоже об этом подумываем. И были бы рады, если б и ты отправился вместе с нами. Твоя сестра, между прочим, уже укладывает вещи в соседней комнате».